Вряд ли кто-то сегодня в России всерьез соберется обсуждать мирное соглашение, подписанное в дагестанском городе Хасавюрт секретарем Совета безопасности России Александром Лебедем и начальником главного штаба чеченских формирований Асланом Масхадовым. Уже очевидно - и первый после отпуска брифинг главы президентской администрации Анатолия Чубайса только подтвердил это, - что у деталей подписанного генералами документа будет даже больше противников, чем у самого мирного соглашения в целом. Да, в необходимости завершить войну в России никто не сомневается, однако какой ценой? И тут политики становятся рабами одной и той же формулы, все они повторяют, как заклинание - и Анатолий Чубайс, и заместитель председателя Государственной думы, один из лидеров оппозиции Сергей Бабурин, и заместитель партии «Демократический выбор России» Сергей Юшенков - территориальная целостность России. И президент, когда сам выскажется, конечно же, скажет именно это, потому что именно этой формулы требует от него должность. Поэтому идея отложенного статуса Чечни может вызвать хоть какое-то сочувствие в политических кругах только в том случае, если Лебедь докажет, что дело идет именно к возвращению Чечни в лоно российской государственности - мирным путем, пусть и не сегодня, так через пять лет, а пока что она никуда не денется...
Но доказать это будет все труднее, потому что лидеры чеченского Сопротивления, кажется, здесь не собираются подыгрывать столь уважаемому ими генералу. Указ Зелимхана Яндарбиева, согласно которому 6 сентября празднуется День независимости Чечни, - кажется, очевидное доказательство того, что Чечня не идет в Россию, а уходит от России. Но, в конце концов, Лебедь должен был бы быть благодарен Яндарбиеву за этот указ. Потому что президент Ичкерии мог бы объявить 6 сентября и Днем победы.
Можно сколько угодно говорить, что в этом и состоял кремлевский план: бросить Лебедя «на Чечню», заставив его подписать необходимый, но, очевидно, непопулярный договор о мире, а затем избавиться от генерала, обвинив его в недостатке патриотических чувств и непонимании важности территориальной целостности России. Но это только кремлевская интрига, надводная часть айсберга, который на этот раз настолько велик, что вряд ли растопится под благотворными лучами аппаратных расчетов. Стоит только задаться вопросом, который не очень-то любят задавать в Москве: а почему, собственно, Александр Лебедь должен был идти на столь беспрецедентные уступки? Да, он оказался именно тем человеком, который отважился, но сейчас речь не столько о человеке, сколько об уступках. И ответ прост: генералу Лебедю пришлось согласиться с генералом Масхадовым потому, что российская армия просто проиграла войну чеченскому Сопротивлению. И стремительный захват Грозного боевиками только подтвердил это, только обозначил, что армия не может противостоять им, что она деморализована, что она не способна не только на новые победы, но и на сохранение позиций...
Конечно, генералы еще долго будут всех уверять, что армия могла бы, но ей не дали, что лебедь всех сдал и все сдал... Но это неправда. Мы сами видели, что армия получила тот карт-бланш, который ей действительно не давали в Вильнюсе или в Москве в августе 1991-го. И даже в Баку, даже при первом применении войск в Тбилиси генералы находились в плену противоречивых приказов и нежелания Первого лица брать на себя ответственность. Ответственность Первого лица в чеченской войне - тема для отдельного разговора, однако происшедшее, например, в Самашках - а были ли Самашки лишь одиноким эпизодом этой войны? - показало, что армия не очень-то церемонится с мирным населением, что оно... скажем мягче... не мешает ей воевать. Войска вели себя в Чечне, как на чужой территории. они не вели себя так не только в Москве, но и в балтийских странах или в Закавказье. И, возможно, именно потому сохранялась иллюзия, что армия не уничтожает, потому что не получает приказа, потому что страшно - или неудобно - давить мирное население на глазах цивилизованного мира. Но если ей отдадут приказ - она сможет, она задавит. Это та самая армия, которая, не дрогнув, наводила порядок в Венгрии и Чехословакии, которая оставила после себя разрушенный Афганистан...
Это не та армия. Во всяком случае сегодня это уже не та армия. Она получила приказ - или получила возможность, - но справиться не смогла. Еще вчера эта армия - и страна, которая за ней стояла, - могла определять ход не столько военных, сколько политических событий на постсоветском пространстве. От настроения ее генералов зависело, кто будет побеждать в карабахском конфликте, кому владеть Абхазией, кому владеть Таджикистаном. Так было. Но так не будет. Даже де-факто независимая Чечня - новый геополитический фактор. Ее лидеры - победившие - вряд или будут бояться за Россию и считаться с ее геополитическими интересами. Улучшение отношений Москвы и Тбилиси, например, было связано с ожиданиями Эдуарда Шеварднадзе, что абхазская проблема будет вот-вот решена, а территориальная целостность Грузии восстановлена в той или иной форме. Но не секрет, что президент Абхазии Владислав Ардзинба пришел к власти и изгнал большинство населения Абхазии из родных мест именно благодаря помощи руководителей чеченского Сопротивления - тогда они сидели в еще не разрушенном Грозном и координировали взаимодействие командующего Абхазским фронтом Шамиля Басаева и российских генералов. Не секрет, что чеченцы использовали - пусть без сотрудничества, так с молчаливого согласия абхазского руководства - территорию этой республики во время войны с Россией. И очевидно, что даже де-факто независимая Чечня не может существовать без выхода к морю, который может обеспечить ей только де-факто независимая Абхазия. Это один узел. Второй - связан с ситуацией в соседнем Дагестане, руководство которого с трудом удерживает республику от сползания в войну. А все же один из дагестанских народов, чеченцы-аккинцы, весьма симпатизировали Сопротивлению и их «столица» - Хасавюрт - стала местом подписания мирного соглашения. Если Чечня уйдет в самом деле, а российские руководители предпримут попытку отделиться от «мятежной провинции» настоящей границей, то как отреагируют в чеченских районах Дагестана? Это второй узел. Третий - Ингушетия и застарелый осетино-ингушский конфликт. Спешная встреча во Владикавказе президента Грузии Эдуарда Шеварднадзе с председателем парламента Южной Осетии Людвигом Чобировым при посредничестве президента Северной Осетии Ахаарбека Галазова - встреча, на которой было заявлено о компромиссе между Тбилиси и Цхинвали, а североосетинское руководство заявило, что у него нет планов объединиться с грузинской Южной Осетией, - также показатель встревоженности будущим региона, стремлением избавиться от застарелых конфликтов ввиду вызревания более серьезной угрозы. Ингушский и чеченский народы были близки во время этой войны, и кто сказал, что это никак не отразится на будущем Северного Кавказа?
Впрочем, это региональные проблемы и проблемки, которые можно перечислять, а можно и свести к общему знаменателю: влияние «исламского фактора» на Северном Кавказе возрастает неимоверно. К тому же: когда начиналась эта война, только Джохар Дудаев и горстка фанатиков вокруг него верили, что ее можно выиграть у российской военной машины. А сражение Давида и Голиафа окончилось тем, чем окончилось сражение Давида и Голиафа. Значит, это возможно? Значит - проблему будущей государственности можно решить военным путем, с каким бы противником ты не имел дело?
Поражение России еще аукнется. Не только изменением роли России в мире: супердержавы и даже претенденты на их роли так не проигрывают. Но и вообще раскладом сил, и взаимоотношениями государств с их частями, претендующими на самостоятельность. Чеченский пример становится частью мировой истории и мировой политики. Он многое меняет.