Это больше порок времени, чем человека?
Вольтер
Предельно надоевшая и плохо сочетающаяся с нормальным изложением жизни фраза «Время покажет» сегодня, когда до главных выборов этого столетия в Украине осталось совсем недолго, все же может быть использована как таковая. Любопытно заглянуть туда, в холодный ноябрь, из постоянно, но все же медленно теплеющего мая, представить себе ликование одних и уныние других и узнать, что же показало время. А оно точно покажет фейерверки восторгов победивших и беспредельную апатию проигравших. Заглянув еще дальше, можно увидеть, что фейерверки потом, уже после ноября, будут сопутствовать этим одним в течение, возможно, целых пяти лет, в то время как жизнь других может превратиться в ужас безвременья.
Если. Если - это слово также плохо сочетается с нормальным изложением жизни, но все-таки: если в течение предстоящих пяти месяцев главные соискатели главного кресла не явят гражданам чего-либо, что вызовет восторг, доверие и главное - удивление от увиденного и услышанного, то в любом случае фейерверки будут сопровождать жизнь предельно малого количества граждан в предстоящие годы, в то время как жизнь гражданского большинства превратится в... (Тут я замолкаю и предлагаю читателям подставить любые слова, словосочетания и сравнения.) Есть ли причины думать, что соискатели явят то, что может удивить, и есть ли признаки того, что удивительное явится? Можно ли представить в качестве примера нынешнего Президента Леонида Кучму вновь целеустремленным соискателем образца 1994 года - Леонидом Кучмой, стоящим на трибуне Верховной Рады, раздраженно-эмоционально и небезразлично призывающим сделать резкие внятные и целесообразные шаги. Или наоборот, возникает образ другого Леонида Кучмы - растерянного и молящего о подсказке: «Скажите, что строить?».
Приблизив ретроспективу событий ближе к маю 1999 года, находим ли мы больше рассудительной отваги, либо тонкой игры, либо отчаянной публичности, когда рискованные предприятия правителя объясняются нации так, что сама нация считает действия власти своими собственными необходимыми действиями? Наверное, успокоение волн в российско-украинском море проблем и недовольств было такой отвагой и такой игрой. Видимо, конституционные реконструкции могут быть признаны приведшими к успеху или по крайней мере затишью. Но случились все эти события давно, а любовь и понимание гражданами своего правителя часто напоминают такие же чувства, только между мужчиной и женщиной и наоборот. Вначале любовь - это восторг эмоций, потом - течение завороженности, потом - недоумение от произошедшего, похожее на простые слова: «За что я его(ее) все-таки любил(а)?». Человеческие существа недолгопамятны. И они стремительно забывают прелести эмоционального восприятия мира. Так и граждане в государствах, желая видеть новое завтра, не помнят старого вчерашнего, даже выдающегося, действия своих правителей. Так блестящий Уинстон Черчилль перестал быть руководителем супердержавы в пике триумфа на совещании победителей в великой войне ХХ века.
Какие же, если не углубляться, аргументы представляют сторонники власти в пользу правильного, с их точки зрения, выбора? Эти аргументы можно признать весьма разнообразными. Смена власти в недемократическом и нелиберальном обществе приведет к хаосу, говорят эти сторонники. И это может быть признано вероятным. Коррекция иностранной политики приведет к застою в делах заграничных. Ожидание действий новой власти остановит действия промышленности и торговли. Вполне вероятный передел нажитой (или как-то иначе полученной) собственности приведет к жестокостям и бесчинствам. Информационные средства замрут в немом призыве приказа для одних или намека для других. Это перечисление пагубных обстоятельств можно было бы продолжить, и все они, повторюсь, будут выглядеть действительно убедительно.
Скептики, однако, скажут, что это не аргументы девятого года жизни страны. Это могут быть аргументы второго или третьего года, но не девятого или десятого, когда, как кажется, власть уже воспитала в себе и одновременно закалила демократию и либерализм в обществе. Когда это общество, хотя бы в общих чертах, уверено в своих иностранных приоритетах, а не путается постоянно в аморфной многовекторности. Когда смена власти в минимальной степени влияет на работу торговли и промышленности и когда информационные средства не ждут намеков от власти, а сами ей намекают. Что касается собственности, о которой говорят, что она может быть подвергнута делению, на самом деле, может быть, изначально она, эта собственность, была поделена не вполне справедливо. «Однако вы не учитываете, - отвечают скептикам их оппоненты, - в какой стране мы живем. И еще вы не учитываете ментальность нашего народа». Тут, видимо, следует пауза в дискуссии и размышления на тему, может ли политик позволить себе называть собственную страну дурной, а граждан - не вполне умственно полноценными. Весьма вероятно, что может. Это вопрос дискутабельный. Но скептики вновь за свое. Они, как им и положено, продолжают упорствовать и приводят конкретные примеры. «А как же католическая Польша, - говорят они, - православная Греция, мусульманская Турция и даже, - вздохнут скептики-патриоты, - соседняя Россия (если не Россия, то хоть Москва)?», - уточнят они же, намекая, что ментальность - разная, а результат - один.
Все эти размышления не сфокусированы на обсуждении и критике того, что одни именуют режимом, а другие - властью. Они просто достаточно неявно, то есть пунктирно, пытаются очертить контуры дискуссии, которая также достаточно неявно представлена в обществе. Дискуссия, которая сводится к вопросу учительницы школьнику пятого года обучения. «Леонид, - например, говорит строгая и требовательная учительница, - ты наконец исправишься?» И в виде поощрения добавит: «Ты можешь, я знаю. Ты можешь прекратить несправедливости, коррупцию и преступность. Дать волю предприимчивым и дать по рукам мздоимцам. Дать возможность эффектно зарабатывать на эффективных предприятиях. Дать возможность ходить гордо и радоваться чаще, чем грустить. Можешь или, может быть, все-таки не можешь? И если не можешь... выйди из класса».
Эти же незамысловатые на первый взгляд вопросы та же требовательная учительница может задать и задает всем ученикам этого класса - и часто молчащему Евгению, и заводиле Наталье, и болезненно справедливому Петру, и угрюмому хитрецу и старосте Александру, и бывшему старосте - его тезке. Это, кажется, на сегодня все реальные соискатели титула председателя совета дружины. И каждый так или иначе должен понравиться, совершить усилия и добиться, чтобы движение к цели было справедливым, законным, честным и необременительным для сограждан. И чтобы в конце концов не выгнали из класса.
Фактически речь идет о том, может ли страна позволить себе еще пять лет разнообразных экспериментирований или уже не может. И, с другой стороны, есть ли хоть какая-то доля вероятности того, что смена лидера приведет к смене настроения граждан? Когда эмоции в силе, дух слаб, разум помутнен ненавистью, завистью и отсутствием информации, нелегко размышлять, сохраняя холодность и трезвый расчет обстоятельств. Но холодность и расчетливость подсказывают, что, скорее всего, надо вновь ожидать худшего. Оно, это худшее, случится в любом случае, то есть при любых обстоятельствах жизни, ибо каждый соискатель известен и никто из них не способен поразить даже самое изощренное воображение. И каждый из них сегодня, как и вчера, хитрит, и так получается, что поворачивается к согражданам худшими своими частями, желая на самом деле показать лучшие. И все соискатели узнаваемы в том худшем значении, что удивить, кажется, уже не способны по определению. А это - верный признак того, что фейерверков после ноября не будет, а будет новое ожидание новых героев. И после мрака предыдущего уже со всей силой надвигается мрак последующий - мрак боязни сказать и подумать, боязни сделать и не согласиться и даже мрак боязни заработать и пропить.
Можно ли представить себе поведение всех без исключения соискателей титула? Можно представить всех и иногда кажется все. Можно ли представить, что экстраординарные ситуации приведут к экстраординарным ответам? Нельзя. Как нельзя, по крайней мере, прошлое утверждает, что нельзя, представить себе действующего Президента более открытым, доступным, очеловеченным. Человеком слова и дела. Как нельзя представить себе лидера прогрессивных социалистов более дружелюбной и толерантной. Очень сложно так напрячь воображение, чтобы перед мысленным взором открылся лидер коммунистов, ратующий за сохранение даже справедливо нажитой частной собственности. И так же сложно мысленно увидеть живую активность бывшего первого министра и представить себе бывшего спикера не мятежного и ищущего идеологию в широком спектре - от коммунизма до неоконсерватизма.
В принципе все это - наблюдения посвященных. Перед непосвященными открывается картина аморфности позиций всех, из которых один имеет все условия для собственного проявления, а другие имеют только часть условий. И несложно догадаться, кто этот один, а кто эти другие. Вновь возвращаясь назад, надо сказать, что терпение - это то, что осталось. Еще осталось ожидать худшего с надеждой. И еще осталось движение жизни, которая уходит. И каждый станет на пять лет старше, когда появятся новые надежды и когда новые люди вспомнят старые истины, очень трогательные в своей уязвимости, когда каждый сможет отличить пошлую и угодливую продажность от гордой, но беззащитной справедливости. И когда покажется стыдной и неуместной пафосность многих предыдущих строк. Если вооружиться вечной модой на заимствования, то можно допустить повторение сказанного четверть тысячелетия назад: «Как только продажность перестанет быть средством правления - а она перестанет им быть, едва на трон взойдет Король-Патриот, - это будет целительной панацеей; естественным образом возродится дух Конституции, а по мере его возрождения будут восстанавливаться в своей первозданной целостности порядки и формы Конституции, которые станут тем, чем им и предназначено быть, то есть подлинными преградами произволу власти, а не ширмами и масками, под чьим прикрытием скрывается этот произвол».
Это было сказано лордом Болингброком в 1738 году в Англии, на крайнем западе Европы. Через 260 лет на крайнем ее востоке они, эти слова, продолжают быть актуальными. Отчетливость, с которой проступают уже теперь, когда до массового волеизъявления остается менее полугода, черты беззакония, способна сделать меланхоликом любого весельчака. Можно ли быть уверенным, что меланхолия общества будет уничтожена выборами? Или если вспомнить лорда Бэкона с его фразой «Хитрец умеет тасовать карты, а мудрец лучше играет», то уместнее спросить у участников соревнования: «Научились ли вы играть в карты честно, не подсматривая и не передергивая? Или пока идет обучение игре? Или, может быть, уже идет обучение разнообразным фокусам и подтасовкам одних на фоне угрюмой обреченности других и обескураживающе-молчаливом попустительстве третьих?» Все это - риторические вопросы всем соискателям трона, которые можно в принципе оставить без ответа. Всем, включая одного, который сегодня кажется наиболее вероятным триумфатором.