Чем бизнес-компании отличаются от шкафа?
— Константин Иванович, бесспорным является тот факт, что и государство, и обладатели приватного капитала имеют основания предъявлять претензии к ряду крупных украинских собственников, ставших таковыми при прошлой власти. Справедливость должна быть восстановлена. Однако с другой стороны действия и государства, и бизнесменов, получивших возможность восстановить эту справедливость, должны находиться в рамках действующего законодательства. Сегодня мы уже видим, что ряд шагов идут вразрез с законом.
— Мне кажется, вы смешиваете два понятия. Вопрос справедливости и общественного мнения — это политический вопрос. И если говорить с политической точки зрения, то, наверное, восстановление справедливости требует изменения правовой базы. Существующие законы нам не Бог по факсу спустил. Их пишут люди, и любой закон, особенно регламентирующий вопросы собственности и регулирующий экономические сферы, является продуктом лоббирования чьих-то интересов. Или в лучшем случае компромисса между чьими-то интересами. Та законодательная база, на основании которой была совершена нынешняя приватизация, — это результат коллективных усилий лоббирования представителей и фаворитов прошлой власти. Из этой ситуации есть два выхода. Первый — это судебные процессы с длительными формальными и неформальными переговорами представителей власти с нынешними собственниками. Этот путь вполне вероятен, но при этом стоит помнить, во-первых, о том, что социальный заказ требует более быстрого восстановления справедливости, а во-вторых, нельзя забывать о скорых парламентских выборах.
Второй выход — это изменение законодательной базы. И ничего страшного в этом нет. Не нужно пугаться слов «национализация» или «реприватизация», ведь существует социальный заказ на этот процесс: общество этого хочет. Соответственно, идя навстречу, парламент может проголосовать закон о национализации. Подобные случаи нередки и в развитых капиталистических странах. В Украине общество за это проголосовало и среди прочих под этими лозунгами вышло на Майдан. В конце концов можно провести референдум по этому вопросу. В этой ситуации, конечно же, нынешние собственники будут кричать, что это несправедливо и что закон писан раз и навсегда. Если вам нравится предлагаемый ими первый путь, то можно пойти по нему. Но при этом нужно помнить, что если у нас приватизировался какой-то крупный объект по правилам и условиям, в соответствии с которыми оставалось вписать на тендере только одно конкретное имя победителя, то давайте точно так же примем закон о национализации, где останется только вписать имя собственника, у которого конкретный объект нужно забрать. Я думаю, что парламент за такое проголосует, поскольку с социальной точки зрения это справедливо.
— Мне кажется, что люди вышли на Майдан, требуя остановить правовой беспредел старой власти, квинтэссенцией которого стала фальсификация выборов. Предположим, власть пойдет по тому пути, который вы предлагаете, — пути законодательного обоснования реприватизации и национализации. Но ведь эти законы еще не приняты, а действующие уже нарушаются. Мы имеем элементы недавнего беспредела. Это первое. А второе — как быть с тем, что закон обратной силы не имеет?
— Конечно же, он не имеет обратной силы. Я не хочу комментировать, нарушаются ли сегодня законы в процессе передела, проявлений которого я, кстати, еще не видел. Но опять-таки говоря о законодательной базе, мы должны понимать следующее: что противозаконного в том, что некий абстрактный собственник пять лет назад купил объект за 100 тысяч гривен? Как бы — ничего. Но при этом мы знаем, что объект стоит миллион. Что мешает парламенту принять закон, согласно которому собственнику возвращаются эти 100 тысяч гривен, возможно с процентом, учитывающим инфляцию, а объект забирается назад государству?
— То есть вы предлагаете человеку, купившему пять лет назад стенку в квартиру, вернуть эту стенку, мотивируя это тем, что теперь она стоит гораздо дороже? Это так, чтобы понятно было.
— Давайте мы не будет путать понятия личной собственности и корпоративной. У нас что, какой-то конкретный человек владеет крупным металлургическим комбинатом? Назовите мне этого человека. По-моему, везде владельцами являются какие-то оффшорные компании. И потом, если мы говорим о покупке, совершенной человеком за его зарплату, зарабатывая которую, он гробил свое здоровье, — это одно. И вы абсолютно правы. А если мы говорим о собственнике, покупателе, происхождение капиталов которого непрозрачно, то это другое дело. Пусть эти люди выйдут из тени оффшоров и скажут: «Нас грабят, мы честно заработали так-то и столько-то, и с нами поступают несправедливо». Я хочу посмотреть на это.
Я излагаю свою собственную точку зрения, а не государственную. И хочу заметить: ни у кого последнее не отбирается. Я не вижу ничего страшного в том, что в интересах общества некоторые объекты будут возвращены государству и проданы еще раз.
— Ющенко говорил о 30 объектах. Вы можете огласить примерный список?
— Я не задавался этим вопросом. Мне известно лишь то, что было уже озвучено: «Криворожсталь» и «Укррудпром». Кроме того, есть масса объектов, где не выполнены инвестиционные обязательства. Это может касаться тех объектов, где на конкурсе в результате сужения условий был заранее известен конкретный покупатель; где намеренно занижалась стоимость приватизированного объекта. Мы же имеем случаи, когда по причине искусственности условий тендера к нему не допускались конкуренты запланированного победителя. В результате приходит оценщик, уставный капитал которого 10 тысяч гривен максимум, и оценивает объект, стоимость которого не то 500 миллионов долларов, не то миллиард, не то пять миллиардов. И какую ответственность этот оценщик несет? «Вот мы считаем, что этот объект стоит в десять раз меньше, чем он стоит реально, и в 20 раз меньше, чем его годовая прибыль». При этом Фондом госимущества принимается эта оценка, и объект продается по символической цене. Ведь это же следствие коррупции, и почему в данном случае государство не может пригласить нового оценщика? Пусть у него будет международная репутация. Давайте сделаем так, чтобы он нес ответственность за свои выводы. Почему государство не вправе это делать с целью пересмотра результатов необъективных тендеров?
Облэнерго: веерные отключения акционеров
— Константин Иванович, ваша позиция по вопросам реприватизации достаточно понятна для читателей, и я не думаю, что мне стоит продолжать спор. Ведь это ваше интервью. Поэтому давайте перейдем к более конкретным вещам. На момент вашего «развода» с Суркисом и Медведчуком, который состоялся два с половиной года назад, какой процент в облэнерго контролировался принадлежащими вам компаниями?
— Компаниям, в которых я являюсь одним из акционеров, принадлежали и принадлежат сейчас более 40 процентов акций.
— Остался ли какой-либо процент в этих облэнерго у Григория Суркиса, или он свою долю полностью продал «Приватбанку», Игорю Коломойскому?
— Ходят всякие слухи, но у меня нет подтверждения. Компании-собственники в реестрах не изменились, но поскольку общеизвестно, что реестры собственников облэнерго пропали, то мне сложно делать какие-то заключения.
— Но ведь могли быть проданы принадлежащие Суркису оффшоры? То есть сами компании, являющиеся собственниками облэнерго.
— Могло быть и такое, но насколько мне известно, у этих компаний много и другой собственности. Если они проданы, то это означает, что продана вся собственность.
— Сегодня вы пытаетесь восстановить свои позиции на двух облэнерго: в Полтаве, Ивано-Франковске. Означает ли это, что вы предпримете соответствующую попытку на других облэнерго, где у вас есть доля?
— Я не согласен с постановкой вопроса о попытке восстановления позиций.
— А как вы сами это называете?
— Мы сегодня говорим о том, что мы, как акционеры компании, обратились в наблюдательный совет, за который на собраниях акционеров мы голосовали. Мы задали совету вопрос относительно прозрачности действий правления: «Ребята, а что происходит сегодня с компанией?» Мы просто хотим понять. Мы четыре года отчетов не видели, у нас есть информация о том, что из компании выводятся активы. У нас есть подтверждения того, что часть активов выводится на всем известных в стране физических лиц. И в Сумах, и в Полтаве, и в Прикарпатье, в ряде других компаний.
Далее. Мы являемся акционерами, мы принимали устав, согласно которому такие операции запрещены или они должны происходить с разрешения наблюдательного совета. Мы же не давали разрешения и хотим у вас узнать, что происходит, ведь вы должны защищать интересы всех акционеров. Защищайте наши интересы, объясняйтесь. Наблюдательный совет отвечает, что их тоже не пускают в компанию, что они ничего не могут. Тогда, извините, судитесь, разбирайтесь с этим правлением, которое нарушает устав, потому что ваша задача — следить за правами акционеров и за соблюдением устава внутри компании.
И дальше начались обычные судебные процессы, инициированные наблюдательным советом, который мы избрали четыре года назад. Кстати, за него голосовали и компании Суркиса. А дальше происходят очень странные вещи: мы выясняем, что два с половиной года назад в компании «Полтаваоблэнерго» в кабинет тогдашнего председателя правления вошло десять бандитов. Избивали его два часа в присутствии нынешнего исполняющего обязанности председателя правления. Пока не заставили написать заявление об уходе и о назначении нынешнего г-на Чернявского. Этот факт отражен в заявлении этого человека на имя прокурора, но ход делу не дают до сих пор. Я спрашиваю у наблюдательного совета: «А почему вы не реагируете на это все?». Они в ответ: «Ну вот мы написали заявление в прокуратуру, но никто не реагирует».
Хорошо, следующий вопрос: «На каком основании г-н Чернявский отчуждает активы компании на десятки миллионов гривен?». С нами он эти действия, как с акционерами компании, не согласовывал. Чернявский на вопрос не хочет отвечать. Подается опять заявление в прокуратуру о том, что компания нарушает закон. Прокурор говорит, что, оказывается, есть некий протокол наблюдательного совета, где Чернявскому разрешено все это делать. Покажите нам этот протокол. Показывают ксерокопию. Т.е. оказывается, прокурор в курсе, только он делать ничего не хочет. Показывает ксерокопию, где есть поддельные подписи членов наблюдательного совета. Члены наблюдательного совета пишут письмо в прокуратуру, что подписи сфальсифицированы и что мы просим разобраться, потому что это хищение, а ведь в облэнерго есть доля государства… Прокуратура не реагирует. Тогда подается иск в суд от наблюдательного совета и получается решение, что этот председатель правления нарушает закон и временно отстраняется. И до собрания, чтобы предупредить хищения, назначается исполняющим обязанности новый председатель правления. В ответ, я так понимаю, начинаются какие-то силовые акции. Потому что, по моей информации, судебный исполнитель заходил в здание правления облэнерго в сопровождении всех представителей власти: милиционера, представителя СБУ, представителя Минюста. Были произведены все легитимные процедуры. Ну понятное дело, были там и депутаты от СДПУ(о), которые попросту устраивали себе пиар. А потом произошел захват компании: депутаты открыли изнутри ворота и запустили как бы непонятных вооруженных людей, которые сидят сегодня внутри компании и продолжают пиариться. Но это моя точка зрения как акционера.
— То есть это не вы нанимали «Альфу»?
— Я вообще никого не нанимал. Я уже три года как акционер пытаюсь задать вопрос правлениям этих кампаний: что происходит? Я нынешнего и.о. председателя правления в Полтаве не избирал, он стал им непонятно как. Он на собрании не был избран, я как акционер за него не голосовал, поэтому считаю, что он нелегитимен. Я разговаривал с тем председателем правления, за которого мы голосовали, он мне рассказал эту историю, я ему верю. Меня удивляет, почему до сих пор его заявление игнорируется прокуратурой.
— Как получилось так, что в «Полтаваоблэнерго» существует два наблюдательных совета?
— Я признаю только один наблюдательный совет, который был избран на собрании. Прочие коллизии нужно решать в суде.
Теперь о том, что касается других неурегулированных вещей. Давайте не будем лукавить. Я, например, знаю компании, где даже не два, а три реестра. В каждом — совершенно разные собственники. И тоже — вопрос не урегулирован. Что с этим делать? Есть замечательная компания «Никопольский завод ферросплавов». У нее два реестра. В одном 73 процента принадлежат «Интерпайпу», а в другом — 51 процент принадлежит государству. Какой из них легитимный?
— Я думаю, что теперь будет легитимным тот, где 51 процент принадлежит государству.
— Так же как при прошлой власти был легитимным тот, где 73 процента принадлежали «Интерпайпу». Поэтому я просто говорю, что вопрос неурегулирован.
— Как так получилось, что большая часть менеджмента облэнерго, которую вы лично формировали, когда работали с Суркисом и Медведчуком, осталась с ними? В их числе и ваш многолетний соратник, партнер Вартанян, который также стал представлять их интересы.
— Вопрос сложный и лично для меня тяжелый. Если говорить о моих личных претензиях к Суркису и Медведчуку, то эта, наверное, главная. Они уродуют людей! Что они с ними сделали! Я ведь этих людей считал своими друзьями, соратниками, тратил на них времени намного больше, чем на собственных детей: надо было что-то объяснять, где-то помочь, чему-то научить, даже помочь заработать деньги. К сожалению, большинство из них предпочли борьбе сытое подчинение. Тот же Вартанян нашим общим знакомым заявлял: «Кто такой Костя? Я все понял. Я буду с Суркисом и Медведчуком — они же вечные, а Костя так — эпизод». В результате все оказалось не так, хотя Бог его знает… Так вот, для меня это очень глубокая травма. Я не ожидал такого. Понятное дело: они выбрали путь наименьшего сопротивления. Очень многие отказались сотрудничать. Ведь что было на той стороне? Безопасность, большие деньги, бесконтрольность. А это очень соблазнительно.
— А на этой стороне?
— А на этой стороне — реальные проблемы. Люди, которые отказались работать с «футбольной командой», — где? Посмотрите: один человек — Рыжков — три месяца отсидел в тюрьме. Вот только сейчас он получил оправдательный приговор, который, кстати, все равно опротестовывается. Глава правления «Полтаваоблэнерго», которого избивали, уехал, живет в России и боится возвращаться до сих пор.
Слава Богу, жив мой адвокат, которого пырнули ножом в Феодосии. Мой еще один партнер, взрослый человек, 50 лет, вынужден был три года жить в Москве и не мог появиться в Украине. Да, это проблема. Да, это угроза. Да, это запугивание, тем более, которое реализовывалось на практике. Наверное, вообще мы не можем требовать от них геройства: человек слаб. Ну уж выслуживаться-то так не надо! Понимаете, когда Вартанян моим именем называет ребенка, а потом исполняет по телевизору антигригоришинскую арию… Повторяю: вопрос раскола команды — это действительно глубоко личный и болезненный для меня вопрос. Но я считаю, что даже не эти люди виноваты, а виноваты те, кто такое с ними сделал.
— Но дело в том, что теперь вам с этими людьми, которые знают буквально каждый уголок вашего бизнеса, каждый оффшор, каждую акцию, каждый процент, будет очень сложно сражаться...
— Мне не сложно.
— Вы намерены увеличить свою долю в облэнерго?
— Я вам скажу так: облэнерго не является бизнесом с высокой операционной степенью доходности, особенно в Украине, где все это сильно зарегулировано. Вы же помните все эти споры о том, как должен быть устроен энергорынок? Страна как бы выбрала направление, где облэнерго никогда не будут высокодоходными. И поэтому вкладывать в них много денег, рассчитывая на высокие дивиденды, бессмысленно. Поэтому здесь можно рассчитывать только на рост капитализации. Я считаю, что мы имеем сейчас достаточно шансов для этого. Это нормальная личная консервативная инвестиция, где капитализация компании будет расти синхронно с ростом капитализации страны. В чем я вижу свою задачу сегодня? Сделать эту компанию прозрачной и понятной для инвесторов. Тогда вырастет цена и моих акций.
— Вы собираетесь блокироваться с государственным пакетом и существуют ли по этому поводу предварительные договоренности?
— Никаких предварительных договоренностей не существует. Но с точки зрения получения нормальных управляемых компаний, конечно, это стоит попробовать сделать. А с кем еще там объединяться?
«Сухой лист» оферты
— Теперь поговорим о киевском «Динамо». Сегодня объявлено, что Печерский суд принял определение о том, что арестовываются акции клуба. Это произошло в связи с пресловутой допэмиссией?
— Там совершенно другой случай. Допэмиссия — это отдельная тема, она сейчас не обсуждается и не оспаривается. Сложно понять, что происходило и зачем эта допэмиссия была нужна. Дело в том, что выяснить законность допэмиссии и узнать, куда пошли деньги, мы до сих пор не можем, а значит, и не можем подать иск. Хотя уже более пяти лет являемся акционерами киевского «Динамо», мы не имеем доступа ни к каким документам.
Здесь же совершенно простой случай. Я даже не вижу, где тут можно Суркису пиар сделать. В октябре на адрес нашей владельческой компании, которая после эмиссии сохранила незначительный пакет акций «Динамо»...
— Это мавританский оффшор?
— Совершенно верно, мавританский оффшор… Пришло письмо от других акционеров киевского «Динамо», которые совокупно владели 98 процентами акций. В письме содержалось предложение приобрести эти акции — так называемая оферта. На предложение нужно было ответить в течение пяти дней: согласны ли мы приобрести эти акции. Мы ответили согласием, посчитав, что это достаточно инвестиционно привлекательный для нас объект. При этом мы учитывали цену, по которой эти акции нам были предложены: тридцать миллионов. После согласия мы порядка пяти месяцев ждали, что нам продадут эти акции. За это время нам стало известно, что владельцами акций стали какие-то другие физические лица. Мы же, рассчитывая на покупку, привлекли инвесторов под этот проект. Теперь мы в очень странном, даже дурацком положении перед ними. Т.е. нам нет ни ответа, ни привета. И акции не продают, и отказом не отвечают. В суде мы намерены доказать свое право на приобретение 98 процентов акций. Мы хотим приобрести эти акции. Ребята, вы же сами нам предложили их купить!
— А теперь объясните, с чего это братья Суркисы прислали вам письмо о том, что они предлагают купить клуб?
— Во-первых, прислали не братья Суркисы, а некие оффшорные компании.
— Которые, очевидно, им принадлежали?
— Наверное, ведь они всегда декларировали, что владеют контрольным пакетом акций киевского «Динамо».
— Ну а письмо-то почему прислали?
— Мне ситуация видится следующим образом. Владельцы компаний, обладающих контрольным пакетом киевского «Динамо», решили по каким-то им ведомым причинам продать акции частным лицам. По большому счету — тем же частным лицам, которые стояли за компаниями. Но поскольку киевское «Динамо» — это закрытое акционерное общество, то при продаже акций хозяева владеющих компаний должны были предоставить приоритетное право покупки другим акционерам. До проведения дополнительной эмиссии моей компании принадлежало 18 процентов акций клуба, после эмиссии — 0,1 процента. Подобное сокращение доли, безусловно, впечатляет, но речь не об этом. Сохранение даже 0,1 процента обязывало обладателей контрольного пакета, пожелавших продать свои акции, обратиться ко мне с предложением приобрести их. Вот они, соблюдая формальности, и обратились ко мне с предложением приобрести 98 процентов акций, оцененных ими в 30 млн. долл. А я согласился, о чем свидетельствует документ, называемый оферта.
Причем я же не говорю, что, если куплю эту команду, то поменяю правление киевского «Динамо». Посмотрим. Если там все эффективно, то зачем что-то менять? Я не являюсь специалистом в футболе, я просто буду искать менеджмент на конкурсной основе. Возможно, это будет референдум среди болельщиков киевского «Динамо», как это делается в западных клубах, может быть, выиграет тот же Суркис. Ведь он же столько лет руководит клубом, но ему тяжело стало содержать «Динамо» и он решил его продать.
— Что такое оферта?
— Оферта — это предложение о продаже или покупке, от которого невозможно отказаться.
— А что регламентирует эту невозможность?
— Форма предложения: украинское законодательство и мировое. Лучше консультироваться с юристами. Мы обратились в суд, настаивая на том, что этот случай очевиден, и нам обязаны продать акции клуба.
— Какие суммы тратились вами (и тратились ли вообще) на содержание клуба «Динамо» Киев?
— Во-первых, были потрачены деньги на покупку акций. Это происходило путем обмена акций клуба на акции других компаний, рыночная стоимость которых на сегодняшний день составляет более 100 млн. долл. Я об этом говорил в интервью «Украинской правде». Во-вторых, наши компании оказывали прямую спонсорскую помощь киевскому «Динамо». А в-третьих, задавая мне этот вопрос, вы, наверное, подразумеваете, что другие владельцы клуба тратили на него большие деньги. Мы знаем о том, что акционеры клуба декларируют, будто они тратят огромное количество личных денег на поддержку киевского «Динамо». Но подтвердить бухгалтерскими и прочими документами они это никогда не могли, поскольку финансовая отчетность киевского «Динамо» очень непрозрачна. Мы никогда не видели этих документов. Поэтому не исключено, что эти люди не тратили деньги на «Динамо» Киев, а только забирали их оттуда. Мы ведь знаем о продаже футболистов, о значительной спонсорской помощи клубу различных компаний, в том числе и государственных. Поэтому вопрос о том, кто сколько вкладывал денег — дискуссионный.
— На сегодняшний день…
— На сегодняшний день у меня дурацкий вид перед инвесторами, которые собирались участвовать в судьбе клуба. Они зарезервировали деньги, потому что я показал оферту…
— Сейчас наложен арест на имущество «Динамо»?
— Нам же предлагали акции, а не имущество. Те акции, которые нам предлагали, мы и попытались заблокировать.
— А каких инвесторов вы хотите привести в киевское «Динамо»?
— Это конфиденциально.
— Какие последствия ваши действия могут иметь для имиджа «Динамо»?
— Не знаю.
— Действия, которые сейчас предпринимаются вами, на самом деле могут серьезно ударить по легитимной части империи Суркисов? Ведь собственность в ней — лишь небольшая часть.
— Я прошу прощения, какая может быть легитимная часть пополнения их капитала от облэнерго, если они ни разу не выплачивали дивидендов?
— Почему же совладельцы так сопротивляются вашему приходу?
— Видимо, там, в облэнерго, существует некая нелегитимная часть пополнения доходов.
— Вы о средствах, которые выводятся? Куда? Объемы?
— К сожалению, у нас нет всех данных. Т.е. лишь те обрывочные сведения, которые существуют, позволяют говорить об этом. Например, на облэнерго были акции ряда компаний, которые сегодня с облэнерго списаны и почему-то принадлежат лично семье Суркисов. Нам это очень интересно: а что взамен компания получила? Плюс мы видели договоры, которые, кстати, подписывал Вартанян, и согласно которым он является кредитором, например, в «Прикарпатьеоблэнерго» более чем на десять миллионов долларов! Каким образом он стал кредитором этой компании? Куда пошли эти деньги? Был ли это легальный вывод активов или нелегальный? Опять же это решение не проходило ни через наблюдательный совет, ни через собрание акционеров. Т.е. какие еще активы выведены, мы, к сожалению, пока не знаем. Может быть, уже все сети или трансформаторные подстанции принадлежат семье Суркисов, Медведчуков, Вартанянов? Мы просто этого не знаем.
— Константин Иванович, а Суркису пистолет с наркотиками в карман засунут или без этого обойдется?
— Верю, что засовывать никто ничего не будет. Такие вещи делаются от безысходности, когда ты уже ничего не можешь доказать, открыто предъявить. Я уверен, что Суркис нарушил так много законов, что поставить его на место можно и в правовом поле. Если же он ничего не нарушал, так и слава Богу.
Говоря о Суркисе, я уже отмечал, что главный вопрос в том, что он сделал с близкими мне людьми. Это мой личный вопрос, я по этому поводу переживаю. Если же говорить о том, выводил он активы, брал ли взятки — ну так давайте мы это проверим и определимся. Я еще раз говорю: были акции на «Прикарпатьеоблэнерго», а теперь они на Суркисе. Может быть, это совершенно легальные и понятные операции.
Еще вопрос к Григорию Михайловичу или Игорю Михайловичу: я являлся акционером киевского «Динамо», которое получило 55 млн. долл. за Шевченко, Реброва и Каладзе. Ну так где эти деньги? Мне просто интересно знать, поступили ли они вообще в Украину на счет киевского «Динамо»? Это элементарный бизнес-вопрос. Зачем для получения ответа на него засовывать пистолет, белый порошок? Я думаю, что как порядочные люди и цивилизованные бизнесмены они сами ответят на эти вопросы. Возможно, даже через средства массовой информации.
Вернутся ли в моду «крыши»?
— То, что вы и облэнерго, и киевским «Динамо» начали заниматься именно сейчас, говорит о том, что это только в данный момент стало возможным. Быть может, существует определенная государственная поддержка, в частности судебная, в отдельных случаях — прокурорская? У вас с Ющенко совпадают интересы, потому что Суркис и Медведчук объективно залили много сала и вам, и ему. Вы действуете слаженно, оговоренно или же вы работаете с отдельными госорганизациями самостоятельно, без поддержки сверху?
— Во-первых, я хочу сказать, что у меня с Президентом совпадали интересы не только в том, чтобы каким-то образом восстановить справедливость в отношении Суркиса и Медведчука. Я надеюсь, что его и мои интересы совпадают в намерении построить нормальные бизнес, общество и государство. Что касается такого вопроса, как Суркис—Медведчук, для меня он локален, а для Ющенко, я так думаю, тем более. Говорить о том, что Президент страны о чем-то договаривается с бизнесменом Григоришиным — смешно.
— Что же у вас раньше не получалось?
— У меня и сейчас ничего не получилось. Что, компании облэнерго стали прозрачнее? Нет. Насколько я понимаю, на деньги тех же облэнерго проходят митинги, кто-то пиарится, треплется мое имя, несмотря на то, что я не делал ни одного заявления. Более того, к происходящему абсолютно бездоказательно привязываются фамилии политических деятелей. Как вы себе представляете: я сижу с Ющенко и разрабатываю план захвата облэнерго? По-моему, этого даже прошлый президент не делал.
— Зачем вы передергиваете? Можно ведь просто получить карт-бланш без детальной проработки.
— Уверяю вас, никакого карт-бланша у меня нет.
— Послушайте, я в восстановлении справедливости заинтересована так же, как и вы, так же, как и миллионы граждан. Медведчук и Суркис во многих вопросах, в частности в вопросах бизнеса — это притча во языцех. Но согласны ли вы с тем, что новая власть от старой должна отличаться пиететным отношением к закону, по крайней мере, действующему сейчас?
— Новая власть еще не поняла, что она — власть. Ошибочно считать, что она уже начала абсолютно осознанно действовать. Еще нет. Пример тому — отсутствие какой-либо реакции на наше обращение в прокуратуру по поводу тех же облэнерго. Если бы была договоренность с властью, все было бы иначе. Сейчас, правда, после митингов появилось поручение Президента разобраться в этой ситуации.
— Константин Иванович, у вас есть гражданство Украины?
— Нет.
— Вы намерены его получить?
— Это сложный, глубоко личный вопрос. Мне по-своему дороги обе страны — и Россия, и Украина. Вообще-то я был бы рад остаться гражданином Советского Союза, но это невозможно.
— Каковы ваши бизнес-планы в Украине?
— Очевидно, основные планы — в области машиностроения. У Украины огромный потенциал, и я давно вынашивал идею создания мощного украинского холдинга в этой отрасли. Это позволит занять серьезное место на мировом рынке. Все составляющие для этого в Украине есть. Но пока в этой сфере теряются деньги, заказы и рабочие места.
Я думаю, мы будем продолжать инвестиции в энергетику, но не с целью получения контрольных пакетов. В этой отрасли быстрых денег быть не может, и поскольку в последние годы мы зарабатывали немного, то не можем увлекаться инвестиционными проектами с низкой отдачей.
— Означает ли это, что вы можете продать свои доли в облэнерго?
— Нет, пока мне с ними комфортно. Я буду заниматься тем, чтобы стоимость этих акций существенно возросла. А когда это произойдет, я, возможно, подумаю о продаже. Но горизонт этого события не ближе, чем пять-семь лет.
Интересуют нас девелопменские проекты, возможно в Крыму. Возможно, поиграемся с землей. В общем, идеи и планы есть.
— После Суркиса и Медведчука вашими партнерами были Пинчук и в какой-то степени Чубайс…
— Вы неправильно понимаете. Пинчук и Чубайс моими партнерами не были.
— Вы пытались при их помощи защититься?
— Так можно сказать об отношениях с Пинчуком. Я пытался, прибегнув к его помощи, защитить от Суркиса и Медведчука свои позиции на заводе «Днепроспецсталь». Это закончилось тем, что теперь завод принадлежит не Суркису, а Пинчуку. У меня были с Виктором Михайловичем некоторые попытки проектов в энергетике, но они не реализовались. Поэтому с ним партнерами мы не были и ими не стали.
— Это означает, что вы не будете реанимировать энергетический проект, который пытались реализовать с Пинчуком и Чубайсом?
— Насколько я знаю, у Пинчука пропал интерес к энергетике. У Чубайса, возможно, интерес будет сохраняться. Конечно, украинской энергетике нужен стратегический инвестор. Но должно ли им стать РАО ЕС — не знаю. У нашей компании есть один процент РАО, и мне кажется, что у РАО достаточно своих проблем. Поэтому я думаю, что Украине нужен тот инвестор, который способен будет поднять капитализацию отрасли. Я не уверен, что РАО — оптимальный вариант.
— Кто сейчас ваш бизнес-партнер в Украине?
— Сейчас у меня бизнес-партнера нет. Вы знаете, я считаю несправедливым тот скандальный образ, который мне создали в Украине. Я устал от описаний своих отношений с Суркисом и считаю несправедливыми сравнения моих и его методов. Мне интересны системные решения и такая же работа в области экономики и бизнеса. Я не хочу всю жизнь давать объяснения о пистолете и наркотиках, о том, помогал я или не помогал оранжевой революции и какие у меня отношения с Суркисом и Медведчуком. Но почему-то все время от меня этого требуют.
— Но вы сами даете для этого повод. Вы же не начали заниматься приватизацией «Турбоатома» или «Зори»?
— Их не выставляют на приватизацию.
— Хорошо. Лоббированием их выставления на приватизацию вы же не начали заниматься? Вы в первую очередь взялись за «Динамо» и облэнерго, которые связаны с Суркисом.
— Я с вами согласен, но с киевским «Динамо» я выждал три месяца и только потом подал в суд. Раньше подавать было бессмысленно. Об облэнерго мы говорили два с половиной или три года. Я сегодня не сказал ничего нового: произошедшее в компаниях — это нарушение закона Украины. Я сегодня ничего не начал. Это реакция на произвол только сегодня поступила. Но, слава Богу, хоть сегодня.
— Что получит государство от ваших действий в облэнерго?
— Во-первых, государственная доля в облэнерго станет намного дороже. Сегодня она мало стоит, а может, и вообще ничего не стоит. Ведь что там творится — мы не знаем. Что сегодня происходит в облэнерго? Там работает некогда созданная мною команда, но идеи у этой команды давно закончились. Эффективные механизмы, придуманные мною, были запущены в 1999—2000 годах: борьба с потерями, решения по собираемости денежных средств. Сегодня показатели как бы моих облэнерго самые лучшие по Украине, но что делать дальше — эта команда не знает. И государство не знает. Но я считаю, что мы готовы дать государству идею структурного решения относительно развития сетевых компаний Украины.
— Большинство бизнесменов, ставших состоятельными в Украине, имели политическую «крышу». Нужна ли будет политическая крыша при новой власти?
— Хочется надеяться, что нет. То есть я хочу дружить с Порошенко, с Тимошенко, я хочу быть в хороших отношениях с Ющенко. Но я не хочу, чтобы они были моей «крышей». Если я почувствую, что мне это понадобится и без «крыши» — никак, то я не буду жить в Украине. Мне это надоело.