Разговоры под картинами.
В Киеве, в национальном Музее истории Украины проходит выставка графических работ донецкого "партизана" - дизайнера и художника Сергея Захарова "Дыра. Август четырнадцатого".
Когда на твоих глазах оккупанты разрушают все, во что ты верил, и что тебе дорого, а у тебя нет ни оружия, чтобы бороться, ни поддержки, - это страшно. Кто-то в такой ситуации опускает руки, а кто-то пробует бороться так, как он может, тем, что у него есть. У донецкого художника и дизайнера Сергея Захарова были краски и кисти.
Когда родной город оккупировали террористы, он рисовал карикатуры на "героев-ополченцев", вырезал их из фанеры и незаметно развешивал в людных местах. Вот маленький смешной чертик-Моторола беспомощно прижимается к груди огромной невесты Ленки-ополченки. Вот Стрелков с пистолетом у виска и надписью Just do it ("Сделай это"). Вот булгаковский Шариков в форме ополченца... Люди смотрят и хохочут.
Сергей работал не один - вместе с товарищем они организовали партизанскую группу "Мурзилки". "Может, это был жест отчаяния, - говорит художник. - К тому моменту в Донецке были запрещены украинская символика и флаг. Фактически тебе просто перекрыли кислород как человеку, свободно выражающему свое мнение. И этими карикатурами я, во-первых, выражал свое мнение, а во-вторых, людям, которые понимали, что происходит, давал маячок, дескать, вы здесь не одни".
За эту партизанщину Сергея и арестовали оккупационные власти. Полтора месяца художник провел "на подвале". Все, что запомнил о тех днях, Сергей передал в комиксах. Недавно они вышли отдельной книгой "Дыра". За эту книгу Сергей Захаров и его товарищ писатель Сергей Мазуркевич (тексты к комиксам) получили премию "Глиняный кот".
С Сергеем мы встретились в музее, на выставке его работ-комиксов. Сейчас он трудится над вторым изданием книги - классическим вариантом комиксов.
- Мощный формат, непривычный для нас. Все будет анимировано с помощью панелей, - говорит Сергей. - Книга и выставка, которую вы сегодня видели, - это трейлер к тому, что готовится.
- Сергей, почему именно комиксы?
- В нашем понимании комиксы - это что-то несерьезное, даже детское. Я изучал европейские комиксы. Оказывается, это мощнейшая вещь. Здесь переплетаются визуальное и вербальное восприятие.
Мы подходим к самому началу выставки. Черно-белые картинки развешаны в хронологическом порядке - так, как развивались события. Первыми идут несколько странных портретов - головы людей без глаз. Это серия картинок "Оболочка".
- Это люди, которые повлияли на ход событий, и если бы их было меньше, возможно, не случилось бы то, что случилось в Донецке и Луганске, - объясняет Сергей. - В данном случае дыры - это пустота в глазах. Люди, которые, во-первых, ничего не видят, во-вторых, у которых нет внутренней начинки (ведь глаза - это зеркало души), а только внешняя оболочка, которая роднит всех гомо сапиенс. Это обыватели. Исторически их всегда больше, и не только в Донбассе, а везде. Тут не идет речь о том, что люди в Донбассе какие-то особенные.
- Комиксы начинаются с серии картинок "Путин, приди". Люди на них выглядят отталкивающе - беззубые, злобные. Они размахивают российскими флагами и радостно встречают танки.
- Да, некрасивые. Я приходил туда, где шли митинги, и смотрел на лица тех, кто стоял и кричал: "Россия!". Всем тогда казалось, что это временное помешательство, и с ним можно будет легко справиться. Но когда у этого контингента вместо дубинок и бит появились автоматы, стало жутковато. А когда зашли российские войска, вот тогда уже действительно стало страшно. Я понял, что городу - конец, что фактически я теряю дом, свой мир, а вместо него приходит какой-то чужой. "ДНР" - это дыра, которая засасывает все.
- Сергей, часто жителям Донбасса ставят в упрек то, что войну в наш общий дом привели именно они. Наверное, и вы, живя в Киеве, чувствуете некую стигматизацию переселенцев?
- Чувствую, конечно. Я сам столкнулся с этим. До того для меня все это было из разряда легенд. Буквально месяц назад я искал квартиру, и очень удивился: если видят донецкую прописку, жилье не сдают. Три года прошло, а эта тема еще у кого-то в голове.
Донбасс - это территория под оккупацией. Увы, опыт Второй мировой войны нами никак не осмыслен. У нас какое-то полярное совдеповское воспитание: мол, люди на оккупированных территориях пускали под откос поезда и сидели в подполье. На самом деле жизнь продолжалась. И сейчас в Донецке то же самое. Нельзя осуждать человека за то, что, пытаясь выжить, он работает на оккупантов, ходит на организованные ими митинги, вывешивает их флаг.
Есть откровенные, совершенно безумные фанатики. Это правда. Но есть и очень много тех, кто любит Украину, но вынужден там жить, яростно ненавидя происходящее. У меня есть такие знакомые. Те, кто мог себе позволить поменять место жительства, выехали. Это люди, которые своими ногами сказали "нет" оккупантам.
Оставшиеся - это и те, кто сказал "да", и те, у кого не было и нет возможности выехать. Таких очень много.
- В оккупированном Донецке вы с товарищами организовали подпольную группу "Мурзилки". Кто, кроме вас, в нее входил?
- Сначала нас было четверо. Потом двое отказались - их можно понять. Со мной остался фотограф.
- Вы видели, как люди реагировали на ваши карикатуры?
- Видел. Вывесив работы, я делал обход и наблюдал. Не было возмущения или агрессии. Наоборот, люди показывали пальцем и смеялись. Молодые ребята делали селфи на фоне моих работ.
Следующая серия рисунков посвящена аресту: два контрразведчика показывают художнику документы с двуглавым орлом, обыск в квартире - растерянный Сергей сидит на кровати, и арест - его везут "на подвал".
- Страшно было?
- Конечно. Когда они вышли из машины и показали документы, я понял - все…
- Как вас вычислили?
- У Сергея Мазуркевича были знакомые журналисты, и он помогал мне распространять карикатуры дистанционно. У меня была страничка в Фейсбуке, почта. Журналисты выходили на меня, и я давал интервью письменно, по почте.
Потом пришло письмо от журналиста с "Дождя", он был в Донецке и попросил встретиться. И я совершил глупость - вышел на связь, позвонив со своего номера. Можно было купить другую трубку, симку, но я этого не сделал.
- Почему вы доверились российскому журналисту?
- "Дождь" тогда считался оппозиционным. И мне хотелось, чтобы российская аудитория через незаангажированные СМИ увидела другую сторону событий в Донецке.
Мой звонок журналисту включил целую цепочку событий. У меня есть две версии: журналист либо сам меня сдал, либо его телефон был на прослушке.
Дальше начинается, наверное, самая тяжелая часть комикса - рисунки о плене. Хотя картинки черно-белые, они настолько реалистичны, что, кажется, ощущаешь, как от них во все стороны разлетаются брызги крови. Коридоры, тесные камеры, где невозможно лечь и выпрямить ноги, табличка "избушка", кучка сломанных дубинок, человек с мешком на голове.
Несколько картинок описывают лишь один момент - избиение Сергея. Благодаря раскадровке создается впечатление, что все происходит в замедленной киносъемке. Поднятыми над головой руками пленный пытается прикрыть голову, но это не помогает. Тех, кто бьет Сергея, на рисунках не видно, но по судорожно сжатому телу чувствуется, как сильны эти удары.
- Меня привезли в здание СБУ, - рассказывает Сергей. - На тот момент в Донецке существовала целая сеть локальных концлагерей, но сначала всех свозили сюда. Было множество разрозненных банд-батальонов, каждая делала для своих пленных какую-то тюрьму - в гаражах, подвалах, любых помещениях, часто не приспособленных для содержания людей.
- Сергей, обычно пережившие плен не хотят об этом так подробно рассказывать и вспоминать. Вы - наоборот.
- Когда я приехал в Киев, и у меня брали первые интервью, помню, что после каждой такой беседы было очень тяжело, меня еще пару дней держало это состояние. А вот рисунки - это психотерапия, и довольно мощная.
- На нескольких рисунках изображена женщина в военной форме и в маске.
- Это первый и второй допросы. В них участвовала женщина с четким русским акцентом - без сомнения, она из спецслужб РФ. В первый же день она инсценировала расстрел - приставила к моей голове пистолет и сказала: "Я всегда хотела знать, о чем человек думает перед смертью". Я тогда еще только попал в эту систему, потому немного дерзил. Ответил ей: "Достоевского почитай". Потом уже вырабатывается стиль поведения: глаза в пол, когда отвечаешь на вопрос. Я думаю, такое поведение - это психологическая защита, чтоб не провоцировать агрессию.
После первого допроса ребра у меня были сломаны. Но меня хоть о чем-то спрашивали. А вот второй допрос - это уже было тупое избиение. И эта женщина там была.
После первого допроса меня бросили в очень маленькую камеру. Ее сделали на площадке под лестницей. Лежа на полу, невозможно было даже вытянуться во весь рост. Там были наши военнопленные. Одного из них я узнал - до этого его показывали по нашему и дээнэровскому телевидению.
Военнопленные были сильно избиты. Каждый вечер медик делал им перевязку и выдавал болеутоляющее. Этими таблетками ребята со мной и поделились.
- На одном из ваших рисунков пленные едят, вылизывая тарелки.
- Ни ложек, ни вилок нам не давали. Еду мы просто слизывали. Ее нам приносили на каких-то грязных пластиковых тарелках. В общих камерах ребята по возможности старались их вымыть хотя бы водой.
- С кем вам довелось сидеть в одной камере?
- Сначала наших ребят было трое, затем одного из них бросили в камеру, где сидели ополченцы. Там его очень жестко били. Вообще постоянно было слышно, как кто-то кричит в камерах, потому что его бьют.
К тому парню приехал отец и даже передал сыну какую-то передачку. Однажды, когда пленных из той камеры водили в туалет, к нам в дверное окошко влетел пакетик с конфетами. Этот парень забросил.
Потом я сидел в одной камере с сепаратистами. Свои, донецкие, расспрашивали, кто я и за что сижу. Я рассказал. Вдруг все примолкли, возникла неловкая пауза. Потом я понял, что все там были ярыми сторонниками Путина и "ДНР". "На подвал" "попали по ошибке".
Кстати, среди арестованных сторонников "ДНР" было очень много россиян. Это именно тот контингент оторванных безбашенных людей, для которых главное в жизни - пострелять и повеселиться. Они приехали не в армию, а на сафари. Естественно, бухали, дрались, и их пачками бросали "на подвал".
Однажды всех, в том числе ополченцев и россиян, перевели в другое место, освободили камеру. Оставили только троих, да я отлеживался избитый. "Паханом" в нашей камере был дээнэровский начальник Дмитрий Сергеевич, которого обещали показательно расстрелять за воровство. Естественно, мы все общались, и Дмитрий Сергеевич пытался рассказать нам, что Киев - это хунта, и нам нужен русский мир. Ребята спорили. Дискуссия была длинной, но "интеллигентной".
А вскоре к нам "на подвал" завели много украинских военных. Они только попали в плен, и позже их повели на тот самый "парад". Но меня тогда увезли в новое место.
Из подвала меня отпустили совершенно неожиданно - за то, что покрасил сепарам машину в камуфляжную расцветку. На следующий день вернулся за документами, и меня посадили опять. Сейчас в Донецке уже все по-другому, централизовано. А на тот момент банды и батальоны были разрозненные - одни отпускали, другие снова сажали.
Потом я сидел с парнем Ваней из Шахтерска. "На подвал" он попал за телефонный разговор - якобы звонил "Правому сектору" и сдавал позиции ополченцев. Нас пристегнули друг к другу наручниками. Так мы жили 10 суток - вместе ели, пили, спали, ходили в туалет. У обоих были травмированы левые руки. И нас пристегнули за правые. Мне не повезло больше: с поломанными ребрами я был пристегнут "накрест" - правой рукой слева. Приходилось выкручиваться.
Нас повезли в другую тюрьму, где было еще хуже. На новом месте сразу бьют, чем попало - дубинки ломались. За полчаса из тебя сделают кусок мяса, но по старой чекистской привычке никогда не целятся в лицо. Долгими днями и ночами потом лежишь в подвале, как овощ.
Когда сидел в здании СБУ, заметил: в подвалах находились задержанные, а на верхних этажах в кабинетах жили дети и жены боевиков. В основном контингент, переехавший из освобожденного нашими Славянска. Когда снаряды прилетали очень близко, они спускались к пленным и пережидали, пока все утихнет. Нас разделяла только железная дверь: с одной стороны - мы, с другой - женщины и дети. Бывало, когда меня водили на верхние этажи в туалет, я одновременно слышал крики избиваемых в подвалах задержанных и детские крики наверху, сливавшиеся в какой-то сюрреалистический единый звуковой фон.
- На одном из рисунков видно, как вы и какой-то парень сидите со связанными руками возле большого ящика с люком.
- Это пыточная, старый фургон от машины. Вот сейчас такой же стоит под зданием музея, где мы с вами разговариваем. Только здесь люки сбоку, а там один маленький лючок с торца. Обычно в таких отсеках перевозят инструменты. Там очень мало места, это металлический ящик, куда запихивают двух человек. Принять удобное положение невозможно, а в одной позе продержишься не более 5–10 минут. Постоянно пытаешься расположить себя комфортнее, поэтому все время кувыркаешься. К тому же, ты весь битый-перебитый.
Прокувыркаешься в этом ящике всю ночь, а летним днем пыточная раскаляется - стены-то металлические. Ни воды, ни еды, ни свежего воздуха. Я пробыл там сутки и думал - сдохну. Потом меня поместили в гаражный бокс неподалеку от пыточной, и я не раз слышал, как ночью кого-то привозили и бросали туда. Всех новоприбывших помещали сначала в этот ящик.
Я не знаю, что с Ваней было дальше. Когда нас водили на очередную имитацию расстрела, мне сказали: "Ты будешь жить, а его расстреляют". Но надеюсь, он остался жив. На одном из рисунков как раз изображен этот момент.
Меня отпустили, и я вернулся домой. Денег не было, зарабатывать не получалось - кто в такое время будет что-то заказывать дизайнеру? Друзей осталось немного - часть еще с марта отсеялась по идейным соображениям.
Физическое состояние было плохим, и я просто тупо отлеживался дома. А потом понял: надо уезжать. Позвонил однокласснику в Киев, попросил найти "крышу над головой". Сел в автобус и поехал на подконтрольную территорию. Тогда еще не было ни очередей, ни пропусков.
Долгое время жил у товарища в офисе. А в моей донецкой квартире неожиданно поселились какие-то орки - пили, гадили. Их пустил мой знакомый, которого я попросил присмотреть за домом. Соседи пытались пожаловаться на них и выгнать, поменяли замок, так они разбили окна и опять влезли. Но теперь все хорошо.
- Последняя картинка ваших комиксов - украинский флаг. Яркий и цветной, в отличие от других черно-белых рисунков.
- Я приехал на подконтрольные территории и появился цвет. Финальная картинка и должна быть такой.
- В прощеное воскресенье на своей страничке в соцсетях вы разместили несколько картинок комикса "Дыра" и написали, что "простить несущих смерть, зло и насилие - это делегировать свою личную вендетту суду Божьему и справедливой судебной системе". Означает ли это, что вы простили своих мучителей?
- Нет, это значит, что не нужно держать это в себе. Чувство личной обиды и жажда мести отравляют. Так или иначе, но справедливые процессы существуют. Так или иначе они состоятся, и виновные понесут наказание.
- Надеетесь на Нюрнбергский процесс?
- Да. Отжать машину, стать главой "квазигосудраства" - это мимолетный фарт, счастье вора, который все равно сядет в тюрьму. Когда украинский флаг будет висеть в моем родном городе, эти люди, руки которых по локоть в крови, сбегут в Россию. Но режим Путина, поддерживающий эту агрессию, не вечен. Их финал уже расписан.
- После плена вы баллотировались на должность городского головы Мариуполя. Хотите заниматься политикой?
- Я не сомневался, что не пройду. Кандидаты от ахметовской банды выиграли бы выборы в любом случае. Ведь все привязаны к двум предприятиям, убившим город, море, человеческое сознание и понимание, что можно жить по-другому. Но первый из двух туров мы сорвали.
Моя попытка имела целью показать: ребята, у вас большой потенциал помимо заводов. Уникальное по составу воды Азовское море - убито. Архитектура, улочки, сохранявшиеся столетиями, - никому не нужны. У города есть только отравленный воздух. Других перспектив никто не видит.
- Так вот почему первым пунктом вашей предвыборной программы значилось, что Мариуполь должен стать культурной столицей.
- Да, я хотел, чтобы меня услышали и хоть немного по-другому относились к своей судьбе.
И по результатам голосования я был не самым последним. Хотя с агитацией на телевидении все было сложно. Нас с помощником лишь однажды пригласили на передачу, и то в связи с организованной нами выставкой. "Расскажете о художественной выставке. Ни слова о выборах и ничего плохого о России!" - сказали нам. Мы с моим помощником были в шоке.
- Выборы вы проиграли, но результатом довольны?
- Да. Выборы показали: что-то меняется, появляются активные силы, которые уже держат под контролем местную власть.
- Говоря о совке и его наследии, значительная часть украинцев грешит прежде всего на Донбасс. Справедливо ли это?
- Ни в коем случае. Везде, даже здесь, в столице, совка - через край, во всех его проявлениях.
Это неправда, что "донецкие" - особый сорт людей, которые всем все испортили, что люди, живущие в Донбассе, какие-то нехорошие, а остальные все правильные и патриоты. Больно это слышать.
- Не кажется ли вам, что большинство украинцев сегодня психологически отсекли от себя оккупированные территории Донбасса и готовы отгородиться от них высоким забором и рвом? Что вы чувствуете при этом?
- Я понимаю их позицию. В ней есть определенная доля их правды. Они не хотят головной боли с оккупированным Донбассом. Что я чувствую? Мне больно.