31 октября ушел из жизни выдающийся украинский театральный режиссер Эдуард Митницкий, народный артист Украины, основатель Киевского академического театра драмы и комедии на Левом берегу Днепра.
Когда говорим в связи с потерей большого художника "ушла эпоха", то порой это воспринимается как стандарт, но в связи с уходом Эдуарда Митницкого действительно ушла эпоха творческой подлинности в украинском театре, а также эпоха этики, высокого вкуса, уникального театрального педагогического мастерства. Театральная жизнь Митницкого "обняла" практически шесть десятилетий. С его именем связаны громкие и времяформирующие постановки не только в Украине, но и в Германии, Литве, других странах. В частности, лет двенадцать назад газета "Литовский курьер" писала: "Этот режиссер - мэтр. В украинской театральной режиссуре, возможно, фигура номер один. Если бы он работал в любой другой столице, то и там потеснил бы многих из корифеев".
Однако статус почетного "корифея" не очень-то соблазнял режиссера даже после 80, т.е. он вообще не любил никакой статусности, всегда дистанцировался от "связей в верхах", иной раз казался незащищенным и в высоком значении наивным художником, который смотрит на эту нашу жизнь грустными глазами интеллигентов из произведений Чехова или других его любимых авторов. "Гамлет", "Чайка", "Украденное счастье", "Живой труп", "Варвары" - он любил большие пьесы и большие чувства на сцене.
Ада Роговцева, Валерия Заклунная, Ирина Бунина, Лариса Кадочникова, Леонид Бакштаев, Георгий Дрозд, Виталий Линецкий, Юрий Мажуга, Павел Морозенко - он любил больших актеров и всегда умел раскрыть нечто неведомое в них, повернув их "глаза" прямо в зрительские души. Историческим фактом стал репертуарный рекорд его "Варшавской мелодии" с Адой Роговцевой на сцене Киевского театра им. Леси Украинки.
Театральной драмой - и его личной, и общеукраинской - стал в начале 90-х преступный "наезд" на большого режиссера со стороны власть имущих, которые решили расправиться с ним. Но он выстоял. Хотя это отразилось на его здоровье, это оборвало в нем и какую-то нить, отвечавшую за веру в справедливость и правду. Но все равно он держался за эту нить, ставил спектакли (его последняя постановка "Три сестры" по А.Чехову - один из лучших отечественных спектаклей нашего теперешнего тысячелетия). И, естественно, он сумел создать "свою орбиту" - ученики, последователи, единоверцы, единомышленники. В этой орбите - разные люди, разные характеры, разные темпераменты, но всегда эти люди - талантливые. Среди таких - режиссеры Дмитрий Богомазов, Алексей Лисовец, Дмитрий Лазорко, Юрий Одинокий, Андрей Билоус, Тамара Трунова.
Две недели назад я видел его - в последний раз. Эдуард Маркович пригласил на эту встречу в свой дом. Хотя он уже угасал, как вечер. Говорил мало, потому что говорить было трудно. Но даже в этом трудном болезненном состоянии чувствовались его внутренняя сила и желание в очередной раз преодолевать обстоятельства, чтобы снова и снова повторять любимую чеховскую фразу - "Знать, для чего живешь".
Он знал, для чего и ради чего жил. И мы это знаем.
Светлая память выдающемуся режиссеру и удивительному человеку. Такие люди в наших сердцах и в нашей памяти остаются навсегда, покуда мы сами помним и чувствуем.
В 2011-м в издательстве журнала "Радуга" вышла книга "Знать, для чего живешь" - размышление Эдуарда Митницкого о театре и времени, фрагменты его интервью разных лет. Вспоминая Мастера, хочется вспомнить его прямую речь…
"Я вообще человек невеселый. Избегаю компаний. А если и попадаю в них, то по большей части молчу, мне неинтересно. Стержнем и смыслом моей жизни была жена, через нее воспринимал мир, и этого мне было достаточно. Я много ездил, много ставил - у меня больше полутора сотни спектаклей. И мне всегда было интересно работать и узнавать что-то новое".
"Я не люблю громкого определения "режиссерская школа". Это преувеличение. Просто есть умные, культурные, одаренные и работоспособные люди, которые стараются помочь молодым "открыть себя", научить их объединять мир за окном с владением ремеслом".
"Театр - производная от жизни. Он никогда не поворачивал ее, не редактировал и не изменял. Такое за пределами его возможностей, да и возможностей искусства в целом. Но в то же время… Можно ли говорить всерьез о творчестве без потребности в осмыслении мира? Только когда пытаешься осмыслить мир, тогда и видишь свою личную панораму жизни…".
"Человек должен надеяться только на Бога и на себя. Каяться, молиться, верить, надеяться, любить, терпеть и прощать. Вот живи по этим законам - и выживешь. Если на протяжении тысячелетий религия не убита, значит, это что-то настоящее. Эпохи, формации, философские учения приходили и уходили, а Церковь, Бог и Религия оставались. И значит, в этом есть смысл".
"Актеры - как мобильные телефоны: в театре они заряжаются, а на сериальных площадках разряжаются. Но есть актеры как мощные аккумуляторы, у которых сильная и добрая энергетика. Таким был Линецкий".
"Мы традиционно не умеем и не желаем жертвовать личными претензиями и амбициями во имя объединения, которое только и может обеспечить появление мощной державы. И только таков путь создания традиции государственности, законности. Но у нас такие традиции - из поколения в поколение, из эпохи в эпоху, от правительства к правительству, из нравов в нравы - не выработаны и не сформированы определенные ограничения, которые усмиряли бы разрушительные амбиции".
"В обществе есть тоска. В обществе нет веры. Много лжи. На самом деле никто не хочет жить в страхе, и такие же надежды - избавиться от страха - были после крушения советской власти. Если при той власти существовали сталинские репрессии, то сама социалистическая идея уже навеки скомпрометирована. Сегодня нет репрессий. Но вокруг убийства. Если посчитать, сколько за эти годы в нашей стране истреблено людей, то статистика, увы, немногим будет отличаться от самых подлых советских лет".
"Кто он - герой нашего времени? Я думаю, что это хам. Он, впрочем, носит аккуратный костюм, белую выглаженную рубашку, крестик нательный обязательно имеет. Он ездит на джипе, он прячется в своем доме за пятиметровым забором. И из-за этого забора, кроме цементной стены, ничего не увидишь. Но все зыбко и все временно. Во власти - склоки, в обществе - скопление агрессии. В неустойчивом мире искусство расслабляет мускулатуру, но не диагностирует болезнь".
"Отсутствие в современном мире высоких идей иногда провоцирует режиссеров на горбу авторов заехать в рай. Тогда от авторов остаются только пунктиры и спецэффекты. И то, что демонстрирует режиссерскую самодостаточность. Однако, поиграв в фокусы, талантливые из режиссеров понимают, что настоящая цена искусства - это максимальное отражение тайного содержания, которое прячется за авторским текстом".
"Найти концептуального артиста сегодня очень сложно. Легко найти - сериального. Но еще труднее найти в современном театре артиста порядочного, готового истинно и самоотверженно работать на результат. К счастью, такие артисты пока у нас есть".
"Во время репетиции я думаю не о жанровых красках, а о "языке", то есть о способе актерского существования в будущем спектакле. Чем дальше, тем настойчивее пытаюсь вскрыть нерв тайного смысла, стараясь проникнуть в чувственный мир героев".
"Сегодня жизнь "груба" и продажна самим человеком в массовом порядке. Продажа происходит оптом и в розницу. Цена такого торга - жизнь. Общество уголовно наказуемо. Убивают своих, чужих, себя, предварительно расправившись с моралью, совестью, честью и другими отжившими "аксессуарами" известных библейских заповедей".
"Болезни и здоровье общества формируют болезни и здоровье самого государства. Очевидна и обратная связь. И пока государство не займется интеллектуализацией страны, хворь и дальше нас будет преследовать".
"Есть ли театр, который способен объяснить нашу жизнь? Да, есть, это театр абсурда".
"Мои ученики, а их уже много, облегчают мое творческое общение с теперешним миром. Работы учеников мне интересны, они дают повод для размышлений о перспективах, поисках, потерях. Раньше некоторых прежних учеников отличало абсолютное служение театральным идеалам. Сейчас, когда все становятся старше, начинают срабатывать и иные мотивы".
"Иногда меня спрашивают: а ради чего публика приходит сегодня в театр? Раньше понятно, - театр был единственным местом, где можно было услышать ту или иную фразу, которую власть случайно прозевала. А сегодня иногда услышишь такое, что даже министрам не обязательно ходить в театр".
"Украина для меня - это Тычина, Рыльский, Верикивский. Однажды Рыльский в разговоре с Верикивским с горечью сказал: "Исторический стержень Украины - это неумение жертвовать самолюбием и марнославием ради общей цели. Неспособны договариваться, поскольку договариваться - это значит жертвовать".
"У руля молодой Украины должны были бы стоять Курбас, Вашингтон, Мейерхольд или создать с нуля гениальный "спектакль". Увы, получается так, что нашим талантливым народом часто управляют "бригады".
"Искусство существует для тех людей, которые понимают приближение конца света. А большинство этого не понимает. Этот мир еще как-то держит все-таки не деньги, а разум человеческий".
"Есть ли школа Митницкого? Есть школа Станиславского, Курбаса. Мне же просто повезло, когда ко мне приходили ребята с интересными идеями, очень одаренные молодые люди. Моя задача - дать им свободу, направить в необходимое творческое русло, не перекрывать им дорогу, кислород, дать им свободу выбирать свой театр. И, конечно же, дать в руки ремесло".
"Перед человеком всегда один агрессор - жизнь".
"Интеллигенции в зрительном зале нам хватит спектакля на два-три. А дальше мы можем полагаться только на чувственный мир человека, который есть даже у хама, просто пробиться к нему сложнее".
"Чеховские "Три сестры" я видел у всех великих: Товстоногова, Някрошюса, Ефремова, Эфроса, Туминаса… И во время собственных репетиций этой пьесы меня не оставляло ощущение, что все это уже не ново. И я прервал репетицию. И только потом до меня дошло, что мы должны просто максимально актуализировать классику, - явление прошлого пропускать через себя сегодняшнего".
"Единственно реальная и наиболее справедливая организация человеческого общежития - законократия".
"Все мы, как чеховские "Три сестры", барахтаемся в пространстве вселенной, мы рождаемся и знаем, что уже обречены, что жизнь не вечна. Но мы же боремся, мы же создаем иллюзии и живем, пока живется… И жизнь оказывается самой заманчивой иллюзией, главное, как можно дольше не осознавать этого, а осознав - не признаваться".