Война еще только началась, а наблюдатели уже гадают — каким он будет, этот новый мир без привычных институций? Предшествующее началу конфликта заседание Совета Безопасности ООН уже продемонстрировало, что изменения произошли еще до войны: государственный секретарь США и министр иностранных дел Великобритании просто не пришли на встречу с коллегами, и никому не было никакого дела, что говорят министры иностранных дел Франции и России. На наших глазах рассыпался, превратился в ничто один из важнейших искусственных институтов послевоенного (если говорить о Второй мировой войне) мира — статус постоянного члена Совета Безопасности, имеющего право налагать вето на принципиальные решения. Превратился в ничто, потому что смысл этого статуса был прост — служить своеобразным ограничителем в конфронтации Запада и Востока, не допустить того, чтобы холодная война превратилась в третью мировую. Статус свою роль сыграл и отыграл в тот самый момент, когда один из постоянных членов Совбеза — Советский Союз — исчез с политической карты мира. Новые независимые государства, образовавшиеся на месте поверженной коммунистической империи, решили предоставить место в Совбезе Российской Федерации. Тогда многие недоумевали — почему бы не пойти по югославскому варианту, ведь в этой стране правопреемницами СФРЮ стали все республики. А тут, да еще в таком важном вопросе — только одна?
Но сейчас, как никогда, ясно, что это было правильное решение. Во-первых, даже трудно себе представить, во что превратились бы международные отношения, если бы в Совете Безопасности ООН появилось бы, прошу прощения, СНГ. И как при подобном представительстве был бы разрешен вопрос об ответственности за ядерное оружие — тогда «цементированием» бывшего СССР занялся бы перепуганный Запад. А так — российские амбиции были еще раз удовлетворены, Россия как бы осталась Советским Союзом, заняв место этой страны в Совете Безопасности ООН. И вместе с тем это уже был отнюдь не Советский Союз. И события последних недель великолепно доказали это. Оказалось, что статус постоянного члена СБ — это не какое-то там почетное звание, а возможность, готовность и желание реально влиять на развитие принципиально важных процессов в мировой политике. И если у Франции, России и Китая нет таких возможностей, то никакой статус постоянных членов СБ ООН им не поможет.
Украина, в отличие от соседней страны, никогда на мировое лидерство не претендовала и претендовать не могла, поэтому происходящую смену вех в международных отношениях она может воспринимать, на первый взгляд, менее болезненно, чем Россия. Но это только на первый взгляд. Потому что Россия и без права вето остается важной региональной державой, так или иначе влияющей на события хотя бы по соседству. Голос России все равно будет важен в неизбежной полемике между Соединенными Штатами и Европой — пускай влияние Европы и подорвано, тем важнее для «антиатлантистов» в руководстве европейских государств бороться с российскими вечными колебаниями в надежде привлечь Россию на свою сторону и тем важнее для американцев сохранять дружелюбную тональность в диалоге с Россией, чтобы сохранить ее в нейтральном состоянии. Зато для Украины начинаются совершенно новые времена. До последнего времени она была колобком, лениво перекатывавшимся по блюду туда-сюда в надежде, что главные едоки не отхватят слишком большие куски, и всегда останется возможность еще куда-нибудь перекатиться. Эта возможность была всегда: вроде бы колобок уже собирались проглотить под водочку, но оказалось, что он помогает при отравлениях химическим оружием, и его вновь начали соглашаться попробовать с кетчупом. Одновременно какие-то куски попытались пропихнуть как закуску к пиву, какие-то пытались подать на завтрак вместо подогретого помидора — и самое интересное, что едоки всякий раз обнаруживали, что вместо колобка им предлагают красивую обертку в сине-желтых тонах, а сам колобок под песенку о бабушке и лисичке катается и катается себе по блюду, как заведенный.
А теперь колобок могут размять вилкой, лишив восхитительной пухлости, которая так нравится всем гостям Украины. Чего кататься-то? Когда захотят, тогда и съедят. Конечно, можно предположить, что Россия захочет попробовать первой — теперь это ей будет просто необходимо сделать для утверждения статуса региональной державы и для того, чтобы с ней по-прежнему считались американские друзья. Конечно, Украина в этой ситуации вновь будет пытаться перекатываться между Россией и Европой, надеясь, что она будет также нужна стремительно теряющему политический авторитет и мобильность Евросоюзу. Но суть-то от этого не изменится. А суть в том, что, если захотят слопать с кетчупом, так и слопают и десерту не попросят, разве что расстегаев с соседского стола. Может, просто не до того будет, количество саддамов хусейнов в мире уже достигло критической отметки. Но если вспомнят и захотят — слопают. Вот в чем незадача-то.
Это, конечно, не называется «многополярный мир». Но кто сказал, что у нас вообще многополярный мир? Это все же мечтательный образ, а не политический — и президенту Ирака просто пришлось убедиться в этом первому да еще и в извращенной форме. А кому-нибудь придется в этом убедиться в форме цивилизованной. И понять простую вещь — мир монополярный отличается от мира многополярного и биполярного относительным равноправием составляющих. Потому что в мире биполярном все решалось соперничеством двух стран — Соединенных Штатов и Советского Союза. Идея мира многополярного отталкивалась от недавнего прошлого. Ее адепты стремились к тому, чтобы решения принимались расширенной группой соревнующихся — например, США, Россией, Китаем и мифической единой Европой. А мир монополярный подразумевает, что влияние Польши равно влиянию Франции, влияние Германии равно влиянию Хорватии и — извините за кощунственную мысль — влияние России равно влиянию Украины в случае, когда речь идет о решениях судьбоносных. Потому что Франция, Германия, Украина, Россия, Польша, Китай и Лихтенштейн смогли повлиять на ход событий вокруг Ирака одинаково. И каждая из стран — постоянных и не очень — думала в этой ситуации исключительно о себе и совершенно не об Ираке. А потому в условиях монополярного мира торжествует суверенитет малых стран и ограничивается возможность стран, считающих себя великими, — бывших империй, будущих и иллюзорных, — вмешиваться в их дела.
А как же тогда Соединенные Штаты? А вот в случае с Соединенными Штатами задачей всех остальных в монополярном мире является выработка таких правил игры, при которых единственная супердержава могла бы вмешиваться в ход событий только в критических случаях, связанных с ее безопасностью, а во всех остальных случаях играла бы роль гаранта суверенитета и равноправия в международных отношениях, гаранта того, что большие не будут обижать маленьких, а маленькие — обманывать больших. Но для того, чтобы так на самом деле произошло, в мире не должно быть хитрых незадачливых колобков.