За день перед тем, как отбыть с докладом о предварительных выводах по поводу причин скниловской трагедии к Президенту Украины, секретарь Совета национальной безопасности и обороны, глава государственной комиссии по расследованию причин авиакатастрофы во Львове Евгений Марчук (а гарант ждал Евгения Кирилловича 8 августа) поделился соответствующей информацией с представителями «четвертой власти». Для обобщенных предварительных выводов, как выразился на брифинге секретарь СНБО, сегодня информации достаточно. Поскольку расшифрованы до необходимого минимума «черные ящики», проведены соответствующие опросы, изъяты соответствующие документы.
Непосредственными причинами катастрофы Е.Марчук назвал отклонение пилотов от полетного задания и выполнение фигуры, которая не была им предусмотрена. «К тому же пилот, как сейчас видно, Топонарь, такую фигуру раньше не выполнял. Она не самая сложная. Но он ее в такой композиции не выполнял». Однако глава госкомиссии по расследованию причин авиакатастрофы во Львове тут же разделил ответственность Топонаря со вторым пилотом, Егоровым, который «мог на соответствующем участке полета вмешаться», но не вмешался. Вместе с тем Евгений Марчук, отметив уровень экипажа («летчики высшего класса, экстракласса… это не любители, это не хулиганы»), признал, что к поведению Топонаря в воздухе не было никаких претензий: «Это вчера подтвердили главком Стрельников, комкор Онищенко, и Третьяков, и Яцюк. То есть это не просто что-то вздумалось или задумалось что-то и — вдруг он пошел на выполнение фигуры, которую он раньше не выполнял».
Следующей причиной катастрофы признана «нестандартная ситуация размещения зоны полетов и зрителей». Как было сказано, и зона пилотирования, и зрители находились «близко и на одном векторе», слева от осевой линии ВПП. Об этом явном просчете организаторов говорит и то, что над зрителями летал не только СУ-27УБ: «Первыми нарушили зону пилотирования еще Яки-52».
Есть вопросы у государственной комиссии и «к размеру зоны», которая составляла «2600». Очевидно, это мало. Так как «выполнение нескольких фигур выносит самолет… за зону…». И это, по словам главы государственной комиссии, обусловлено физикой, а не пилотами.
Как оказалось, не были проведены «генеральная репетиция» и «репетиция… с привязкой к местности». «Хотя, в принципе, по инструкциям, для летчиков такого класса, для таких фигур и с зонами на таких минимальных высотах, — сказал Евгений Марчук, — это допускается. Но, как показала «львовская история», на будущее это нужно запретить». Несмотря на инструкции и свой класс, Топонарь просил провести дополнительный тренировочный полет в Озерном. Эти репетиции нужны были хотя бы потому, что, как выразился Евгений Кириллович, «…сборная Украины практически была: Топонарь — Феодосия, Егоров — Винница, Яцюк — Миргород, самолет — Озерное». Репетиции не состоялись. «Причины, в принципе, — отметил секретарь СНБО, — расследованы и понятны». Для — него, секретаря СНБО. Нам же остается догадываться, то ли организаторы по своему обыкновению просто не успели, то ли они решили сэкономить.
Журналисты также были проинформированы о том, что «руководитель полетов и его руководитель» (подполковник Яцюк и генерал Третьяков) не имели надежной стабильной связи. Этим фактом генерал Марчук объясняет следующее обстоятельство: «Когда самолет вышел за зону и пошел на зрителей, это уже было нарушение, которое надо было остановить. До катастрофы было еще, как говорят эксперты, где-то полторы минуты. Возможно, меньше. Это непросто остановить, но сейчас видно, что такая технология должна быть, и мы убедились, что это можно было сделать».
Вскользь было сказано: «Имеется еще ряд других причин, которые связаны с вертикалью, нашей, армейской. Кто кому что докладывает, кто получает какие разрешения. Не все там так, как выявилось сначала. Кто что знал, кто чего не знал». Расшифровывать эту фразу Евгений Кириллович не стал. Очевидно, он имел в виду сказанное им же на одном из предыдущих брифингов о том, что киевское военное начальство не было проинформировано о подготовке мероприятия, когда по стране свободно передвигалась «по сути, боевая техника».
Марчук как бывший почти непримиримый оппозиционер к «режиму» Кучмы» не развивает идею нынешних пока непримиримых о том, что главным виновником скниловской трагедии является нынешний Президент. Значительную часть брифинга от 7 августа в контексте поисков, скажем так, тех, кто допустил авиакатастрофу, Евгений Кириллович посвятил «органам местного самоуправления». В частности, он отметил: «Генеральная репетиция должна была быть еще и с участием местной власти, которая должна была определить, что нужно или не нужно для безопасности». Марчук обратил внимание журналистов на то, что имеется ряд нормативных документов («постановление Кабинета министров марта этого года», Закон «О гражданской защите населения», Воздушный кодекс), которые определяют необходимость получения разрешений от органов местного самоуправления на ту или иную публичную акцию и отдельно — на акции, касающиеся предоставления воздушного пространства. Этого, дескать, кроме законодательства требует и необходимость обеспечить безопасность людей. Именно поэтому, утверждает Е.Марчук, комкор Онищенко сделал 18 июня запрос №234 «голове горрады Буняку»: «…в беседе господин командующий корпусом, Онищенко, вчера официально, под запись, заявляет, что он не только направлял такое письмо на разрешение, но и получил письменное разрешение… Также номер этого разрешения имеется… Но я не буду… Будет потребность, я и зачитаю… А он лично посетил мэра города, господина Буняка, имел с ним разговор и пригласил же его. Он был там». Отсюда вывод: «…. когда тот или иной орган власти предоставляет разрешение, он в какой-то мере берет на себя ответственность за людей».
Правда, упомянув фамилию мэра Львова, Марчук не сказал, что Буняк давал какие-либо разрешения на проведение полетов. На письмо командующего корпусом ответил «управляющий делами, что нет возражений». Хотя и с ответственностью управделами возникают проблемы. Это видно из высказывания самого Евгения Марчука: «Управляющий делами Кузан… говорит, что он такого письма не видел, которое направлено на имя мэра города. Он говорит, что и этого письма он не помнит, что он подписывал. Если он действительно такое письмо не подписывал, значит, тогда разговор может идти о подделке документов… Служебный подлог там… Ну, это уже очень большая цепь проблем».
На будущее секретарь СНБО сделал назидание: «…чтоб каждый… избранный или назначенный знал, что такое власть у него в руках, что это значит — дать разрешение. Как минимум, спросить кого-то, а как оно там будет, а может, привлечь еще гражданских, если не военных. Гражданские авиаторы — высокой квалификации во Львове. Моментально бы дали сразу же консультацию. Но, проще говоря, власть могла не разрешить. И даже Президент не мог бы заставить дать такое разрешение».
Разумеется, со стороны газеты было бы неправильно не предоставить слова для своего видения данных событий мэру Львова Любомиру Буняку.
— Любомир Константинович, секретарь СНБО говорит, что у вас с командующим 14-м корпусом ВВС была встреча…
— Была. Но, скажите мне, как мог городской голова отказаться от подобной встречи! Я ведь официальное лицо. Мы говорили, что будет такой праздник. Я был на нем. А как я мог там не быть? Был и на аэродроме. (К слову, моя семья находилась от падения того самолета на расстоянии где-то 150 метров. Мне казалось, что самолет летит как раз в нашу сторону. Единственное, что я подумал в тот момент, что лучше бы он упал на меня, чтоб семья моя осталась… Он потом немного траекторию изменил, после того, как там произошло столкновение.) Аж 1400 гривен городская рада выделила на озвучивание и на сценическое оформление зала, в котором происходило торжественное собрание. И я в этом принимал участие. Было бы очень «уместно», если бы городской голова не пришел на этот праздник? В демонстрационных спортивных полетах мы участия не принимали и не могли принимать.
— Относительно вашего участия в этом мероприятии… Вам доводилось слышать от горожан о том, что городскому голове Львова следовало бы упредить «празднование оккупационной армии». Мол, Буняк пришел к власти на гребне патриотических настроений, а тут поддержал празднование 60-летия, даты, связанной с советами…
— Мне такие обвинения представляются достаточно странными. Мы недавно праздновали 125-летие Училища имени Труша. А почему мы праздновали 125-летие, а не 11-летие этого училища?! Почему мы празднуем, условно говоря, 150-летие Политехнического института?! В конце концов, тогда нам нужно праздновать не 750-летие Львова, а только — 11-летие Львова! Мы в таком случае должны все, что было до Независимости, отбросить. И вообще это не в моей компетенцией, сколько лет какому институту праздновать. Пусть какое-то учреждение власти или институция назовут даты, которые нам следует праздновать, какие — нет.
И потом. Городская власть никакого разрешения на проведение авиационного праздника не давала. Никакие документы по этому поводу городской голова не подписывал. Такого документа в природе не существует. И если высокие должностные лица ищут повод для обвинения, то это их не украшает. В конце концов, никто кроме суда не может и не имеет права признавать кого бы то ни было виновным.
— Евгений Кириллович вчера заявил, что городская власть могла отменить тот праздник…
— Я не могу комментировать слова Марчука. Если бы я давал согласие, то, возможно, я бы сделал так, как говорит Евгений Кириллович. А насчет того, что городская рада могла запретить это мероприятие… Сама постановка вопроса некорректна. Хотя в законодательстве и предусмотрен пункт, согласно которому городская рада дает такое разрешение, но вообще разрешение на проведение таких полетов дает только специализированное государственное учреждение «Укравиация».
— Во время нашего первого интервью (после последних выборов городского головы) вы пообещали, что расскажете читателям «Зеркала недели», кто из «отдельных руководителей» инициировал «нерациональную реорганизацию государственного предприятия магистральных нефтепроводов «Дружба». Не связано ли упоминание вашего имени в контексте скниловской трагедии с тем, что комиссию по расследованию авиакатастрофы во Львове возглавляет человек, который имел, скажем так, отличные от ваших взгляды на строительство нефтепровода Одесса—Броды?
— Да, были люди, которые препятствовали строительству этого нефтепровода с терминалом. Есть люди, которые и сейчас надеются, что можно повернуть связанную с этим ситуацию в другую сторону. Возможно, кто-то еще надеется, что и этот объект будет как-то приватизирован или отдан через консорциум какой-то структуре. Подобное в нашем государстве, к сожалению, делалось. И мы знаем, какие были ситуации, когда даже стратегические объекты государство как-то не полностью контролировало. И мы знаем, к чему это привело и продолжает приводить. Я не знаю, зачем это делать. Я считаю, что этот объект должен быть государственным и украинским. Потому что он является стратегическим. Он должен служить государству в целом. Он чрезвычайно прибыльный, чрезвычайно важный. С моей точки зрения, к какой-либо приватизации или к созданию каких-то консорциумов неизвестно с кем и для чего прибегать не стоит. Это приносит только вред государственным интересам. Это моя позиция, которая расходилась и расходится с позицией некоторых высокопоставленных чиновников и сегодня.
— Если принять предложенный вами ход («не переходить на личности»), можно ли говорить о том, что «кто-то» хотел путем обвинения вас в нынешней трагедии насолить вам за вашу позицию в вопросе о статусе нефтепровода?
— Этого я не исключаю. Во время строительства такого крупного объекта (а нефтепровод Одесса—Броды, я повторюсь, самое крупное и самое стратегически важное строительство за все 11 лет существования Украинского государства) мне приходилось кому-то говорить и недобрые слова, и действовать вопреки чьим-то интересам. То огромное предприятие, которое я возглавлял и которое, я считаю, было одним из самых лучших, а возможно, и самым лучшим в современном Украинском государстве, сегодня ликвидировали и превратили в цех. Разумеется, я с этим не мог согласиться. Во многих случаях я был не согласен с так называемой приватизацией. Фактически это было ограблением государства и людей. Об этом я говорил и, как мог, боролся. Естественно это вызывало определенное сопротивление. И потому, безусловно, у меня были враги. Я это ощущал, когда, например, меня переводили на повышение в Киев. Это было одним из способов устранить меня от дел, потому что прямых оснований для такого шага не было.
— Но не секрет, что одним из яростных противников строительства нефтепровода Одесса—Броды был именно Евгений Марчук. Как вы считаете, мог ли он в связи с этим позволить себе быть беспристрастным при расследовании ЧП во Львове?
— Да, он был против. И в моем архиве есть все эти сборники, все решения Совета национальной безопасности и обороны. Когда-нибудь историки дадут этому оценку как документам, так и действиям отдельных людей.
Я вижу, как интерпретируется львовская ситуация. Но не буду комментировать. Я не знаю меры его злопамятности, меры его мстительности. Но если кто-то попытается свалить на меня ответственность за случившуюся трагедию, я не буду молчать о тех чиновниках, которые наносят огромный ущерб государству.