Зачем Украина ушла из Ирака? Единственный логичный ответ, который хоть как-то поясняет такой шаг, — это одно из предвыборных обещаний Президента Ющенко. Оно уж очень часто повторялось, чтобы теперь, перед выборами очередными, быть забытым напрочь. Одно из тех ключевых обещаний, которые не требуют особых усилий для исполнения. Но одно из самых сложных, чтобы быть реализованным с пользой для страны. В Ирак мы входили в августе 2003-го для президента Леонида Кучмы. Из Ирака мы вышли в декабре 2005-го для президента Виктора Ющенко. Почувствуйте разницу! Одному надо было эффективно защититься от грандиозных нападок международного уровня за так и не проданную в Ирак же «Кольчугу». Другому — поддержать своё реноме пацифиста и отчитаться за один из немногих до конца выполненных предвыборных мессиджей. Это то стратегическое решение, значение которого пока не осознать. Тем более, если от него не зависит судьба самой власти.
Военные не обсуждают решения политиков. Это их карма. За два с половиной года нашего присутствия в Ираке через него прошли более пяти тысяч военнослужащих контрактной службы. Рискну предположить, что ни один из них не хотел уходить. По крайней мере, так они говорили автору этих строк, который несколько раз за последние два года побывал в Ираке. Им так хотелось служить, что многие приезжали по нескольку раз: в 81-й тактической группе, последнем нашем боевом подразделении в Ираке, таких было немало. От рядовых до полковников. В последнюю ротацию познакомился с двумя парнями, которые прошли самое страшное — двухдневный бой в Аль-Куте 6—7 апреля 2004 года во время восстания Муктады Садра. Они нехотя рассказывали, как долго командиры не разрешали открывать огонь — думали,
что все само собой успокоится.
Как погиб в бою Руслан Андрощук: он из БТРа видел в прицел «своего» гранатомётчика, но приказ есть приказ — не стрелять. Лишь после того, как кумулятивная струя от РПГ оторвала парню руку и он умер от потери крови, наконец-то начали воевать по-настоящему. Как в пылу боя полковник приказал «валить» из КПВТ по элеватору, на котором сидели наши же снайперы — хорошо ещё, что вовремя одумались и никого не задело. Как убивали они и как могли убить их. И после всего этого парни приехали опять служить. «Кому армия-то нужна дома?» — сокрушались они и говорили, что немного отдохнут и снова будут проситься в какую-нибудь ротацию. Процентов 30—40, в основном офицеров, набирали из строевых частей. Все остальные — так называемые партизаны. Они приходили в райвоенкоматы, проведя на гражданке иногда по пять-семь лет после срочной. Они хотели служить потому, что там, на гражданке, у них не было перспективы и было мало денег. Они шли рядовыми, сержантами и младшими офицерами. Они получали меньше всех в многонациональной дивизии «Центр-Юг». Хотя нет — ещё меньше получали монголы. Базовая ставка для рядового контрактника в Ираке — под 700 долларов США. У офицеров — до 1000. Правда, на период службы за ними сохранялись и все домашние военные выплаты. Отсутствие проблем с тыловым обеспечением — заслуга в основном американских налогоплательщиков: топлива, еды и патронов — вдоволь. Все заняты своим делом и никому не придёт в голову отдавать идиотские приказы, в Украине (белить бордюры или что-то в этом роде) разлагающие армию изнутри. В Ираке был создан прообраз той профессиональной армии, о которой говорят политики и о которой мечтают сами военные. Армии, для которой боевая работа — это будни. Армии, за которую не стыдно, а иногда ею можно даже гордиться.
За два с половиной года в Ираке погибло восемнадцать украинских миротворцев. Больше, чем где бы то ни было раньше. Погибших, конечно же, не вернуть, но, откровенно говоря, потери несопоставимы даже с уровнем смертности в Вооружённых силах Украины в мирное время. В бою погибло пятеро военнослужащих, остальные стали жертвами халатности, своей или чужой, — это так называемые «небоевые» потери. К ним же можно отнести и два самоубийства. Взрыв на разминировании боеприпасов под Сувейрой, забравший жизни восьми миротворцев во главе с комбатом, хоть официально и объявлен терактом, на самом деле был спровоцирован фатальной небрежностью и нарушением правил безопасности — это как раз тот случай, когда сапёр ошибается лишь один раз. Но армейское командование рассудило так: пусть уж восьмеро погибнут как герои, от рук врага, чем снова — по глупой халатности. Тем более непонятно уже, по чьей именно. Так появилась версия теракта.
Армия в Ираке многому научилась: взаимодействовать с партнёрами по коалиции на уровне штабов дивизии и корпуса, совместно планировать, разрабатывать и проводить операции, обмениваться разведданными. В конце концов, получила боевой опыт, который не заменят никакие манёвры. Армия уходит из Ирака в тот момент, когда впервые перед нашей страной реально открылась перспектива членства в НАТО. В ближайшее время миротворческих операций подобного уровня не предвидится. Украина вскоре уйдёт из Ливана, во многом из-за скандала вокруг злоупотреблений с топливом. В африканский Судан, скорее всего, будет направлен миротворческий персонал численностью до 50 человек, на отправку которого не требуется согласие парламента. Примерно такой же останется и в Ираке — офицеры в штабах дивизии и корпуса плюс инструкторы для иракских полицейских и пограничников. Но самое печальное то, что теперь о многомиллионных иракских контрактах можно забыть окончательно. За два с половиной года, в течение которых украинские военные были, по сути, полновластными хозяевами провинции, закрепиться здесь национальному бизнесу не удалось. Хотя, честно говоря, никто особо и не старался. Дальше разговоров дело не шло — все так беспокоились о безопасности, что даже губернатора провинции некому было свозить в Украину и показать экономические возможности страны. Товарооборот между Украиной и Ираком на уровне 100 миллионов долларов — слабое утешение для рынка, в который американские налогоплательщики вкладывают ежегодно десятки миллиардов долларов. Норвежцы, чьих военных в Ираке всего-то несколько человек, получили в разработку нефтяную скважину на севере. Россияне, которых в Ираке не было вообще, строят на юге, в Басре, электростанцию. Украинцы же всегда чего-то ждут. С кого теперь спрашивать за неиспользованные возможности в Ираке? С Евгения Марчука, агитировавшего парламент проголосовать за направление контингента? Так его недавно президент уволил с военной службы по состоянию здоровья. С Константина Грищенко, автора идеи о контингенте в Ираке, спасшей Леонида Кучму от полной обструкции на Западе? Так он теперь в партсписках баллотируется в парламент. С самого бывшего президента? Так он вообще на пенсии и политикой не занимается. С президента нынешнего? Так он даже и не голосовал — среди немногим более сорока депутатов из фракции «Наша Украина», поддержавших направление войск в Ирак, голоса Ющенко нет. Ирак был для него и, как он любит говорить, его нации шансом оставаться в центре главной геополитической истории — для США в ближайшее время нет и не будет страны важнее. Но Украина всё-таки ушла из Ирака. Ушла в тот момент, когда правительство Польши обратилось к президенту с предложением оставить войска в стране до конца 2006 года. Кстати, у поляков, которые стали полновластными хозяевами в когда-то украинском лагере «Дельта», пока не хватает личного состава для его охраны. Солдаты и офицеры, вернувшись домой, разбегутся кто куда: кто уволится из армии, кто продолжит служить в разных воинских частях. Их боевой опыт останется с ними, но ведь его можно было использовать в полной мере — попытаться сохранить в Украине штатные подразделения, прошедшие Ирак.
Когда одна из трёх военных колонн строилась в базовом лагере перед выходом в Кувейт, а оттуда и в Украину, пришлось стать свидетелем неприятного эпизода. Бойцы установили на технику национальные флаги — сине-жёлтые стяги развевались практически на каждом БТРе, «Урале» и уазике. Приехавший самолично проверить выход колонны генерал отдал «потрясающий» приказ — снять все флаги, кроме одного, на первой машине! Бойцы его выполняли, ругаясь про себя: надо же, генерал вроде как стесняется национальных флагов над колонной! Логику подобного приказа понять действительно сложно. Неужели Украине в Ираке действительно нечем гордиться? Или, может, уж очень не хотелось уходить?