Прошло уже больше недели со дня неожиданной отставки генерального прокурора России Владимира Устинова, а он так и не появился на людях — как бы его никогда и не было. В день отставки Устинова телеканалы показали кадры его последней встречи с президентом (очевидно, той самой, на которой он и «договаривался» об отставке) — и все. Нет никакого Устинова. Будто и не было вовсе. Участники проходившего в эти же дни в Москве Международного газетного конгресса — я имею ввиду западные участники — только недоумевали. «Как же это так, такая хорошая тема! Неужели у вас ни один репортер не догадался пойти взять интервью у генерального прокурора в отставке? Неужели никто так и не додумался провести расследование? Неужели…». Ну и так далее. Обычные западные бредни. Да что западные! Украинские журналисты — и те недоумевали, словно не жили никогда в царстве победившей целесообразности. Как же это так! Вот у нас генеральный прокурор ушел в отставку — и сразу же стал телезвездой, так что его пришлось уносить с телеэкрана.
А их российские коллеги только загадочно улыбались. И в самом деле: что объяснять людям, ничего не понимающим в настоящей политике и настоящей журналистике. Я бы мог объяснить, конечно. Вот кого посадил Святослав Пискун? Кого посадил — того выпустил. А кого выпустил — тот ему теперь товарищ по фракции. А вот тех, кого посадил Владимир Устинов, в парламенте не доищешься. Иных уж нет, а те далече. Так что тут поневоле спрячешься, залижешь раны и начнешь обдумывать, что делать дальше, когда прокурорская должность тебя уже не защищает…
Но это — неполитическое объяснение. О политических причинах можно только догадываться, но главная из них может состоять в том, что Устинов, пусть и породнившийся с одним из ближайших путинских соратников Игорем Сечиным, так и не стал для президента своим. Так и остался — из другой семьи.
Когда Владимир Путин после ареста Владимира Гусинского объяснял, что не может дозвониться генеральному прокурору Владимиру Устинову, журналисты воспринимали эти слова российского лидера как элегантный уход от конкретного ответа на вопрос о судьбе опального олигарха. То, что президент России таким образом просто говорил правду — ну хорошо, не о самом звонке, а сути своих взаимоотношений с генпрокурором, никому не приходило в голову.
Устинов сразу же после своего назначения по непонятным причинам был зачислен в ближний круг президента, и любые попытки объяснить, что ему не может быть доверия в этом кругу, воспринимались как кощунство, как желание усложнить простые и ясные отношения в коридорах российской власти. Не обращалось внимания на обстоятельства биографии нового генерального прокурора, на его тесные взаимоотношения с кругами, далекими и независимыми от российского президента. Игнорировалось просто то очевидное обстоятельство, что генеральный прокурор — человек, а не дырокол на столе президента. И у него могут быть собственные представления о плохом и хорошем, о друзьях и врагах, отнюдь не всегда совпадающие с президентскими.
Устинов никогда не был человеком Путина. Об этом свидетельствует и сама процедура его назначения, когда только что вступивший в должность президент предложил сенаторам кандидатуру своего ближайшего соратника Дмитрия Козака, но вынужден был от нее неожиданно отказаться под давлением до сих пор необъясненных обстоятельств. История с назначением генерального прокурора стала одним из первых явных свидетельств мнимого могущества Путина. Это же подтверждает процедура отставки Устинова — тоже неожиданная и тоже никак не объясняемая. Путин так до сих пор и не сжился с теми людьми, которых ему навязали в начале правления, но избавиться от самых важных из них ему удавалось только постепенно — от кого-то, как от Александра Волошина или Михаила Касьянова, только в конце первого срока, а вот от Владимира Устинова вообще в середине второго. Может быть, это вовсе не Путин самостоятельно расстается с кадрами? Может быть, своих выдвиженцев задвигают именно те, кто доверял им ключевые должности при политике-неофите? Или же Путин в самом деле через шесть лет правления укрепился настолько, что нашел возможность обезглавить прокуратуру? Ответ на этот вопрос мог бы найтись в фигуре нового генерального прокурора страны. Но как раз с назначением все затянулось.
В первые же часы после отставки генерального прокурора в СМИ вновь появилось имя возможного кандидата на освободившуюся должность — Дмитрия Козака. Казалось бы, круг замкнулся, и президентский выдвиженец сможет теперь спокойно заняться давно подготовленной реформой прокуратуры. Но немедленно последовало официальное опровержение пресс-службы представителя президента в Южном федеральном округе — именно этот пост сейчас занимает Козак. Идут дни — и больше о назначении Козака ничего не слышно. И вообще никто не называет никаких имен — как будто никому генеральный прокурор и не нужен.
Возможно, именно то, как был отставлен Устинов — спешно, без выяснения мотивов, изменением повестки дня заседания Совета Федерации — позволит наблюдателям наконец понять, чем была Генеральная прокуратура России все эти годы. А была она не орудием Кремля в борьбе с явными и мнимыми оппонентами президента страны и не карающим мечом правосудия. Она была — и в этом тоже суть проблемы — государством в государстве. Могла карать справедливо, когда справедливость совпадала с представлениями и интересами глав этого мини-государства, а могла закрывать глаза, как положено Фемиде. Но при этом частота морганий вряд ли совпадала с кремлевской. Кому такое могло понравиться?
Уход Владимира Устинова — еще одно подтверждение тому, что 2008 год близок, и это время не будет простым для российской политической элиты. В обстановке передачи власти многократно увеличивается ценность ключевых должностей, и борьба за эти должности обещает быть беспощадной — ведь именно от того, у кого именно окажутся в руках основные рычаги влияния на происходящее, и зависит имя нового президента Российской Федерации.