Участники драматических событий в Тбилиси продолжают спорить, как назвать то, что привело к отставке президента страны Эдуарда Шеварднадзе и переходу власти в грузинской столице в руки вчерашних оппозиционеров, — бархатной революцией, революцией роз (во время захвата здания парламента сторонниками Михаила Саакашвили в руках у них были эти цветы) или как-нибудь еще. Но происшедшее в Грузии можно назвать и по имени человека, приезд которого в Тбилиси минувшим летом дал обделенной властью части номенклатуры надежду на перехват политических полномочий и финансовых потоков у команды Эдуарда Шеварднадзе. Этот человек — давний товарищ теперь уже бывшего президента Грузии, государственный секретарь США в администрации Джорджа Буша-старшего Джеймс Бейкер.
Именно после приезда Бейкера в Тбилиси заговорили о том, что эпоха Шеварднадзе подходит к концу. Еще раньше об этом говорили информированные люди в Соединенных Штатах. В отличие от своего соратника по партийному руководству брежневских времен и соседа по региону Гейдара Алиева, Шеварднадзе не мог внятно объяснить американцам, да и не только им, что будет после его ухода с политической арены. В условиях, когда территориальная целостность Грузии не восстановлена, экономика разрушена, а центральная власть практически полностью делегировала регионам свои полномочия, это было чревато не только дестабилизацией в самой Грузии, но и появлением во главе страны политика пророссийской ориентации. Кстати, союз Шеварднадзе с аджарским лидером Асланом Абашидзе уже после парламентских выборов, теперь признанных несостоявшимися, продемонстрировал, что это были не напрасные опасения.
Алиев мог четко показать, кто продолжит его курс на Запад, и потому этот самый Запад почти не обратил внимание на то, как считались голоса на выборах президента Грузии. А уверенные в том, что у них украли победу азербайджанские оппозиционеры, так и остались маргиналами из телерепортажей, не готовыми согласиться с тем, что, выражаясь словами Виктора Ющенко, «демократия проиграла». Шеварднадзе ничего показать не мог — потому-то переход власти в руки оппозиции выглядел лучшим вариантом, чем неопределенность.
Нет, конечно же, Джеймс Бейкер не собирался свергать старого друга, Боже упаси! Для США было важно увидеть единство оппозиционных сил — как в Сербии перед отставкой Слободана Милошевича. Именно для этого Бейкер и собрал в американском посольстве в Тбилиси лидеров всех оппозиционных партий — Зураба Жванию, Левана Гачечиладзе («Новые правые»), Михаила Саакашвили, Шалву Нателашвили (лейбористы), Джемала Гогитидзе (абашидзевцы), Акакия Асатиани (монархисты). Главой единого оппозиционного блока предполагалось сделать женщину — Нино Бурджанадзе. После победы оппозиции на парламентских выборах Бурджанадзе, дочь старого друга Шеварднадзе Анзори Бурджанадзе — хозяина зерновой торговли в Грузии — и жена бывшего военного прокурора страны, должна была вновь возглавить парламент. В нужный момент Шеварднадзе ушел бы в отставку, спикер стала бы исполнять обязанности президента и потом выиграла демократические выборы, в которых, конечно, самое главное — не кто голосует, а кто считает. Вот и вся революция, ничего страшного. Но только оппозиция объединяться не захотела — лидер Национального движения и экс-министр юстиции Михаил Саакашвили пошел на выборы самостоятельно от своих старых друзей и соперников Бурджанадзе и Зураба Жвании, как и остальные оппозиционеры, а лидер сторонников Аслана Абашидзе Джемал Гогитидзе предпочитал скорее договариваться с командой Шеварднадзе, чем с оппозиционерами. Да и сама команда Шеварднадзе понимала, что в случае отставки президента ему, может, что-то и гарантируют, а вот его соратники станут козлами отпущения. И предпочитала считать голоса так, как это удобно было ей. К тому же, если бы Шеварднадзе, допустим, и хотел бы честных выборов, он все равно не мог бы их провести — за все время существования независимой Грузии в ее истории не было периода, в который центральная власть контролировала бы регионы. В результате обнародованные результаты выборов превращали оппозицию в аутсайдеров и не оставляли ей никаких надежд на участие в процессе выбора преемника президента.
И только когда события стали развиваться по сербскому сценарию, появилась единая оппозиция из сторонников Саакашвили, Жвании и Бурджанадзе (впрочем, лейбористы вновь не присоединились и к этому движению), массовые акции, молодежный протест, требования не просто отменить результаты выборов, но и отправить в отставку президента. Шеварднадзе оказался в отставке, а Нино Бурджанадзе, как и было договорено летом, — в кресле исполняющего обязанности президента, впрочем, не столько в результате народного волнения, сколько в результате неожиданного для самого президента, но, очевидно, ожидавшегося оппозиционерами отхода силовиков. С одной только небольшой корректировкой — обнародованные результаты отмененных выборов продемонстрировали, что лидером оппозиции является Михаил Саакашвили, а Бурджанадзе и Жвания — его младшими партнерами. Именно Саакашвили и стал единым кандидатом на пост президента от оппозиции, и именно он, если не произойдет ничего непредвиденного, возглавит страну после выборов 4 января. Вопрос о том, почему оппозиционеры не верят в результаты парламентских выборов вообще, но верят в результаты Саакашвили, не обсуждается — в конце концов, речь идет не столько о демократии, сколько о власти. Стоит вспомнить, что даже на переговорах с Шеварднадзе оппозиционеры выдвигали различные требования — Саакашвили было достаточно признания его партии победительницей, а Бурджанадзе и Жванию категорически не устраивали сами выборы, и они настойчиво требовали отмены их результатов. Саакашвили, пользующемуся очевидной массовой поддержкой, была нужна власть уже сегодня. Бурджанадзе и Жвания понимали, что завтра разогретый популистскими заявлениями рейтинг молодого соратника упадет и он не сможет с ними конкурировать. Поэтому они и хотели новых выборов. Поэтому даже когда Саакашвили был готов предложить Шеварднадзе выступить с заявлением об отставке, Бурджанадзе говорила, что готова обсуждать возможность сохранения за президентом его должности — и это уже после захвата парламента и после того, как она провозгласила себя исполняющей обязанности главы государства. Но было уже поздно: с тем, что президент должен уйти, согласились силовики. «Операция прошла нормально», — подвел итог руководитель грузинской разведки Автандил Иоселиани.
Теперь перейдем к ответу на следующий вопрос: если американское влияние на грузинские события так ощутимо, что же делал в Тбилиси министр иностранных дел России Игорь Иванов? Неужели тоже выступал в роли посланника госдепартамента?
Очевидно, нет. Понимал ли Иванов, когда вылетал в Тбилиси, что отставка Шеварднадзе неминуема, или столкнулся с этой реальностью уже после прилета в Грузию? Тем не менее его главной задачей было продемонстрировать вовлеченность России в грузинские политические процессы. И это ему удалось. Процитирую все того же Иоселиани: «С помощью Игоря Иванова видишь, что вчера сделали? Решили вопрос». Иванову удалось произвести впечатление, что именно его посредничество привело к мирному исходу кризиса, отставке Шеварднадзе и переходу власти к оппозиции. Но если госдепартамент США признал новую власть спустя несколько часов, Россия этого не сделала до сих пор. Более того, на следующий день, когда Игорь Иванов вернулся в Москву, президент России Владимир Путин позволил себе заметить, что Эдуард Шеварднадзе не был диктатором. И напомнить об ответственности как тем, кто путем силового давления свергает власть, так и тем, кто поощряет эти процессы, — не стоит объяснять, в чей огород брошен этот булыжник из Кремля.
А Игорь Иванов летел не столько в Тбилиси, сколько в Батуми. Узнав о том, что отставка Шеварднадзе состоялась, он немедленно отправился в аэропорт. Результаты его аджарского вояжа также хорошо известны: глава Аджарии Аслан Абашидзе не только не отменил чрезвычайное положение в республике, но и подтвердил его специальным решением парламента автономии. Случившееся в Тбилиси Абашидзе назвал государственным переворотом. Уже во вторник он был в Москве. И был принят, между прочим, премьер-министром России Михаилом Касьяновым. На этой встрече обсуждался, между прочим, вопрос об отмене визового режима между Россией и Аджарией. До сих пор Москва вводила визовые послабления только по отношению к двум самопровозглашенным республикам — Абхазии и Южной Осетии. Но эти регионы имеют с Россией общую границу, считают себя независимыми от Тбилиси и, кроме того, на их границах нет грузинских пограничников. А на аджарских — по крайней мере, в аэропорту Батуми — есть. И сам факт переговоров о визовом режиме с руководителем автономии означает, что после смены власти в Тбилиси Москва считает Аджарию неким особым образованием, хотя и не спешит это признавать. К тому же Аджария отказывается участвовать в выборах президента Грузии, а Абашидзе обещает, что в случае нападения на ее территорию республику защитят расквартированные в ней российские войска. И, наконец, самое главное — встреча руководителей Аджарии, Южной Осетии и Абхазии, которая в конце недели прошла в российской столице, как в доброе старое советское время, когда именно в Москве совещались руководители стремящихся отделиться автономий…
Удивляться этому не приходится. Проиграв Вашингтону контроль над центральной властью в Тбилиси, Москва может восстановить свое влияние в Грузии только усилением влияния в регионах. Или проще говоря — территориальной дезинтеграцией Грузии. Помешать этой дезинтеграции — хотя бы символически — мог бы сильный и одновременно умеренный лидер, пользующийся авторитетом и уважением в стране. На определенном этапе грузинской истории таким лидером и был Эдуард Шеварднадзе. Сегодня такого лидера нет. Зато есть консультационная группа государственного департамента США, которая готовится на следующей неделе прибыть в Тбилиси, чтобы помочь новым лидерам Грузии в получении властных полномочий…