Анатомия души майдана

За какие-то две с половиной недели центральная площадь украинской столицы перестала быть обычным географическим понятием. Майдан стал явлением. Теперь говорят не только «на Майдане», но и «во время Майдана», «участник Майдана», «законы Майдана». В трехнедельном промежутке времени спрессовалось такое количество событий, эмоций и судеб, что их хватило бы на добрый десяток лет жизни иной благополучной европейской страны. Майдан перевернул жизни и души многих из нас, заставив переосмыслить собственную роль в судьбе страны. А многим просто доказав, что у них вообще есть такая роль.

Это были три недели всеобщего душевного напряжения: мы то надеялись, то разочаровывались, то впадали в эйфорию, то были близки к отчаянию. Но главным было то, что все это мы переживали вместе, а не, как раньше, каждый в
своей хате с краю. Дамы в роскошных мехах и бабульки в растоптанных чунях, владельцы навороченных иномарок и работяги-таксисты, скромные тургеневские девушки и клубные мальчики-мажоры. Люди, еще совсем недавно не имевшие понятия о том, где находятся администрация Президента, Верховная Рада и Кабмин, Верховный суд и Центризбирком, стали знатоками географии Киева-официального. Граждане, еще вчера абсолютно равнодушные к политике, сегодня буквально заболели ею и считают свое состояние абсолютно естественным.

Тогда нам порой казалось, что еще немного — и мы не выдержим таких физических и нервных перегрузок. А уже сегодня нам остро не достает столь сильных ощущений. Нам грустно от того, что Майдан заканчивается. Подобное чувство знакомо любому, кто в детстве собирал вещи, готовясь к отъезду из пионерского лагеря. Всем сердцем ощущая неизбежность расставания, мы обменивались адресами и телефонами, договаривались о будущих встречах и фотографировались на память, пытаясь при этом заглушить подступающую грусть. Мы уже скучаем по тебе, Майдан! По твоим глазам, по твоим песням, по твоим рукам и по твоему неповторимому духу.

В то же время мы хорошо осознаем, что обстоятельства, породившие этот Майдан, никогда больше не должны повториться. Ради этого и были эти глаза, эти песни, эти руки и этот дух. И поводом для того, чтобы Майдан собрался вновь, должны стать не обманутые чаяния миллионов, а торжество справедливости. Вот почему Майдан расходится и разъезжается по стране с твердым намерением и дальше отстаивать свое право на свободный выбор на тридцати трех тысячах избирательных «майданчиков».

Но главный Майдан тоже продолжает жить. Хотя и в другом режиме. Его жизнедеятельность поддерживают те же, кто нес бессменную вахту на комендантских постах с первого дня Майдана. Кто знает все его трещинки, особенности характера и, конечно же, слабости и недостатки. Они уже строят планы на ближайшее будущее Майдана. Но еще свежи и объемны их воспоминания. И пока их не заслонили новые события и впечатления, мы попросили народных депутатов Тараса СТЕЦЬКИВА, Владимира ФИЛЕНКО и Юрия ЛУЦЕНКО рассказать о вчерашнем Майдане.

— Майдан распускается… Сколько человек там останется и что это за люди? Что они будут делать и как вы собираетесь ими руководить?

Юрий Луценко: Где-то в середине Майдана, несколько дней назад, я решил ночью со старшим сыном пройтись к палаткам и совершенно случайно встретил там господина Пинчука, который со старшей дочерью шел туда же. Так что у нас получилась очень занятная компания. Мы шли через палаточный городок, и народ очень оживленно и удивленно нас встречал. Меня поразила одна девочка-студентка из Львова, которая сказала: «Большое спасибо вам, господин Пинчук, за то, что вы вывели нас на этот Майдан». И подарила ему маленький оранжевый бантик. Пинчук, к его чести, сказал: «Был бы я студентом, то был бы среди вас. Но сейчас я передаю его своей дочери». И она приколола себе этот бантик.

Я понимаю, зачем Пинчук туда вышел. По-видимому, одной из причин было желание лично оценить степень готовности Майдана к длительной осаде. Поэтому я показал ему одну из палаток, которую занимал вуйко Васыль. Она была обложена дровами, а внутри стояли ряды тушенки и варенья, примус и стол. Типичная киевлянка спрашивала вуйко Васыля: «Мужчина, что вам принести покушать?» А он отвечал: «Їжі у нас досить». «А что вам принести попить?» «Пити у нас досить». «Мужчина, а что же вам нужно?» «Вогнегасник і килим, якщо є». Смех смехом, но эти люди в случае необходимости были готовы остаться на Крещатике и пикетировать даже президента Ющенко за несовершенные указы о повышении пенсий.

Меня часто спрашивали, сколько выстоит Майдан? А я постоянно задавал себе вопрос: как мы его оттуда уберем? Люди приехали, и совершенно серьезно собирались стоять до победного конца. Я разговаривал с мальчиком из Житомирской области, он показал мне письмо матери, в котором есть такие слова: «Тебя отправляло все село. Без Ющенко домой можешь не возвращаться».

Это был не Майдан 2000 года. Тогда была генеральная репетиция, и я думаю, что без нее не состоялся бы Майдан нынешний.

— И все же, что вы собираетесь делать с оставшимися людьми дальше?

Тарас Стецькив: Мы сократим Майдан. Он теперь будет простираться от собственно Майдана Незалежности (от сцены) до улицы Прорезной. Так что будет восстановлено нормальное движение от Бессарабки до Прорезной. Сейчас мы меняем маленькие палатки на большие. В них, а также Украинском доме мы будем держать примерно восемь—десять тысяч человек (точное количество еще обсуждается). Освобождаем Жовтневый палац для детских новогодних утренников, Дом офицеров. Оставляем сцену на Майдане. И основные планы таковы: пока не пройдет переголосование и не будут установлены его результаты, мы палаточный лагерь не снимем.

— А как же тогда смогут проголосовать жители этого городка?

Т.С. — Мы пока точно еще не решили, как это будет происходить технологически, но вполне возможно, что мы отпустим людей накануне, в субботу, проголосовать, а в понедельник они вернутся.

Владимир Филенко: Оставим только охрану. У нас есть организованная группа охраны сцены. А остальные люди поедут к себе в регионы, проголосуют и вернутся праздновать победу. И именно на сцене.

Ю.Л. — Да, вчера нам пришла в головы одна и та же мысль, и уверяю вас, так оно и будет: Ющенко не просто принесет присягу, а он должен сделать это на Майдане, на этой сцене, перед теми людьми, которые реально сделали его Президентом.

Т.С. — Майдан структурно состоял из трех частей. Во-первых, палаточного городка, который вначале создавала только «Пора», а потом он разросся до неимоверных размеров. Вторая часть — это люди, которые стояли на Майдане. И третий элемент — сцена. Признаемся, мы абсолютно не подозревали, когда ее устанавливали, что эта сцена и этот микрофон станут генеральным диспетчерским пунктом, который будет руководить революцией. У нас лишь было интуитивное понимание, что сцену нужно ставить. Для митинга. Но даже мы не предполагали, что это перерастет в беспрерывную акцию. И если бы этого микрофона не было, то революцией нечем было бы руководить. Так что когда будут ставить памятник украинской революции, то символов у нее три: палатка, микрофон и мегафон. Это и было наше оружие.

Ю.Л. — И бочки, бочки-барабаны еще…

— Так вот в чем заключались хитроумные американские технологии!

Т.С. — Да никакой американский политтехнолог не мог бы придумать эту сцену и беспрерывное стояние людей! Даже мы не предполагали, что люди будут находиться на Майдане так долго.

В.Ф. — Почему мы не покидаем Майдан? Он будет выполнять несколько функций. С одной стороны, он остается натянутой тетивой или, если хотите, дамокловым мечом, занесенным над властью, как напоминание ей, что шутить с выборами и повторять фальсификации нельзя. В случае новой угрозы выборам мы уверены, что Майдан в любой момент моментально снова разрастется, наполнится киевлянами, и в случае необходимости подтянутся люди из регионов.

Вторая его функция — стать информационно-пропагандистским центром для всей Украины, откуда мы будем делать ключевые сообщения, куда по вечерам или по выходным смогут приходить киевляне, перед которыми будут выступать политики, а в случае необходимости и сам наш кандидат для оглашения тех или иных важных моментов, возникающих по ходу выборов. Это будет большой базой обучения, агитации, пропаганды и одностороннего общения с избирателями (для двустороннего разрабатываются другие формы — те же агитаторы, пропагандисты, кампания «от дверей до дверей», наблюдатели, охрана общественного порядка). Третья функция, которую мы возлагаем на Майдан, это блокирование Банковой. Вы знаете, что мы сняли блокаду Кабмина, но администрация Президента — случай иной. Мы будем блокировать ее независимо от того, будет ли президент Ющенко впоследствии заходить именно в это здание или выберет какое-нибудь другое. У нас есть все основания считать, что Кучма серьезно утратил легитимность. Кроме того, зная обо всех этих дополнительных серверах и админресурсе, которые управлялись именно из этого здания, мы стараемся обезопасить себя и минимизируем возможность формирования нового такого центра перед переголосованием. Хотя, конечно, понимаем, что он может быть создан в любом другом месте. Но для нас АП — это определенный символ, который заслужил такое отношение к себе. Как и сам Кучма.

— А сколько вообще хотя бы приблизительно было людей на Майдане?

В.Ф. — Пик, который выпал на первую субботу, 27 ноября, составил около полутора миллионов человек. Майдан и Крещатик, по нашим оценкам, при полном наполнении вмещают до 500 тыс. человек. И они реально там стояли. А в ту субботу, когда вывалил весь Киев и был пик приезда из регионов, мы ходили по центру города и видели, что в окрестностях Крещатика и главных административных сооружений находится просто огромная масса людей. Все прилегающие улицы, площади, парки были забиты людьми — и Европейская площадь, и Франко, и улицы Институтская, Грушевского, Городецкого, Шелковичная, Прорезная, Пушкинская. Люди были везде. Их количество просто потрясало.

И если говорить о тактике поведения, то тогда можно было легко явочным порядком власть отобрать. Для этого были основания.

— А кровь при этом была бы?

В.Ф., Т.С. — Мы этого не исключаем.

Ю.Л. —Я абсолютно уверен, что кровь была бы. Так как возле администрации Президента находился не только украинский спецназ, но и бойцы из подмосковного Теплого Стана. У нас есть видеозапись их присутствия.

Т.С. — Они были готовы стрелять.

Ю.Л. — Там были люди, закрытые за калиткой, у которых не было возможности как для отступления, так и для братания с помаранчевыми. И они были самыми страшными.

— А наш «Беркут» в случае чего не стал бы защищать свой народ от иностранного спецназа?

Ю.Л. — У них была возможность отступления. И они могли бы перейти на сторону народа. А иностранным гражданам переходить было некуда.

Т.С. — Это как под Сталинградом: за спинами наших спецназовцев стоял российский заградотряд.

— А кто с ними общался и как это происходило? И вообще, была ли необходимость в таком общении?

Ю.Л. — Я с первого дня, несмотря на свой имидж ультрарадикала и антикучмиста, говорил: на моих глазах уже погибла одна революция от одного нами незапланированного столкновения. И первая капля крови, а точнее, первые синяки похоронили ту революцию. И поэтому нынешняя должна быть именно такой, какой она и оказалась, — мирной, победоносной и, возможно, немного компромиссной.

— Мы знаем, что вы договаривались с конкретными людьми и в Кабмине, и в администрации по поводу захвата этих зданий. Насколько все же он был возможен?

Т.С. — С Кабмином это было совершенно реально, и его мы легко могли бы взять. Но логика захвата Кабмина была бы только в том случае, если Ющенко явочным порядком назначил бы и.о. премьер-министра, и тот немедленно начал бы отдавать распоряжения. А Ющенко на это не решился. И поэтому мы остановились. Потому что, какой смысл заводить в КМ демонстрантов, если мы не сажаем в министерские кабинеты своих людей, а можем лишь превратить Кабмин в казарму?

Ю.Л. — И мы со сцены неоднократно подчеркивали, что захватить помещение не означает посадить там определенное лицо. Захват Кабмина, не означал захвата поста премьер-министра.

Т.С. — Три раза нам давали старт боевой готовности для захода в Кабмин и три раза его отменяли. Последний раз готовность номер один была в прошлую пятницу, 3 ноября.

Ю.Л. — Каждую ночь мне Юля не давала спать. Она все время проявляла инициативу, а я бегал по Киеву и разгонял сначала ее людей, а потом ОМОН, который шел на отбивание их возможных атак.

— Кстати, когда Тимошенко во вторник 23 ноября со сцены первый раз призвала людей идти к администрации Президента, это было согласованное решение или же экспромт «богини революции»?

Т.С. — Это решение тогда витало в воздухе. Когда в течение понедельника мы наблюдали, как Майдан наполняется людьми, как все наблюдатели, ездившие из западных областей в восточные регионы, помчались в Киев, как пошел снег, ударил мороз, а людей становится все больше и больше, и они полны решимости, мы поняли, что нужно отдавать приказ о блокировании госучреждений.

Это был экспромт, но он родился у каждого из нас, и то, что его озвучила Юля, это случайность. Его мог озвучить любой из нас.

— Была ли логика захвата Банковой? Пытались ли вы вести переговоры с охранявшим ее спецназом?

Т.С.—Да, такая логика была, и это означало бы силовой вариант развития революции. Лично я считал, что заходить на Банковую можно и в какой-то степени даже нужно. Но тут абсолютно случайно, когда люди пришли на Банковую, вдруг появились цветы. Откуда они взялись? Ведь такой команды не было. Дело в том, что когда Ющенко в тот день принес присягу, ему подарили два букета цветов, и он с ними пошел на Майдан. А потом в первых рядах — на Банковую. И когда мы пришли туда и увидели десять рядов спецназа, то девчонки-студентки вдруг выхватили эти цветы у Ющенко и стали раздавать их омоновцам. И в тот момент стало ясно, что революция будет мирной.

Ю.Л. — Вышло так, что именно народ руководил поведением лидеров. И даже менял их планы.

Т.С. — Мои аналитики, ничего не зная о происходящем, позвонили мне через двадцать минут после того, как люди сами стали раздавать цветы спецназовцам, и сказали «Тарас, нужны цветы!». А я им ответил, что это уже сделано. То есть даже умы яйцеголовых не успевали за народным творчеством. Представьте себе, что те ребята и девчонки пели и танцевали перед омоновцами пять суток. Пять суток этот спецназ смотрел им глаза в глаза. А девочки говорили: «Мы хотим вас поцеловать».

Ю.Л. — Еще одна уникальная история. Полтретьего ночи захожу на Банковую проверить посты. Вижу, что за двумя КамАЗами, которые власть поставила, чтобы не допустить штурма, стоит маленький ансамбль из галицкого села — гармошка, скрипка, бубен — и поют «Гуцулку Ксеню», а потом «Наша служба и опасна, и трудна». И перед ними стоит семнадцать рядов крымского спецназа — без теплых подшлемников, а на улице минус десять, и ребята уже синие. И я им говорю, мол, позовите кого-то из старших, давайте как-то договоримся, чтобы вы оставили одну цепочку, а мы, в свою очередь, отойдем назад, мы абсолютно мирно настроены. При этом все вокруг покрыто цветами — и КамАЗы, и щиты спецназовцев. Люди им сигареты клали, горячие чай и кофе приносили. Но они не двигались. Я увидел знакомое милицейское начальство — Ошовского и Миленина. Они мне говорят: «Мы вас боимся». А я пообещал, что отведу людей за КамАЗы, оставив только «оркестр» и журналистов, и что больше никто сюда не пройдет. Но взамен они должны были снять своих людей. И они таки согласились оставить всего одну-две цепочки. Но у них была еще одна огромная просьба: «Мы когда сюда выскакивали, наши автобусы остались на Шелковичной, а не наши (речь шла о россиянах. — Ю.Л.) не пускают нас греться в администрацию. Пропустите, пожалуйста, автобусы». О’кей, автобусы мы пропустили. Но у них была еще одна большая просьба: «Там две машины с биотуалетами остались…» «А вот это, — говорю, — извините, делайте свои дела под администрацией».

Т.С. — Но вернемся к штурму Банковой. Меня в штабе назначили как раз ответственным за нее. Говорили: «Захватишь Банковую, будешь там комендантом». Конечно, я был заинтересован туда зайти (смеется. — «ЗН»). И вот какой план я допускал и за который готов был отвечать. Об этом уже можно говорить, поскольку все это уже не будет реализовываться. Мы собирались использовать технологию «продавливания». Сначала мы должны были несколько дней морально «разлагать» стоявший там спецназ. И когда почувствовали бы, что он немного оттаял, должны были спилить ворота (что мы таки сделали) и вплотную приблизиться к людям со щитами. И в случае, если бы они вытянули дубинки, мы должны были остановиться и не идти вперед. Но если бы они этого не сделали, то мы должны были начать аккуратно на них давить. Но при этом могла возникнуть большая проблема: если бы люди сзади увидели, что мы давим вперед, то запросто могла бы произойти большая давка. Поэтому мы от этой технологии отказались. И решили действовать по-другому. У нас было подготовлено три—четыре тысячи человек, готовых идти на такой риск и прекрасно осознававших, что их может ожидать. Они должны были вплотную приблизиться к ОМОНу, причем, желательно, чтобы на плечах у ребят сидели девушки. А сзади должны были подойти люди с лестницами и специальными деревянными настилами. И в момент, когда передние ребята расступились бы, необходимо было поставить лестницы, сверху настилы, и перепрыгивать через ОМОН. А девчонки должны были хватать спецназовцев и крепко их обнимать.

К чему это могло привести и почему мы, в конце концов, отказались от этих планов? Проблема была в том, что даже если бы мы продавили наш ОМОН, то из внутреннего двора администрации могли появиться «отмороженные» из Теплого Стана и открыть огонь. Я тогда предупреждал своих ребят: «Если вы увидите, что они готовы стрелять, вы не должны идти вперед». Но они были готовы ко всему, дай только команду. Но, конечно, никто из нас такую ответственность лично на себя взять не мог. Мы доложили Ющенко, и он, как вы понимаете, категорически запретил это делать.

Теперь с высоты сегодняшнего дня я размышляю, а что было бы, если бы… Я считаю, что возможность захватить администрацию тогда все же существовала. Была она и второй раз, когда оттуда вывели российский спецназ.

— А вы дали им его вывести?

Ю.Л. — Да, мы сказали, что выпускаем людей сколько угодно, а запускаем не больше, чем вышло.

— И когда вышли россияне?

Т.С. — Кажется, когда приехали европейские посредники. И как раз тогда была вторая возможность захвата. Наши ребята готовы были это сделать.

Ю.Л. — Но существовала еще одна проблема, «географическая». Захват администрации мог быть даже мирным, я это допускаю, но это не означало бы, что мы заполучили администрацию Президента всей Украины. Этот акт был бы подтверждением распространяемого на востоке страны вранья об агрессивности «западенцев», которые захватили Киев. Я был против такого сценария, во-первых, из-за возможного кровопролития, а во-вторых, из-за непонимания Восточной Украиной подобных методов борьбы.

Т.С. — В общем, мы не взяли ни администрацию Президента, ни Кабмин.

В.Ф. — Если уж говорить сегодня о системе обсуждаемых в те дни приоритетов, то считаю, что если что-то и нужно было брать, то это Кабмин. Особенно после парламентской отставки Януковича и его правительства. Но я был против взятия администрации, поскольку она наиболее защищена, и ее штурм мог привести к самым большим жертвам. Я также был против захвата Верховной Рады, поскольку ВР всегда мешала Кучме и была пятым колесом в выстроенной им системе. Негоже бить самим себя и блокировать единственный легитимный «осередок» власти.

— Но ведь было целых две попытки штурмовать Раду. Они были стихийными или спланированными?

В.Ф. — Первая попытка была абсолютно стихийной. А вторая спланированная — в тот день, когда за основу было принято контрреволюционное постановление, по сути, отменяющее постановление ВР от 27.11., которым парламент признавал выборы сфальсифицированными и выражал недоверие ЦИК.

Ю.Л. — Я тогда влетел в кабинет, полный депутатов, и все подумали, что я пришел арестовывать Литвина, поскольку, ничего не говоря, я схватил его за руку и вытащил из кабинета. А депутаты были уверены, что я выкрал спикера. Но я затащил Литвина в зал и сказал, чтобы он объявил в микрофон о закрытии сессии. Он быстро это сделал и спрашивает: «А что еще делать?» Говорю: «Выходи на площадь». И он вышел и успокоил людей.

Т.С. — Заход людей в Верховную Раду сорвал тогда сессию. Я видел лица депутатов, они были перепуганы насмерть.

В.Ф. — Дело было так: группа депутатов от оппозиции разблокировала двери на четвертом подъезде, одновременно на улице Юля, Тарас и я дали команду людям заходить в здание парламента. Мы сделали проход и завели около двухсот человек на первый этаж. А потом сами их остановили, когда Литвин сделал заявление о закрытии сессии. Таким образом, мы остановили попытку контрреволюции.

Т.С. — Мы тогда впервые показали власти, что можем достать их и физически. И это было переломным моментом. После этого захват Кабмина и администрации уже и не нужен был, поскольку власть поняла, что мы точно так же можем достать и Кучму. Что мы потом и сделали, пойдя в Кончу-Заспу.

— Реально ли было полностью заблокировать там Кучму, как в свое время Горбачева на крымской даче?

Ю.Л. — Если уж Плющ привел Ющенко за стол переговоров и позволил Кучме быть участником этого процесса, то нужно было все-таки сначала решить: договариваемся мы с ним или воюем. Поскольку нельзя одновременно воевать и договариваться.

Я тогда вышел на Майдан и думаю, нужно ведь как-то людей подготовить к тому, что с Кучмой будут все-таки договариваться. Выхожу на сцену и говорю: «Дорогие мои, я могу вам принести сюда рыжую шкурку Кучмы и повесить ее тут на гвоздик». Все закричали «Ура!». А я им: «Но нужна не шкурка, а его подпись». А они кричат: «Шкуру давай!».

Т.С. — Мы с Володей историки, так что напомню вам, что когда во Франции Людовик XVII сбежал в Версаль, то парижане долго думали, что делать, а потом пошли туда и вернули его в Париж. Эта история была нами рассказана, тут же переосмыслена, и «Пора» немедленно пошла блокировать дачу Президента. Но в тот же день, буквально где-то через час, начались переговоры в Мариинском дворце. В половине четвертого Левочкин (первый помощник Президента. — «ЗН») подошел к Кучме и стал ему что-то шептать. И Кучма заявил Ющенко: если тот немедленно не снимет блокаду его дачи, то он выйдет из переговоров. Виктор Адреевич тут же позвонил мне: «Это вы сделали?» «Мы», — отвечаю. А мы это сделали без его ведома. «Хорошо, — говорит, — я тебе перезвоню через полчаса и скажу, что делать». Но команды снимать блокаду он тогда не дал. Другой вопрос, что Ющенко не вывернул эту ситуацию себе на пользу. Ведь он же мог сказать: «Хорошо, Леонид Данилович, я сниму блокаду, но вы сначала подпишите указ об отставке правительства Януковича. И до свидания».

Ю.Л. — Ну не умеет он с «папой» разговаривать.

Т.С. — Не умеет. Но в тот самый день, я думаю, Кучма все же осознал, что мы можем достать его физически. Что найдется пара тысяч отчаянных людей, которые перелезут через забор. И он будет вынужден дать команду стрелять по ним. А это, в свою очередь, приведет к еще более массовым беспорядкам. Но мы, если честно, через забор перелезать вовсе не собирались, и блокировали дачу, лишь чтобы оказать психологическое давление. Мы знали, что Кучму это выводит из равновесия за три секунды.

В.Ф. — Он понимает только язык силы. Кстати, еще один интересный момент. На каком-то этапе мы поставили в Конче лестницы. И все подумали, что это подготовка к штурму забора. Звонит мне Роман Зварич: «Что там у вас происходит?! Мне Хербст (посол США. — «ЗН») звонит!». А послу позвонила Лена Франчук (дочь Кучмы. — «ЗН»), мол, приставляют лестницы к забору и сейчас будут перелезать. Я связываюсь с Женей Золотаревым, который был там ответственным от «Поры», спрашиваю, что случилось. А он мне: «Владимир, да это лестницы обзора. Мы их поставили за десять метров от забора, прислонили к соснам. И каждый желающий бесплатно (мы по десять гривен за осмотр не берем) может залезть и посмотреть, как живет Президент. Мы и наши сограждане имеем право на информацию!» Ну, я и передал по обратной цепочке, что никакого штурма не будет, только осмотр достопримечательностей.

Т.С. — Почему мы приехали в Кончу? Потому что Кучма упирался и ничего не хотел подписывать. По телевизору обещал одно, а в действительности делал совсем другое. Мы решили просто немного припугнуть его. И мы знали, что это на него будет действовать. Но, в конечном счете, Конча-Заспа была нами использована совсем в других целях.

В минувший вторник Ющенко пришел в девять утра в Верховную Раду с твердым намерением валить политреформу. И все долго обсуждали, как мы будем это делать. Я все это слушал примерно до без десяти десять, а потом сказал: «Уважаемые друзья, если вы давите на Кучму, а тот упирается, то нужно идти и Кучму захватить. Но, дорогие депутаты, при этом вы пойдете впереди. И перелезать через забор будете первыми. И по вам могут стрелять. Если вы к этому готовы, тогда валите политреформу, посылайте Литвина в Кончу-Заспу, и, если он вернется с фингалом и неподписанными изменениями закона о выборах, то мы должны будем возглавить поход людей на Кончу. Но, повторяю, там могут стрелять. Лично я к такому революционному сценарию готов. И если вы тоже готовы, то пошли. А если вы, уважаемые, не готовы к этому, то идите и голосуйте за политреформу». Как вы думаете, что они выбрали? Конечно, политреформу.

Ю.Л. — Вчера (в минувшую среду. — «ЗН»), когда Кучма все подписал, Литвин, Ющенко и Мороз пошли с ним в кабинет Литвина. И там за столом три революционера совершили историческую ошибку: они попытались перепить Кучму. Что не удавалось еще никому.

— Так они просто пили там или пытались все-таки еще что-то обсудить?

Ю.Л. — Конечно, они разговаривали. И там была возможность договориться о чем угодно. Первым оттуда вышел Мороз. Он договорился о том, что Кучма снимет блокаду с озера, где Александр Александрович когда-то ловил щук. В этом весь Мороз. Политреформа спасла страну, а он договорился, что на половине озера, которое сейчас перегорожено и куда его не пускали восемь лет, он теперь снова сможет ловить щук. Он не договаривался с президентом ни о премьерском кресле, ни о чем-либо другом, а решил проблему с озером, поднялся и ушел. По дороге сказав прессе «Слава политреформе!». Вторым вышел Ющенко (ведь он не пьет, только пригубливает) и рассказал о «великой победе украинского народа». Последним покинул эту сцену Литвин. О чем он договаривался с Кучмой, я не знаю.

Т.С. — Когда я услышал, что Кучма прибывает в Верховную Раду, я понял что он капитулировал. И единственно, что ему подарил парламент, — это почетную капитуляцию. Хотя он этого и не заслужил. А Ющенко, действительно, тогда мог добиться от Кучмы всего, чего хотел. Когда он шел с ним в кабинет Литвина, мы сказали: «Виктор Андреевич, вы сейчас возьмете у Кучмы столько, сколько захотите. Он вам не отдаст только ключ от собственной квартиры, но он вам и не нужен. Вы сейчас подумайте, что вы хотите взять и какой мешок вы сможете потянуть». Ющенко пошел и взял то, что хотел: отставку Васильева, Билоконя и кого-то из губернаторов.

— Кажется, в прессе называлась фамилия Щербаня. А как же харьковский, донецкий, луганский губернаторы?

Т.С. — А это уже ответственность лидера…

Ю.Л. — Я рад, что наша революция пошла не по силовому, а по эволюционному пути развития. Это Иван Степанович Плющ постоянно доказывал нам, что без Кучмы ничего не будет. И он водил рукой Ющенко, когда в Мариинском дворце при первом же наезде «западников» подписывались известные всем документы. Тем не менее сразу после этого именно Плющ и Тимошенко стали «ястребами». Это было удивительно, но люди, до последней секунды утверждавшие, что без Кучмы ничего не возможно, вдруг заявили, что им вовсе и не нужны его подписи на документах. И если совсем уж откровенно, то их план заключался в том, чтобы оставить Януковича премьером, и на этом основании выиграть выборы со старым составом ЦИК и старым законом о выборах без каких-либо изменений. Я считаю, что это было бы, прежде всего, моральной катастрофой. А мы, бывшие радикалы, стали тогда «голубями» и пошли на политреформу, как объективно необходимую для страны, как достойную цену в этом вопросе.

В.Ф. — Ющенко, действительно, тогда категорически уперся против реформы. И я без деталей, но смею утверждать, что именно Майдан и мы как полевые командиры, в значительно мере его олицетворяющие, пришли в Верховную Раду, сломали дискуссию во фракции, и фракция, в конце концов, убедила Ющенко, что нужно голосовать за политреформу. Мы и еще Мыкола Томенко, фактически, победили Плюща.

Ю.Л. — Ведь до этого пять групп «Нашей Украины» проголосовали за политреформу. А Иван Степанович вместе с Юлей за одну ночь убедили Ющенко в нецелесообразности этого шага. Но эти трое — Тарас, Володя и Мыкола — переломали Ивана Степановича Дэн Сяопина.

Т.С. — Ющенко лично нам звонил. Юля подносила телефонную трубку: «С вами хочет поговорить Виктор Андревич». И тот говорил: «Тарас, прошу, ни одного голоса за политреформу!» А Пинзенику он вообще в сердцах заявил: «Сколько вы денег взяли у Януковича за голосование политреформы?»

Почему я счастлив, что мы тот план сломали: расчет Юли и Плюща был таков, что если они убедят Ющенко, то лидер «нагнет» всю фракцию. И всегда, действительно, было именно так. А вот на этот раз не так.

Ю.Л. — Майдан «нагнул» фракцию, а фракция — Ющенко.

Т.С. — Потому что, когда мы поставили всех перед дилеммой: или перелезать через забор Кучмы, или голосовать политреформу, то всем стало ясно, что эти полевые командиры такие ненормальные, что, в самом деле, могут туда полезть. И тогда страх, что им придется построиться в шеренги и повести народ на Кончу, победил. И все стали кричать: «Виктор Андреевич, ваше решение!». А Ющенко тогда произнес такую фразу: «Я предлагаю при сигнальном голосовании нажимать кнопку «за». И все зааплодировали и стали кричать «Правильно!». А Иван Степанович был просто черный…

Ю.Л. — Иван Степанович — советский человек, который считает, что власть должна быть царской, иначе ее нет вообще. Он просто не представляет, как можно работать президентом, договариваясь с парламентом. И он хотел быть Дэн Сяопином, который руководит страной через мудрого и толерантного президента Ющенко.

— А Тимошенко? Говорят, что именно она вела переговоры с Януковичем.

В.Ф. — Именно эти обстоятельства: невосприятие союза с «донецкими» и поведение части людей во фракции, которые претендовали на то, чтобы быть кукловодами, стали самой лучшей агитацией за реформу во фракции, которая ранее стояла против нее насмерть. Именно эти обстоятельства достаточно быстро — за два дня — переубедили, что политреформу нужно принимать. Эту цену за изменение закона о выборах и состава ЦИК мы были готовы заплатить. Но, с другой стороны, мы поняли, что даже и без этих изменений за реформу нужно голосовать.

— Потому что боялись отчаянных голов, готовых идти на Кончу-Заспу, потому что накопились физическая усталость и нервное напряжение…

Т.С. — Почему план Юли был нереалистичным с самого начала? Когда она пришла и предложила оставить Януковича премьером, мы сразу сказали, что это нереально. Хотя бы потому, что он будет требовать гарантий, а она их ему дать не могла. Потому что их в принципе нельзя было давать.

Ю.Л. — Я тогда сразу сказал, что это недопустимо ни морально, ни политически. Представляете, выходит Янукович и заявляет, что ради единства Украины он дарит президентский пост Ющенко, а сам остается премьером. Это же была бы катастрофа для всех людей, все это время считавших, что наши оппоненты — банда, укравшая честную победу Ющенко.

В.Ф. — Почему на Майдане было так много людей, почему они все туда вышли? Потому что большинство из них прошло через издевательства — налоговые, над бизнесом, плату государственному рэкету, физические расправы, запугивание перед выборами и т.д. и т.п. Каждый второй там был жертвой этого режима.

Ю.Л. — Режим стал действительно антинародным, потому что на Майдане стояли и бизнесмены, приехавшие на крутых джипах, и бабушки-пенсионерки.

— Почему такого не было во время акций «Украина без Кучмы» и «Повстань, Україно!»?

Т.С. — Потому что тогда еще не вызрела ситуация.

Ю.Л. — Потому что каждая революция должна пройти свои этапы. «Украина без Кучмы» была первой необходимой репетицией и показала, что есть люди, которым терять уже нечего, и оказалось, что демонстрировать это совсем не страшно. А «Повстань, Україно!» показала, что лидеры могут притягивать большие массы людей. И после этих двух репетиций Майдан стал таким, каким он стал.

Вчера Мороз сказал, что не каждому поколению выпадает такое счастье жить на сломе эпох. А нынешнее поколение украинцев еще хорошо помнит обретение независимости, по большому счету, подаренной Украине судьбой. И оно же сегодня добывает свободу. Но уже не подаренную, а завоеванную. И я сто раз говорил, что на Майдане стоят люди не столько за Ющенко, сколько за свою свободу. Потому что Ющенко не совершенен, не оптимален. Но он является тем ключом, который открывает двери к свободе. И эти двери открываются только в одну сторону. Конечно, за ними будет масса разочарований, как это было в Чехии, Прибалтике, но там никто не просился обратно в Советский Союз. И те, кто стоит на Майдане, знают, что при всех своих качествах, вызывающих критику, Ющенко является тем ключом, который открывает двери к нашей свободе. И понимание этого объединило Майдан больше, чем что-либо другое.

Т.С. — Люди так массово вышли потому, что они совершенно ясно осознали, что если победит зек, то персонально у каждого из них в этой стране будущего нет. Это абсолютно очевидно. И когда в ночь после выборов в четыре утра мы принимали решение о выходе на Майдан в девять часов, я перед этим позвонил своим ребятам-львовянам и сказал, что хотя экзит-пол мы и выиграли, но голосование проиграем на три—пять процентов, так как власть мухлюет результаты. Мне дословно ответили так: «Тарас, это проглотить невозможно. И что хотите там делайте, но мы это не проглотим». Тогда подобное настроение доминировало.

Ю.Л. — Чтобы мы ни говорили только о Львове, расскажу, как я был на выборах в Кировограде. Там на одном маленьком участке в школе, которую поджигали, подкладывали взрывчатку, поскольку в первом туре там выиграл Ющенко, председателем комиссии была учительница, которая на самом деле была представителем от власти. И на нее оказывалось колоссальное давление. На участок даже приехали депутаты от Януковича. А она встала в этой напряженной обстановке и сказала: «Пусть я лягу в лучший в мире чернозем, но я подпишу этот протокол». В протоколе была зафиксирована победа Ющенко.

Т.С. — И еще. В 1999, 2000 и 2002 гг. еще не было такого понимания, что за свою свободу нужно бороться. А теперь фигура Януковича, наглое мухлевание и перспектива жить в зоне вывели миллионы людей на улицы.

В.Ф. — Добавлю только одно. Последние года три, после отставки Ющенко, а потом после успеха «Нашей Украины» на парламентских выборах, люди терпели из последних сил и надеялись на долгожданный день президентских выборов, когда у них будет возможность спокойно и легитимно поменять власть. И когда у них отобрали эту последнюю надежду, сфальсифицировав выборы, это стало последней каплей.

— Вы готовились к выборам, понимали, что возможны фальсификации, планировали ли вы подобные массовые акции? Кто этим занимался, и каким образом учитывался предыдущий опыт — горький и положительный? И каким образом происходящие события исправили предыдущие ошибки и откорректировали планы ваших действий?

В.Ф. — Ситуация складывалась так. Тарас пришел в центральный штаб где-то за год до выборов — в октябре прошлого года. Меня Роман Бессмертный забрал из харьковского штаба, сказав, что здесь я нужней. И нас обоих «посадили» на массовые акции, поскольку именно мы и лоббировали эту идею, так как считали, что победа без людей невозможна.

Что нас не устраивало в том, что тогда делалось? Один из стратегических расчетов центрального штаба заключался в том, что Ющенко должен был предстать перед избирателями эдаким симпатичным кандидатом с разнообразной красивой рекламкой, роликами и договоренностями. Мы же, понимая, что нынешний режим просто так не уйдет, считали, что только противопоставление народного кандидата и власти может принести победу. Поскольку эту власть может победить только народ. И никакой, даже самый идеальный кандидат сам эту мощную машину не сломает. Поэтому ключевая идея, с которой мы пришли в штаб на тот момент избирательной кампании, была сформулирована Тарасом Стецькивым так: «Ющенко — народный кандидат», «Ющенко — народный президент». И старт реализации этой идеи вы все видели на Спивочем поле.

— Скажите, а Спивоче поле задумывалось как своеобразный тренинг, во время которого вы сможете оценить, сколько народу вы сможете собрать?

В.Ф. — Да, мы хотели это сделать. Мы создали рабочую группу, которая в значительной мере состояла из помощников и советников Тараса Стецькива, а также из моих помощников. На период проведения акций эта группа существенно расширялась: в эти периоды нам подчинялся практически весь штаб, несмотря на то что кто-то по иерархии был выше нас. Это был такой спецпроект, в рамках которого мы руководили всеми, за исключением Романа Бессмертного и Александра Зинченко. Сначала, как правило, мы предлагали концепцию акции. После того как она принималась, мы выписывали детальный сценарий — место, время, участники, их ориентировочное количество, последовательность происходящего, где лидер, что делают люди и т. д. В результате получался такой типичный бюрократический документ — «План организации и проведения такой-то акции»…

Ю.Л. — Комсомол непотопляем!

В.Ф. — …Он содержал от пятидесяти до ста пунктов относительно того, кто за что отвечает и что за чем происходит. Так вот, Спивоче поле было стартом кампании «Ющенко — народный президент». Я горжусь тем, что придумал его. Но за месяц подготовки этого мероприятия три недели ушло на убеждение тех, кто считал, что можно обойтись без него. Чего мы только не наслушались! И «куда вы людей в яму тянете?», «а если дождь?», «а если снег?», «а если Кузьмук опять выстрелит?», «а если паника?», «а как таким количеством людей руководить?», «а провокации?». И нам осталась для реальной подготовки акции фактически одна неделя. Но когда это получилось, то оказалось, что это классно. Кроме всего прочего, мы получили замечательную картинку, которая пошла по всем телеэкранам, и пиарщикам даже ничего не пришлось придумывать. Тогда все сказали: «Гениальная идея! Так и нужно было делать». Тем более что, вы знаете, тогда были попытки провокаций с теми черными пакетами с бутылками водки. Но уже тогда люди показали свою чрезвычайную организованность.

Что еще было важным в тот момент? Мы постарались, чтобы на Спивочем поле были люди из каждого населенного пункта страны. Вышло своеобразное средство массовой информации. Вернувшись домой, человек рассказывал своим землякам: я там был, видел Ленина, нес бревно, вот смотрите — на фотографии я третий слева. Из регионов мы привезли 40 тысяч. Но тогда впервые очень массово вышли киевляне. Стало ясно, что созрела столица. Словом, все это послужило началом включения народа в политический процесс. Потом, 18 сентября, мы организовали Европейский майдан…

— А все эти акции — бюджетные проекты?

Т. С. — Первое мероприятие было наиболее затратным. Каждое следующее обходилось во все меньшую сумму.

Ю.Л. — Люди никогда не получали денег за участие, но доставляли их на место проведения акций бесплатно.

В.Ф. — Оплачивались дорога и какой-то бутерброд с чаем…

— Хорошо, с акциями, проводившимися накануне выборов, понятно. А готовились ли вы к тому, что люди выйдут на улицы после голосования во втором туре? И если да, то что именно планировали и чем запасались — палатками, деньгами, походными котелками?

Т.С. — После того, как мы провели митинг под Центризбиркомом 23 октября, мы сделали первый верный прогноз: выборы не ограничатся одним туром, их будет два. И потому основные свои силы мы придерживали для второго тура. Хотя многие нас убеждали, что ЦИК нужно атаковать уже в первом туре. Это была бы большая ошибка. В тот самый день уважаемый Давид Важаевич (Давид Жвания, народный депутат из фракции «Наша Украина», отвечающий за материальное обеспечение кампании Ющенко. — «ЗН») начал закупку палаток, полевых кухонь и так далее. Правда, готовился он к выступлениям уже в первом туре. И был очень зол на нас за то, что мы сорвали его планы…

Ю.Л. — …Мало того, мы сорвали его планы и после второго тура: единственное, когда ему удалось пострелять, — это два салюта.

Т.С. — Потом, когда мы прошли первый тур и стало понятно, что власть настроена на масштабные фальсификации, где-то 4—5 ноября мы начали серьезно готовиться. Мы выдвинули идею немедленного создания забастовочных комитетов, которую руководитель избирательной кампании Ющенко Александр Зинченко вначале не принял. Хотя, как выяснилось потом, ее нужно было реализовывать уже тогда. Но мы явочным порядком начали создавать забастовочные комитеты в вузах. Мы поняли, что будут фальсификации, и нужно готовиться к революции.

Когда после первого тура к Ющенко присоединился Александр Мороз, а к нам — Юрий Луценко, стало ясно, что вместе мы сможем сделать многое. Но было бы глубоким заблуждением считать, что у нас был продуманный план всего этого дела. Мы не знали, что делать.

Ю.Л. — Тем, кто хотел убедиться в этом, достаточно было выйти на Майдан и посмотреть: часть палаток были явно одинаковые, а часть — «дикие», возникшие там в результате народной самодеятельности.

Т.С. — Закупили палаток мы на 10 тысяч человек, хотя рассчитывали на то, что соберется пять тысяч. Это было первое. Второе, что мы сделали, — начали организовывать забастовочные комитеты в вузах и привлекать к акции студентов. Третье — подготовили обращение к киевлянам и ко всем жителям Украины в случае фальсификации выборов немедленно собираться на столичном Майдане. Четвертое — мы интуитивно пришли к решению поставить на Майдане сцену. К этому свелась практически вся наша подготовка. А потом за три дня до второго тура выборов состоялось историческое заседание Комитета национального спасения без участия Виктора Ющенко, на котором было принято единогласное решение готовиться к улице. Докладывали тогда мы с Филенко. Присутствовал и Луценко, который нас перебивал, но и дополнял. В результате чего все пришли к выводу, что альтернативы нет, поскольку власть готовится грязно сфальсифицировать выборы.

Прозвучал лишь один аргумент против: «Хлопцы, а люди не выйдут». На что я сказал: «Как вы думаете, куда поедут 25 тысяч наблюдателей, которые с Западной Украины массово ринулись на восток? Думаете, домой? Нет. Они поедут в Киев. Как вы думаете, киевляне будут сидеть по квартирам? Ни за что! Киев молчать не будет! Да люди сами, без нашего призыва позахватывают все вузы, перекроют дороги — и до свиданья!». Правда, когда мы нарисовали картину — палаточные городки, дымят полевые кухни, все двигается, мелькают деревянные щиты, наступает ОМОН — в глазах Зинченко и других штабистов появился страх. Я тогда подумал, не пережимаем ли мы ситуацию…

Ю.Л. — …Но тогда встал Иван Степанович Плющ и скомандовал: «Всем сидеть, никому не выходить, голосуют все!»…

Т.С. — …И просто грудью продавил это решение.

Ю.Л. — В результате же получилась совсем другая картина. Вернее, несколько картинок, о трех из которых я бы хотел сказать отдельно. Первая — революционные барабанщики, которые отобрали бочки имени Януковича, которыми обогревали бедных некормленых донецких демонстрантов. Мы их накормили, и они или примкнули к нам, или поехали домой. Бочки остались. У Кабмина. Сначала в них стучали двое барабанщиков, а затем к ним выстроилась очередь. Я думаю, что единственный человек, который в те дни дневал и ночевал в здании Кабинета министров, свою фамилию таки оправдал: Толстоухов. Как он все это выдержал!?!

Картинка номер два. Шестой подъезд Кабмина, через который на работу проходит до трех тысяч сотрудников правительства, находящийся со стороны улицы Шелковичной. Она была заблокирована, но сами двери подъезда никто не трогал. В одном месте пикет выставлен, в другом. А в самих дверях торчал маленький плакатик, на котором от руки было написано: «Хырив за Ющенко». И главное, это остановило три тысячи чиновников 47-миллионной страны. И третий символ революции — это табличка на дверях кафе в «Глобусе» на Майдане, через которое самым коротким путем можно было попасть с одного конца площади на другой. Так вот на этой табличке было написано: «Уважаемые господа революционеры, закрывайте за собой дверь, пожалуйста».

— А почему все происходило именно на Майдане? Он изначально был выбран главным местом действий?

В.Ф. — Первым, кто задумался над тем, где будет собираться народ, был Тарас Стецькив. Он сказал: «У каждой революции должен быть свой Смольный».

Т.С. — Ну да, я же историк. Вначале на центральное место акции претендовала Контрактовая площадь. Не подошла. Потом — Киево-Могилянская академия. Не подошла. Затем — ЦИК. Забраковали. И тогда кто-то сказал: «Берем Майдан!».

В.Ф. — На самом деле о том, что берем Майдан, мы решили раньше. 6 ноября там была проведена большая акция. Нам понравилось. И после этого уже не было никаких дискуссий. Майдан — это сердце столицы…

Ю.Л. — …Тем более что палатки на нем стояли уже дважды.

В.Ф. — А потом возникла идея установить сцену. Во-первых, она была на всех наших акциях. А во-вторых, у меня, как у бывшего лабуха, сцена и микрофон сидят в крови, я без этого дела не могу. Вот и поставили сцену.

— На ней, кстати, кроме вас троих, очень часто появлялся еще один ваш коллега по организации уличных акций — Николай Томенко.

В.Ф. — Мы прекрасно понимали, к чему все идет еще в день голосования, 21 ноября. И мы пришли на Майдан в тот день в 9 утра. Людей тогда еще нельзя было организованно собирать, потому что все были на избирательных участках. Холодно. Майдан пустой. «Ну, говорю, с Богом!». Берем мы с Тарасом Стецькивым и Романом Бессмертным «кулаки», которые кладутся в основание сцены, ставим их, нас снимают видеокамеры. Милиция составляет протокол, мы платим административный штраф в 50 гривен… Так началось строительство сцены и фактически организация Майдана. Потом у нас с Тарасом была куча обязанностей по размещению людей и прочим организационным моментам. И нас просто не хватало еще и на сцену. Мы были вынуждены отдать микрофон кому-нибудь в надежные руки. Отдали Николаю Томенко. И он оказался на удивление способным диск-жокеем. Хотя, конечно, физически измотался…

Ю.Л. — …Потом, когда Томенко появлялся на Майдане, девушки соперничали за честь затащить его к себе в палатку.

В.Ф. — Мы, в меру своих возможностей, его подстраховывали в наиболее трудные минуты. Луценко помогал ему очень сильно. А мы вернулись к рутинной работе. И вот тут свои организационные способности проявил Роман Бессмертный. Он взял на себя практически всю черновую работу.

Ю.Л. — Главным организующим центром до начала Майдана и во время него был Роман. Он был единственным человеком, с которым можно было связаться, договориться и, главное, быть уверенным в том, что это будет выполнено. Он был диспетчером и занимался жизнеобеспечением Майдана: едой, водой, светом. И одновременно участвовал в переговорах с властью. Он отказался от публичных выступлений — отдал этот участок работы нам, а сам не вылезал из командного пункта. Это потом, когда одна из крутых фирм привезла на Крещатик домики для митингующих, Роман Петрович воспользовался своей властью и конфисковал домик для штаба. А первые пять дней он ночевал в обычной палатке.

— Ни для кого не секрет, что значительную часть обитателей Майдана составляли активисты «Поры». Об этой организации ходят всевозможные слухи и масса кривотолков. Расскажите, что это за структура и кто эти люди?

Ю.Л. — Прежде всего, нужно заметить, что «Пора» — не новое объединение молодых студентов. Эта организация фактически вобрала в себя людей, занимавшихся революционной деятельностью с 1991-го по 1994 год. Поэтому составляют ее, можно сказать, профессиональные радикалы с солидным опытом побед и поражений. «Пора» — это тот стержень, на который организационно нанизывались акции, палатки, пикеты…

В.Ф. — …При этом «Пора» не является членом блока «Наша Украина».

Ю.Л. — Члены «Поры» — довольно образованные и интеллектуальные ребята. Они понимали, что эта революция должна идти либо радикальным путем, либо путем договоренностей. И политическая реформа является приемлемой ценой для этого. Активисты «Поры» поддержали необходимость принятия изменений Конституции. Это разрушает миф об американском спецназе имени «Поры». Они являются политиками.

— Как возникла эта организация? Кто ее придумал?

Т.С. — 24 декабря прошлого года мы проиграли голосование об изменениях к Конституции. И тогда на заседании фракции мы стали бить в набат: «Нужно выводить людей на улицы!». А нам в ответ раздавались крики: «Люди не выйдут. Тем более — зимой!». Тогда мы попросили Давида Жванию привезти нам грузин, чтобы они объяснили, как работать с людьми. Приехали два члена грузинского парламента, которые рассказали, как они создавали лагеря и что такое план мирной гражданской мобилизации. После этого, уже в феврале, мы начали думать над тем, как бы летом организовать такие лагеря. Но когда мы увидели, что штабы «Нашей Украины» попросту не готовы к этому, я встретился с Владом Каськивым (нынешний глава «Поры». — «ЗН»), и он мне предложил идею «Поры». Я тогда спросил у него, для чего создавать такую организацию, которая по своему типу несколько напоминает «Кмару», «Отпор». Он ответил: «Для того чтобы защитить результаты выборов». И тогда я согласился курировать этот проект.

Но основа «Поры» была создана самими ее участниками. Что-то они позаимствовали у сербского «Отпора», что-то у грузинской «Кмары», и было бы глупо такой опыт не использовать. Но когда мы делали первый лагерь и я посмотрел на тех 320 человек, которые туда прибыли, мне было просто радостно. Приехали абсолютно вменяемые люди, толковые ребята, интеллектуалы, политики. Мы поделили Украину на 76 кущей. А каждый кущ — на рои. В каждом рое — по 10—15 человек. И те 320 человек, которые приехали, были кущевые и роевые командиры. В августе они получили приказ набрать армию волонтеров. И мы собирались набрать 35 тысяч таких волонтеров, которые в час Х должны были высадиться в Киеве и «започаткувати» украинскую революцию. 35 тысяч мы не набрали, но 15 тысяч у нас было. И это был действительно авангард радикально настроенных политиков, который сыграл очень существенную роль в происшедшем.

— Кто финансировал «Пору»?

Т.С. — Отечественный бизнес.

— А чему ее членов обучали в упомянутых вами лагерях?

Т.С. — Их учили тому, как набирать волонтеров, как вести агитационно-просветительскую кампанию и что такое план мирной мобилизации: как собрать в дорогу вещи и еду, каким транспортом и как воспользоваться, когда нужно будет собираться в Киеве. И само собой мы хотели их психологически сплотить.

— Однако на Майдане собралось людей раз в десять, а то и в двадцать больше предполагаемого числа. Каким образом организовывались они. Кто руководил гражданами, прибывшими туда самотеком?

Ю.Л. — Действительно, в Киев съехалось огромное количество людей, которые жаждали действий и не знали, к кому обращаться. Скажу откровенно, руководители по направлениям не справлялись со своими обязанностями. Первые три дня граждане хватали меня за грудки и вопрошали: «Что делать? Где же ваши депутаты? Почему они не руководят?». На четвертый день начали появляться самозванные атаманы, которые собирали свои сотни, самоорганизовывались и обращались ко мне за распоряжениями. А если не находили меня, заявляли, что они от Луценко и блокировали все, что видели по дороге. То есть люди оказались настолько сознательными и самоорганизованными! И в том, что за все время не произошло ни одного серьезного конфликта, инцидента, правонарушения, — заслуга простых людей, оказавшихся на голову выше лидеров, которые планировали и раздумывали за народ, думая, будто возглавляют его. На самом деле люди были суперорганизованными, гораздо более четко, чем вожди, представляли, что им делать, в какой момент и куда идти.

Т.С. — За десять дней до 21 ноября я спросил у активистов «Поры», сколько вузов они смогут поднять на забастовку. Они, поднапрягшись, насчитали восемь институтов, университетов и академий. А что произошло на самом деле. В первый же день забастовали все столичные вузы. То есть революция моментально превзошла все наши ожидания. Я поинтересовался у Каськива, когда и сколько людей он сможет привести на улицы Киева. Он говорит: «Ну, на вторник тысяч пятнадцать будут». А уже в понедельник к вечеру на Майдане было двести тысяч человек. С первых же дней революция переросла своих вождей, и я скажу честно — мы в первые дни сами растерялись. Люди у нас спрашивали, что делать, а у нас голова разрывалась от того, что нам каждый час нужно было придумывать, что делать. Но люди сами же нам и помогли, начав самоорганизовываться.

В.Ф. — Сами мы рассчитывали на то, что соберется максимум 300 тысяч человек. Руководить большим количеством людей при нашей системе управления невозможно. Тем более что в первые дни нам полностью заблокировали мобильную связь и вырубили рации. И нам приходилось бегать друг к другу…

Ю.Л. — …Что касается уровня организации, то я никогда не забуду, как утром, когда мне нужно было вести под президентскую администрацию десять тысяч человек, вместо трех машин со звуком мне дали десять мегафонов без единой батарейки. Вот там я и сорвал голос.

Т.С. — Да хаос такой был в первые дни!

В.Ф. — Зато, благодаря всему этому, мы приобрели бесценный опыт — научились ходить по Майдану. Была выработана целая система хитростей. Мы изучали, в какое время в каком месте меньше всего людей. Как правильно идти через толпу: где лучше рассекать ее на крейсерской скорости, а где лучше передвигаться галсами, как против ветра…

Т.С. — …И люди, которые сначала штурмовали нас вопросами «Что делать?», когда увидели, что мы не везде успеваем за процессом, решили действовать самостоятельно. Представьте себе, мы даже не успели выпустить листовки с призывом к киевлянам пускать к себе приезжих людей на постой. Но это было сказано с трибуны, и этого хватило, чтобы в первый же день две с половиной тысячи столичных жителей дали свои адреса, заявив о готовности взять к себе домой гостей. А со временем таких киевлян уже насчитывалось 35 тысяч. Киевляне проявили просто поразительную солидарность!

Желание митингующих приобщиться к общему делу иногда доходило до курьезов. К примеру, стою я на Лютеранской (после того как мы заблокировали президентскую администрацию) третий день. Подходит ко мне человек и говорит: «Я, Охрименко Иван, сотник». Я спрашиваю: «Кто тебя уполномочил?». Он отвечает: «Меня уполномочил генеральный штаб». Спрашиваю: «Где твоя сотня?». Говорит: «Вот тут стоит и ожидает ваших указаний». Я говорю: «Перейди туда-то и займи позицию». Они перешли. Это натуральная украинская казатчина. Они сами себя назначали сотниками. Приходили и заявляли: «Я сотник. Назначен штабом. Кто ко мне, все сюда». И люди верили этому.

В.Ф. — Подходишь к пикету, говоришь: «Депутат Филенко, дайте пройти». В ответ: «Да, я тебя знаю. А покажи мандат?». Говорю: «Вот эту машину выпускаем, эту запускаем». Отвечает: «А у меня другой приказ». Но самым тяжелым для меня был день, когда в субботу 4 ноября депутаты разбежались, так и не приняв никаких решений…

Ю.Л. — …Ага, это когда через пикет под Верховной Радой пытался пробраться, выходя из парламента, Петр Порошенко. Его не пускают, он им говорит: «Я Порошенко». А люди ему отвечают: «Все вы там Порошенки. Иди работай!».

В.Ф. — Я взял мегафон и попробовал вернуть людей на Майдан. Вы думаете, я их вернул? Единственное, что я смог, — выпустить машину с Зинченко. С трудом.

Т.С. — В здании Союза писателей стихийно образовались два штаба, которые руководили блокированием президентской администрации. Один штаб возглавлял помощник депутата Вячеслава Кириленко, другой — представитель «Поры». И между ними возник конфликт, поскольку каждый из штабов считал себя легитимнее другого. Выяснения отношений не прекращались. Я не нашел ничего лучшего, как сказать им: «Значит так, вы — ответственные за улицу Банковую, а вы — за Лютеранскую. Все. Приказ обсуждению не подлежит». И они так и прожили на двух этажах здания Союза писателей, руководя каждый своей улицей.

— Но, кажется, большей частью людям все-таки приходилось пребывать в ожидании. Особенно, когда начался многодневный переговорный процесс. Как удавалось, с одной стороны, постоянно поддерживать в пикетчиках боевой дух и готовность, а с другой — сдерживать их революционный порыв в пределах здравого смысла?

Ю.Л. — С каждым днем у людей спадало желание блокировать административные здания. Им больше хотелось видеть вождя, слушать музыку и т. д. И тут (все-таки есть наши люди в президентской администрации) начался вывоз документов с Банковой. Задержали первую машину. Я вручил каждому из задерживавших по революционному капкану. Покупал на базаре обычный капкан, перевязывал оранжевой ленточкой и вручал. Затем была вторая машина. На третий раз мне позвонили и сообщили о том, что задержали мужика с тремястами тысячами гривен. Ну, думаю, все-таки серьезные деньги, нужно будет считать, еду туда. По дороге слышу — по радио передают, что у задержанного было уже 111 тысяч гривен. Думаю, та-а-ак! Приезжаю, мне говорят: «Да это просто местный житель проходил, это его деньги, он шел домой, его уже отпустили». Когда это стало известно на Майдане, все, кто был там, разбили весь периметр вокруг администрации Президента на квадраты, распределили между собой часы дежурства, поделили предполагаемые деньги на церковь, на газ, на школу и ожидали, когда из администрации понесут деньги. Нам уже не нужно было организовывать народ на блокирование, у них появился весомый стимул, и они действовали самостоятельно.

Т.С. — Если бы меня спросили, знаю ли я, как происходила ротация дежуривших на Банковой пикетчиков, сколько там было людей, я бы не ответил. Я осуществлял общее руководство, а девять десятых всей работы делали те самые сотники, о которых уже говорилось.

— Скажите, какова роль во всех этих событиях городских властей Киева? Ведь ни для кого не секрет, что без поддержки акции со стороны столичного мэра ее вряд ли удалось бы осуществить в тех масштабах, что были.

Т.С. — В понедельник 22 ноября к Александру Омельченко пришли Николай Мартыненко и Владимир Бондаренко (народные депутаты, члены фракции «Наша Украина». — «ЗН»), которые ему сказали: «Вы мэр такого города, как Киев, жители которого вышли на улицы, не зависите ни от кого, кроме громады, которая вас выбрала. А значит, ваша позиция должна определяться только этим». И Омельченко занял соответствующую позицию.

Ю.Л. — Другим фактором, воздействовавшим на Александра Александровича, была инициатива Николая Томенко, который со сцены предложил собравшемуся народу пойти к Киевгорсовету, поприветствовать нашего мэра и обратиться к нему с призывом поддержать Майдан. Люди пошли, начали скандировать «Омельченко с народом!». Омельченко вышел с мегафоном, поклонился и сказал «Да, я с вами». С того момента, кстати, у митингующих появилась первая крыша над головой: в их распоряжение был отдан первый этаж мэрии.

— А у кого родилась идея разместиться в Украинском доме и каким образом происходил захват помещения?

Ю.Л. — Ситуация была такой. Мы вышли на сцену и сообщили народу о том, что Янукович собирается провести митинг на Европейской площади. После чего я обратился к львовянам: «Ваша задача — зайти на ступени Украинского дома (находящегося на Европейской площади. — «ЗН») и стать там. По периметру здания мы выставили двадцать автобусов, чтобы их не могли штурмануть, сверху же со ступенек защищаться легче. Речь шла о том, что митингующих могут начать выгонять, чтобы освободить место для сцены предполагавшегося януковичского митинга. Люди пошли туда, а через час уже доложили: «Пан проводник, Украинский дом — наш, флаги вывешены». Я спрашиваю: «А как же люди, которые там были?» «А мы, — говорят, — зашли, крикнули «Слава Украине! Смерть врагам!», они все и вышли».

Следующим на очереди был дом профсоюзов. Мы кинули клич: «Хлопцы, все приглашаются на чай к Стояну!». (Александр Стоян — глава провластной Федерации профсоюзов Украины. — «ЗН».) В тот день он как раз объявил о своей поддержке Януковича. Мы зашли туда, вошли в кабинет к Стояну, он буквально заплакал, взял портрет Януковича, оставил на столе портрет семьи и пошел. Ребята его еще догоняли, чтобы отдать портрет семьи… Но самое интересное, что к нам каждый день ходил директор консерватории и просил захватить ее, потому что ему уже пять лет не дают денег на ремонт…

Т.С. — Возвращаясь к Омельченко, хотел бы заметить: Володя Бондаренко фактически апеллировал к его гордости. И это сработало. Омельченко созвал сессию горсовета, решив для себя: «Я должен быть на стороне этих людей». Да, он отдал нам первый этаж мэрии, но гораздо важнее для нас было решение Киевсовета: это был акт моральной поддержки. Не только советы городов Западной Украины, но и Киевский городской совет перешел на сторону народа. Но если бы к вечеру понедельника 22 ноября на Майдане не собралось такое огромное количество народа — ничего подобного не произошло бы. Однако Омельченко принял еще и другое решение, о котором мало кто знает. Всех своих заместителей он фактически переподчинил руководителю комендатуры Майдана Роману Бессмертному. И все вопросы — еды, воды, уборки, биотуалетов — решались только благодаря тому, что комендатура Майдана действовала в тесном сотрудничестве с Киевской горадминистрацией…

Ю.Л. — …Последние биотуалеты забрали у городской милиции.

Т.С. — Представьте, что бы было без всего этого с полумиллионным Майданом. Там сразу же возникла бы такая антисанитария! Мы без киевских властей не справились бы. Каждое утро из центра Киева вывозилось по 10—12 самосвалов с мусором!

— А как при таком массовом скоплении людей и столь длительном пребывании их на морозе удавалось избежать массового пьянства?

Ю.Л. — На входе в палаточный городок стояло три кордона, и каждый проходящий через них человек тщательно обыскивался. В том числе и я. Если у человека находили бутылку спиртного, его выгоняли из лагеря. А если обнаруживали пьяного, с него снимали всю символику и выдворяли за ЦУМ.

В.Ф. — Чтобы решить проблему пьянства, нам нужно было много горячей воды для приготовления чая и кофе. И для понимания масштабности происходящего хотел бы заметить: в отдельные дни нам приходилось греть до 15 тонн кипятка!

— Как решались вопросы финансирования Майдана?

Т.С. — На третий день акции к нам поступило от простых киевлян пожертвований на миллион гривен. А потом был открыт счет, деньги начали поступать туда. И материальные проблемы были решены.

— Скажите, у вас нет ощущения упущенной революции?

Т.С. — Почему она завершилась компромиссом? Прежде всего потому, что такое решение приняли лидеры, в том числе и мы. Но надо сказать, что наша революция развивалась довольно своеобразно: один день мы делали революцию, другой день вели переговоры. То есть с самого начала процесс принял зигзагообразный характер. Мы могли бы пойти по грузинскому варианту. Но нас сдерживал страх раскола Украины. Нам просто срывало крышу от ответственности за принимаемые решения. Лично для меня определяющим был момент, когда я поссорился с Ющенко. Я наговорил ему таких вещей, которых ему, наверное, еще никто никогда не говорил. Но когда после слов о том, что он несет персональную ответственность за происходящее сейчас с украинским народом, я попросил Виктора Андреевича посмотреть мне в глаза, он долго не поднимал их. А когда поднял, я понял: Ющенко в душе не революционер. А иметь вождя, который запрограммирован на компромисс, и делать революцию — означает попасть под раздачу. Не в том смысле, что революция пожирает своих детей… И потому мы понимали: нам нужен компромисс на максимально выгодных для нас условиях.

Ю.Л. — Поэтому символами украинской революции стали палатка и сцена с микрофоном, а не танк, как в России, и не гильотина, как во Франции. Такая элегантная революция со всеми серьезными и ироничными смыслами этого слова.

Т.С. — Так захотел Ющенко.

— Когда вы, Юрий Витальевич, сравнивали отставку Януковича со взятием Сталинграда, а решение Верховного суда — с Курской дугой, то обещали, что Берлин еще впереди. Окончание революции можно считать взятием Берлина?

Ю.Л. — Сейчас мы стоим прямо под Берлином. А взятие Берлина будет 26 декабря.

— Сейчас мы говорим о мирном исходе революции. А могло бы случиться так, что люди вышли бы из-под вашего контроля и сами пошли бы на штурм либо на другие силовые акции? Вы смогли бы это заблокировать и каким образом?

Ю.Л. — Однозначно смогли бы. Для этого у нас было достаточно способов и возможностей, а также подготовленные люди, которым было под силу воспрепятствовать такому повороту событий.

Т.С. — На самом деле люди настолько нам верили и настолько нас слушали, что этого в принципе не могло случиться.

В.Ф. — Мы не зря говорили о микрофоне. Периодически, независимо от того, была ли в этом реальная необходимость, мы выходили на Майдан, брали в руки микрофон, чтобы люди нас узнавали, к нам привыкали. Непререкаемым авторитетом, для участников акции был Юра Луценко. Когда возникали критические моменты, на сцену выходил Ющенко и говорил: «Вот здесь стоят мои хлопцы. Слушайте их во всем». И среди людей не возникало даже тени анархических настроений.

Т.С. — И это при том, что, еще раз говорю, людей было просто огромнейшее количество. Когда утром во вторник, 23 ноября, придя на Майдан, Роман Бессмертный сообщил нам, что вожди приняли решение вести народ по Грушевского к Верховной Раде, я сказал: «Роман, плевать на вождей, они ничего не понимают! Ты представляешь, сколько людей стоит на площади? Только одна десятая попадет к парламенту, а остальные будут стоять на месте и кричать, почему мы не двигаемся». Решили идти длинным путем — через ЦИК. Но это произвело впечатление. Представляете, в течение полутора часов людской поток идет, как река. Тогда мне корреспондент Рейтера сказал: «Я был в Белграде. Вы сейчас вывели на улицу гораздо больше людей, чем было там. Почему вы не берете власть?»

А потому что лидер, за которым поднялся народ, — проповедник. И то, что Ющенко каждый день проповедовал народу миролюбие, элегантность, ненасильственность, воспитало людей. Он вбил и себе, и людям в головы мысль о недопустимости пролития даже капли крови. И он настроил людей на дисциплину и порядок, на мир, внушив при этом, что победа неизбежна. Ну как после этого от людей можно ожидать, что они пойдут на штурм?..

Ю.Л. — Да любой, кто призвал бы людей идти на штурм, был бы с ходу заклеймен ими как провокатор!

Т.С. — То есть Ющенко сделал все, чтобы не пролилось ни одной капли крови.