Когда я бываю в Варшаве, то изучаю польскую историю, просто гуляя по ее улицам: "Здесь погибли за свободу Польши…", "Здесь в 1848 году подняли бунт…", "На этом месте в 1944 году участники Варшавского восстания…".
Повсюду - фамилии погибших, памятники, знаки… На каждый государственный праздник, в памятную дату возле них появляются украшенные венки от органов власти. С надписями - в честь чего, от кого. Туристов иногда это даже возмущает: "Чрезмерная мемориализация. Какая-то похоронная культура". Однако такое внимание к своей истории и героям воспитывает последующие поколения патриотов и героев. Ибо каждый поляк видит: обо всех, кто пролил свою кровь или отдал жизнь за родную страну, всегда будут помнить и по-настоящему почитать.
В моем Хмельницком тоже есть хорошие памятники. Самый новый - героям Небесной сотни. Его открыли в День независимости, 24 августа 2017 г. С обеих сторон высадили хризантемы - цветы, которые цветут долго и не боятся зимних заморозков. И уже 10 октября их вырвали с корнями. Думалось, что готовят ко Дню защитника Украины какие-то особые композиции. Но где там! Более полугода (!) территория возле памятника в центре города светила заплатами голой земли. Хотя у власти в Хмельницком молодая команда партии "Свобода" - все как один патриоты. Ходили мимо этого памятника на торжественные мероприятия, произносили правильные лозунги, клялись в любви к Украине. А символ этой любви серел холодным комьями равнодушия - пока городская власть не запланировала провести День героев 23 мая. Так что за несколько дней до этого ткнули в землю несколько туй, даже не убрав за собой. Что здесь говорить о славе и почете?!
Кузьма Матвиюк, бывая в Хмельницком, всегда останавливается возле этого памятника. Он напоминает ему зиму 2013–2014-го и его баррикаду на киевском Майдане. Там он был "дедом" - может, даже самым старым на Майдане, ведь ему 73 года, как-никак, - и старался помогать молодым побратимам, чем только мог. Чаще всего заступал на охрану, а особенно ночью, когда желающих мерзнуть на морозе было немного. Пока не простудился. Ехал домой выгревать бронхит с тяжелым чувством вины: как же так, ведь он должен быть там, где больше всего нужен Украине!
- Если бы меня спросили, чего сейчас я хочу больше всего, то сказал бы, что так и сидел бы возле печки и подбрасывал в огонь поленья дров, - так изобразил когда-то Кузьма Иванович свою овеянную мечтой старость. - Но утро в окно, а я - на автобус в Хмельницкий, потому что там куча дел. Или в Киев надо ехать. Жена детям жалуется, что дома не держусь. И, слышу, дочь ее успокаивает: "Ты его очень не ругай, пусть едет, он без этого не может".
Кузьма Иванович Матвиюк на Хмельнитчине - единственный политзаключенный советских времен отсюда родом. Не то чтобы здесь не рождались украинские патриоты. Рождались, конечно. И после сталинских репрессий 1930-х, безжалостно и методически отстрелявших в этом пограничном краю едва ли не всех врагов советской власти, патриоты, наверное, стали более осторожными. А пареньку из бедной крестьянской семьи, который едва выжил в голодном 1947-м и ушел из родного села Ильяшовка Староконстантиновского района еще в 17 лет, учился в столичной сельскохозяйственной академии и преподавал в техникуме механизации сельского хозяйства в Умани на Черкасчине, скрыть свою любовь к Украине от всевидящего ока КГБ не удалось. Потому что встретил людей с такой же любовью к Украине, и ее, приумноженную, уже трудно было скрыть.
В Умани жила тогда 71-летняя Надежда Витальевна Суровцова - участница февральской революции 1917 г. в Петербурге, руководитель общего отдела МИДа и секретарь Михаила Грушевского во времена Центральной Рады, руководитель дипломатического отдела МИДа при гетмане Павле Скоропадском, секретарь информбюро дипломатической миссии УНР при Директории, редактор пресс-бюро Наркомата иностранных дел в правительстве советской Украины, узник советских концлагерей с 1927-го по 1957-й гг. С ней жила сестра ее мужа Екатерина Львовна Олицкая - бывший эсер, тоже многолетняя каторжанка. В их доме бывали Александр Солженицын, диссиденты из Москвы и Армении, крымские татары, украинские патриоты Мыкола Бажан, Иван Драч, Леонид Плющ, Ярослав Дашкевич, Иван и Надежда Светличные и др. Неудивительно, что там вскоре оказался и Кузьма Матвиюк. И понятно, что общение в таком кругу еще больше усилило в нем интерес к родной истории, современному и будущему Украины. А там и запрещенную уже статью Ивана Дзюбы "Интернационализация или русификация?" прочитал, более того, распечатал и дал прочитать своим знакомым, у которых тоже замечал боль из-за повальной русификации, поглощавшей как мрак Украину.
Этого было достаточно, чтобы очутиться в КГБ. И достаточно было отказаться от предложения "рассказать все", чтобы вполне реально возникла угроза заключения.
Это было едва ли не самое трудное время в жизни Матвиюка. Он должен был сделать выбор: сдать всех, т.е. "пойти на сотрудничество с органами" и стать сексотом, или сесть в тюрьму. Сильнее всего мучило его чувство вины перед мамой, которая возлагала на него столько надежд. Он поехал домой, чтобы хоть как-то подготовить ее. "Мама, меня вызвали в КГБ. Могут посадить". - "Сынок, делай все, что они хотят, - заплакала мама. - Оттуда живыми не выходят!" - "Но они хотят, чтобы я наговаривал на других людей…". Больше к этой теме они не возвращались.
Матвиюка приговорили к четырем годам лишения свободы в исправительно-трудовой колонии сурового режима - мордовском лагере ЖХ-385/19.
Это было время унижений, издевательств, рабского труда, увечья (потерял пальцы на левой руке). Однако это было и время познания, роста и - как это ни парадоксально - даже счастья. Он впервые в жизни очутился в обществе единомышленников. Да, сидели разные люди, были и те, кто сломался уже в колонии и стал стукачом ("А у нас таких среди украинцев не было", - гордится Матвиюк). Но узники быстро их вычисляли и в дальнейшем им просто не доверяли. Большинство же не теряло человеческого достоинства. А национальное достоинство только приумножалось. Ведь рядом в колонии сидели те, кто никогда и ни за что не повиновался системе, - Василий Стус, Вячеслав Чорновил, Василий Лесной. А еще - бандеровцы.
- Что больше всего поражало в бандеровцах - их достоинство в неволе, я бы даже сказал, рыцарство, - рассказывает Кузьма Иванович. - Политические в советских тюрьмах и лагерях были всегда. Преимущественно интеллигенция. У администрации на пересылочных пунктах, где формировались вагоны с зэками, которые направлялись в разные лагеря, была традиция: на ночь в барак с 50 политзэками запускали столько же "бытовых" преступников, а утром оттуда выносили до десятка трупов "политических". Эта традиция кончилась в конце 1940-х, когда в лагеря пошел поток бандеровцев. Потому что тогда на утро из бараков начали уже выносить трупы "воров" и "фраеров", и преступники отказались идти на верную смерть. Бандеровцы всегда поддерживали друг друга. На всех других борцов с режимом, которые попадали в лагеря позже, смотрели немного пренебрежительно: да, они тоже воюют с советской властью, однако же без оружия… Но помогали, чем могли. Опыт выживания был колоссальный: сидели же по 25, а иногда и по 28 лет.
Через много лет Кузьма Матвиюк написал книгу воспоминаний "І ми цей шлях пройшли". Удивительно честный и правдивый документ жизни - своей и страны. Причем написан он легко и просто. Рассказ о колонии - это точные и подробные наблюдения, эмоции, анализ. Портреты побратимов, описанные только их поступками, лаконичны и выразительны, они дают полное понимание, какие люди боролись за свободу Украины, и что им помогало оставаться людьми даже в нечеловеческих условиях. Вот рассказ о закарпатском повстанце Иване Мироне из села Великий Бычков.
В 1970-х он добывал свой 25-летний срок. Искренне верил в Бога. Как-то зимой нарезал заостренным ножовочным полотном хлеб для птичек - и получил 11 суток карцера за отказ сдать "колющий и режущий предмет". Иван заявил, что его наказали безосновательно, потому что полотно заострено так, что травмы нанести не может, - и отказался от еды и воды. Кружка с водой и горбушка хлеба так и простояли все 11 суток. "П…ц вашему Мирону", - матом сказал узникам надзиратель. Из карцера Мирон вышел еще на ногах. Но через шаг упал и едва дополз до барака, пока его кто-то увидел. Разговаривать не мог, потому что из-за обезвоживания организма язык распух так, что рот не закрывался. Однако благодаря заботе своего земляка Михаила Жураковского выжил. Его спросили: "11 дней без воды - вы же могли умереть?". А он: "Я все дни молился. Жизнь мне дал Бог, а не коммунисты. Бог мог забрать жизнь, однако же не забрал…".
В книге Матвиюк рассказывает не только о лагерных буднях, но и о дальнейшей жизни побратимов, о ком что-то знал или поддерживал с ними связь. В частности о Василии Овсиенко, который во время первой отсидки выдержал двойной пресс: советской карательной системы и отца, ругавшего в письмах сына за политическую ошибку. А вышел - начал защищать крестьян. Но они, как только попадали под пресс репрессивного аппарата советской власти, отрекались от своего защитника. А власть правдоискатель донимал настолько, что она под надуманным поводом завела на Овсиенко уголовное дело и на три года посадила в лагерь к уголовным преступникам. "Я получил от него письмо, - вспоминает Матвиюк, - где он написал, что просит у Бога лишь одного: чтобы сохранил ему любовь к людям". Под конец заключения Василий Овсиенко получает новый - максимальный - срок: 10 лет лагерей особого режима и 5 лет ссылки, его признают особо опасным рецидивистом - за членство в Украинской Хельсинской группе.
Что же помогало этим людям выстоять и остаться верными своим убеждениям? Ответом может быть один из немногих положительных эпизодов лагерной жизни - волейбольные соревнования в редчайшие выходные лета 1973-го.
Матвиюк вспоминает: "Сначала молодые зэки разбивались на более или менее равные по спортивному мастерству команды, однако игра не шла. Решили играть сборная Украины "Националисты" против сборной России "Отщепенцы и предатели". Российские и белорусские полицаи, монархисты и власовцы болели за россиян, остальные узники старшего возраста - бандеровцы, армяне, грузины и прибалты - за "Националистов".
Кто-то из нас не выложился на полную, и Петр Рубан (он родом из Прилук, что на Черниговщине, наш спасатель от цинги, потому что делал салаты из одуванчиков и молодой крапивы, которые мы нащипывали под колючей проволокой), закричал: "Ты что, выходишь кости размять? Нет! Ты должен умереть, но выиграть - ведь ты играешь за Украину!".
В своей книге Кузьма Матвиюк дает еще более четкий и исчерпывающий ответ на этот вопрос: "Мы, простые узники, "разночинцы", разговоры или мечты о своей независимой Украине считали фантастикой: кто же одолеет могущественную империю, которую боится весь мир? Больше всего мы хотели и надеялись, чтобы в эти самые тяжелые периоды украинской истории мы остались борцами за национальное освобождение, чтобы на нашем поколении не разорвалась беспрерывная цепь борьбы за свободу и независимость. Мы считали свою жизнь оправданной, если наши судьбы впишутся одной строкой в историю Украины: "Борьба за национальное освобождение никогда не прекращалась".
Вся жизнь Кузьмы Матвиюка - борьба за право быть человеком и быть украинцем в Украине. После лагерей все, что было привычным для обычного советского гражданина, - место работы, жилье - ему приходилось добывать в борьбе. Терпеть косые взгляды, перешептывания за спиной, постоянную слежку; пережить преждевременную смерть матери. А после обретения Украиной независимости утверждать ее - сначала в "Рухе", потом в общественных организациях. Он глубоко переживает то, что государство сейчас не в тех руках, не так развивается, как они мечтали. Однако, говорит, и Стус, и Чорновил еще в лагерях это предвидели - что будут преступники у власти, что должно пройти время… Матвиюк не ждет, пока это время наступит - он старается приблизить его. Видит, что ничего не делается, а нужно, берется сам: создать областную организацию политзаключенных и репрессированных, отметить юбилейные даты Шевченко или Стуса, ввести фермерство, продолжить мораторий на продажу земли, возродить казацкие традиции… Ходит по властным кабинетам, инициирует общественные движения и организации, пишет статьи, читает лекции, напрашивается на встречи, откликается на приглашения. Никогда не подведет, не слукавит, не предаст. Чаще всего тратит на все свои деньги - потому что не умеет просить. Ничего. Ни у кого.
Его подвижничество иногда замечают: он стал почетным профессором Международной кадровой академии, почетным гражданином города Хмельницкого; горрада финансировала переиздание книги его воспоминаний. Но чаще - нет. У него нет орденов, хотя каждый новый украинский президент перед каждым государственным праздником подписывает предлинные списки удостоенных и заслуженных. Пенсия - по возрасту, без каких-либо льгот. Жилье - квартира в поселке Пироговцы за 25 километров от Хмельницкого. В 77 лет нужны бы и лучший медицинский уход, и бытовые удобства, и хотя бы небольшая квартира в городе. Но никто никогда не предлагал. А сам не заработал, чтобы купить. Не на то работал, не о том думал.
Интересуюсь, поздравили ли его в День памяти политзаключенных и репрессированных, который отмечали 20 мая. "Да каждый год горрада поздравляет, дарит что-то". - "А из области кто-то вспомнил?" - "Областной власти не до нас, - не умеет солгать Кузьма Иванович. - Как-то я письмо к главе облгосадминистрации написал, попросил выделить 60 тысяч гривен в год на политзаключенных и репрессированных: их около сотни в области осталось, потому что у нас осели все, кого не пустили после реабилитации домой, в более западные области. Пришел ответ от действующего заместителя главы ОГА Валерия Олейника. На двух страницах мне расписали, на что в области пошел миллион, сколько еще миллионов надо на пятое-десятое… Прочитал я, какие они искренние и бедные, и понял, что на нас денег нет...".
Он к этому привык. К сожалению. Книга его воспоминаний так и заканчивается - уже на обороте обложки: "Это был нелегкий путь, не всегда безопасный, не всегда без жертв, всегда с жизненными материальными проблемами и трудностями, всегда в тревоге и всегда без такой роскоши как человеческая признательность".
Это было закономерным в СССР: нас тогда учили ненавидеть таких, как Кузьма Матвиюк, - кто боролся за самостийную Украину. Но сейчас, в своем государстве…
Только когда мы научимся быть признательными тем, кто нам Украину сохранил и отстоял, когда научимся любить ее и служить ей (может, не так, как они, а хотя бы просто любить и служить), тогда и появится настоящая Украина.