Майе Плисецкой
Ангел рассыпал розы у ног...
Бог вдохновляет Тебя незримо...
Афиша, билет, программный листок...
Гала-концерт - это жизнь балерины.
Нет одержимей толчка от земли!
Школа парения - выше закона!
Как в поднебесье крылья влекли:
Графика чувства - пластика стона.
Заговор сердца, ветер измен
Посложней, чем комплекс Эдипов!
Подлинник страсти - танец Кармен.
Что это? - Ломка стереотипов.
Словно с полотен сошла, не дыша,
В дымной вуали, легка и обманна...
Необычайная! О, госпожа!
О, одиночество - Анна!
Меняла костюмы, меняла грим,
В стольких объятиях тая!
Принц и тореро, корсар, дворянин...
О, несравненная Майя!
Кто же любимей? Хозе, Фархад,
Зигфрид, Спартак, Алексей Вронский?
Что возбуждало сильней: звук фанфар,
Гонг или скачки и топот конский?
Па, фуэтэ, арабеск, па-де-де...
Замерший луч - поцелуй Вилисы...
Выход Гения за предел, где
Сцена - Вселенная, время - кулисы.
Если над миром парить - только так!
Если являться - то как Мессия.
Неземной по Земле шаг!
Терпсихора! - И вся Россия.
3 марта 1996 года. Я иду мимо сверкающих золотом и хрусталем бра по театральному коридору Киевского оперного к артистической гримерной, где готовится к своему бенефису самая знаменитая балерина всех времен Майя Плисецкая. Возле двери с номером 102 стоят два огромных охранника. Я прошу одного из них сообщить Майе Михайловне о моем визите. Через мгновение массивная дверь распахивается, и я оказываюсь в на редкость аскетической гримерной. Меня встречает теплый взгляд янтарных глаз хрупкой женщины, которая со сцены воспринимается такой величественной и монументальной. Отдавая последние распоряжения костюмерше, она неповторимо грациозным движением предлагает мне присесть. Я настолько очарована и ошеломлена с первых минут нашей встречи, что всю последующую беседу сожалею, что не рождена мужчиной. Без далеких отступлений я прочитала этой божественной балерине фрагмент из своей стихотворной поэмы «Кармен-сюита», вдохновленной ее гением. Она слушала с большим вниманием, чувственно реагируя на каждую строчку. Ресницы ее полуприкрытых сверкающих глаз слегка дрогнули, когда прозвучали слова любовной сцены Хозе и Кармен. И я узнала в ней ту Кармен, которая потрясала своей страстью все сцены мира. «Это превосходно! Это чудно! Какой неожиданно прекрасный подарок с вашей стороны!» - поблагодарила она, расположившись к беседе со мной.
- Я знаю, что в последние годы вы не живете в Москве, в России. Где сейчас ваш дом?
- Мы с Родионом Щедриным давно отказались от Москвы, хотя квартира там сохранилась, и в ней живут наши друзья. В Мюнхене мы, кажется, обрели домашний уют, покой и возможность свободно общаться с миром без коммунистического хамства, потому что лимит на идиотства исчерпан. К тому же Родиону так значительно удобнее: он - член Баварской академии и у него множество контрактов, которые легче осуществлять в тех условиях.
- Не раздражает ли вашу артистическую натуру немецкий педантизм?
- Напротив, я люблю склонность немцев к порядку и уюту. К тому же, они прекрасные друзья. Мы уже в этом убедились. Что касается всей нации, я считаю, что немцы значительно лучше, чем мы о них думали. Те, которые живут сейчас в Германии, ни в чем не виноваты, но, тем не менее, чувствуют свою вину перед народами мира и пытаются искупить ее. Это уже о многом говорит.
- Нравится ли вам наше сумбурное, суматошное время?
- Нет, не нравится. И больше всего мне не нравятся в нашем времени люди, которые стали, в большей части своей, непорядочными, необязательными.
- Легко ли вы покидаете и находите новые жилища?
- Я как кошка. Ушла - и забыла. У меня нет сильной привязанности к стенам, к вещам.
- Возможно, у вас есть привязанность к каким-нибудь талисманам?
- Нет. Ничего такого у меня нет и не было, поскольку для меня это не очень значительно в жизни.
- Я обратила внимание на то, что на вас нет никаких драгоценностей. Какую роль они играют для вас?
- Драгоценности - некоторое неудобство для балерины. Я не имею возможности носить что-либо подобное постоянно, не снимая: репетиции, смена партий, в которых не должно быть никаких украшений или должны быть специфические. Однако мне приятно вспомнить подарок Лили Брик в виде двух пар серег с очаровательными камнями. У меня был перстень с огромным топазом... Серьги с крупными изумрудами... Это все было мною раздарено нравящимся мне людям в минуты особого эмоционального подъема. У меня странная потребность - дарить. А остальное - потеряно.
- Я знаю, у вас было много подарков от известных людей нашего времени. Например, Пьер Карден подарил вам десять костюмов-шедевров к вашему балету «Анна Каренина». Сохранился ли у вас хотя бы один из неординарных презентов американского сенатора Роберта Кеннеди, который родился в один день и в один год вместе с вами?
- Представьте себе, да. Есть у меня его будильник в кожаном футляре. Но он почему-то не работает. Как сейчас помню, я опоздала на встречу с Робертом Кеннеди, задержавшись на репетиции на полчаса. Показывая мне город, он завел меня, буквально держа за руку, в часовой магазин и, выбрав будильник с автоматическим заводом, подарил его мне, тем самым намекая на мою «пунктуальность». Сохранилась еще часть браслета, подаренного Кеннеди. Где остальное - не знаю. Советская власть до сих пор ищет.
- Вас всегда терзала неудовлетворенность: хотелось делать что-то новое, необычайное, рвать цепи традиций. Есть ли такой образ, который вам хотелось бы воплотить, есть ли такая личность, которая волнует сейчас ваше воображение?
- Да, есть такой образ. Это - королева Шотландии Мария Стюарт. Считаю ее единственной, самой гениальной женщиной всех времен. Ее судьба привлекает мое внимание не только пленом и трагической гибелью на эшафоте. Ведь головы рубили многим... В ней есть то особое, что выделяет гения. Как известно, она писала дивные сонеты, поэтические письма, вела дневники, увлекалась театром, играла на музыкальных инструментах, в совершенстве владела многими иностранными языками, в том числе итальянским. Она, я повторяю, только она одна в свое время могла прочитать в оригинале новеллы итальянца Банделло, которые впоследствии стали основой, по моей версии, приписываемых Шекспиру знаменитых пьес. Иначе как объяснить факт пропажи огромных баулов со стихами и записями Марии Стюарт в день ее казни, которые она писала на протяжении 18 лет, находясь в заточении. Эта загадка мучает меня.
- Вы удовлетворены постановкой балета «Мария Стюарт» в Испании?
- Не совсем. Во-первых, мне не очень нравилась музыка, которую создали на компьютере Эмилио Де Диего и Виктор Рубио, такая, знаете, медленная, нединамичная. Правда, этот балет был очень интересен своей мистикой. Но сам образ заслуживает большего внимания.
- Какова судьба вашей замечательной книги - бестселлера «Я - Майя Плисецкая», имевшей огромный успех здесь? Вызывает ли она интерес на Западе?
- Я сама не ожидала, когда писала ее, что книга получится. Я думала подвести некий итог своей жизни. Должна заметить, что за годы, прошедшие с момента издания моей автобиографии, уже столько удивительных событий произошло и в мире, и в моей жизни, что можно написать еще одну книгу. Во всяком случае, я довольна. Книга получилась. От нее в восторге французы, итальянцы (книга уже переведена). Готовится перевод на немецкий. В Германии она воспринята с большим теплом и пониманием. Вот только нет пока английского перевода. Может быть, когда-нибудь...
- Желаю вам новых творческих поисков, прекрасных потрясений и удовлетворенности.
Две-три минуты, заранее отведенные мне для беседы с легендарной балериной XX века, незаметно перешли в целый час откровенного задушевного разговора, который был вынужденно прерван началом концерта. Мы тепло попрощались с желанием увидеться вновь.