10 июля я второй раз присутствовал на церемонии вручения звания почетного доктора президенту Чешской Республики Вацлаву Гавелy. Свой первый почетный титул Гавел получил в
1982 г. в университете в Тулузе. Поскольку чехословацкие власти его туда не пустили, он поручил мне представлять его. Свою докторскую лекцию, которую он послал мне «контрабандой», он озаглавил «Политика и совесть». Гавел в ней подробно разбирал вопросы сосуществования политики, человека, природы и технологии и ставил вопрос об их балансе. Чернобыльская катастрофа, которая для него представляется примером нарушения такого баланса, была одной из главных тем его лекции в Киевском университете:
«...Чернобыль я ощущаю, прежде всего, как большое предостережение. Это слово как бы сообщает современному человеку, что все великие открытия, которые сделал его рациональный дух в своем головокружительном развитии, могут значительно облегчить жизнь, но и могут, одновременно, чрезвычайно ей угрожать, если человек не сделает попытку углубить свою ответственность за планету. Это слово нас как бы предупреждает: если касаемся самой тайны материи, тем самым, одновременно, касаемся и скрытого способа бытия, который значительно переступает границы научно постигнутого и который мы должны уважать во всех его измерениях, если не хотим, в конце концов, стать жертвой своего надменного представления, что открытием чего-то частичного мы перемудрили космос как целое».
Философский склад мышления поэта Гавелa - политиком он стал значительно позже - заставил его заниматься подобными вопросами давно. Ещё 2 февраля 1979 он пишет мне из своей дачи Градечек, где его гусаковская полиция подвергла домашнему аресту: «...должен сказать, что Ваша статья меня полностью убедила. Общий кризис современной технической цивилизации не решит, конечно, выбор того или другого нового источника энергии; тем не менее, рассматривая различные альтернативы перспективных источников энергии, ядерная энергия представляется мне - согласно Вашему изложению - наилучшим решением. В особенности на меня - не учёного, а поэта, подействовал аргумент, что ядерная энергия это единственная естественная и подлинная энергия, существующая в природе...» Статья, на которую Гавел ссылается, «Ядерная энергия - быть или не быть» была мною написана для дискуссии о безопасности ядерной энергетики, начатой Хартией 77, после аварии первой чехословацкой ЯЭ в Ясельских Богуницах.
Я привожу эти факты, чтобы показать, что президент Гавел интересуется вопросами ядерной энергии не один десяток лет. Неудивительно поэтому, что он попросил включить в программу его поездки посещение Чернобыля и Припяти.
Гавел - первый глава иностранного государства, посетивший Чернобыль, и его визит имеет большое моральное и символическое значение.
Президент принял мое предложение сопровождать его при посещении ЧАЭС, и я имел возможность обсуждать с ним подробно его сегодняшнее отношение к ядерной энергетике.
«Чернобыль, однако, несет в себе еще одно послание особой важности: напоминая нам, что радиоактивное излучение игнорирует государственные границы, он назидает нас с новой, небывалой настойчивостью помнить о том, что мы все, правда, так или иначе знаем, но не умеем из этого сделать соответствующие выводы: что человечество сегодня живет - впервые в своей истории - в пространстве единой глобально связанной цивилизации, которая охватывает целую планету, и что наши судьбы, возможно, больше, чем мы допускаем, объединены в судьбу единую...»
Вопросы, которые Гавел задавал мне во время этой поездки, и его дискуссия с генеральным директором ЧАЭС Парашиным свидетельствуют о его глубокой озабоченности. В Чехии никак не могут закончить строительство двух советских реакторов типа ВВЭР-1000, начатое ещё в восьмидесятых годах. Завершение строительства было поручено американской фирме Вестингхаус, которая должна обеспечить западные стандарты безопасности и современные топливные элементы. Накануне поездки Гавелa в Украину правительство Чешской Республики сообщило, что запуск Темелина откладывается - уже который раз - на 1999 г.
Президента Гавелa волновал вопрос, не может ли чернобыльская авария повториться на оставшихся реакторах, он интересовался состоянием саркофага и положением с чернобыльским налогом, хотел знать, как были наказаны виновные за аварию и как была выражена благодарность тем, кто ликвидировал аварию, и какова будет судьба пяти-шести тысяч работников ЧАЭС после закрытия этой станции.
Должен сказать, что на многие вопросы Гавел удовлетворительного ответа не получил: некоторые из его вопросов касались слишком деликатных тем, на другие ответ пока неизвестен.
Прогулка по Припяти произвела на Гавелa удручающее впечатление.
«Коммунизм обещал строить светлые города будущего и вот результат: мертвый, покинутый город за колючей проволокой».
Палило солнце, буйная растительность скрывала медленно распадающиеся постройки. «Если бы эти панельные дома выдержали сотни лет, это был бы наилучший музей коммунизма...», - сказал он мне в раздумье.
И я почему-то вспомнил поездку в Освенцим вместе со своим отцом в пятидесятые годы. Отец хотел показать мне место, где провел несколько лет в нацистском концлагере. Освенцим был покрыт травой, кустами, цветами, пышно растущими на почве, удобренной золой миллионов узников.
«Нет, ты не можешь представить себе, как это выглядело в сорок третьем или четвертом году. Грязь по колени, вонь, стонущие и истощенные узники в полосатой одежде, лай собак и эссесовцы на вышках с пулемётами...», - сказал мне отец.
И я понял, что никакой припятский музей не сможет воспроизвести атмосферу того, что происходило 26-28 апреля 1986 г.