31 мая 2017 года исполняется 125 лет со дня рождения Константина Паустовского, которого Нобелевский комитет назвал "выдающимся мастером прозы XX века". Паустовский родился в Москве, но второй своей родиной считал Украину. Здесь, под Белой Церковью, на берегах Роси прошло его детство. В Киеве он учился в гимназии, а затем - в университете…
Журнал "Радуга" издает книгу "О Паустовском" нашего специального корреспондента Валерия Дружбинского, в прошлом бывшего литсекретарем писателя.
Предлагаем одну из глав книги.
"Литературная Москва" и другие неприятности
Читали его всегда много и охотно, даже в те годы, когда критика предпочитала не замечать Паустовского или же откровенно нападала на него. Константин Паустовский - один из тех писателей, у которых необычайно сильно развито общественное чувство. Оно проявлялось в постоянной готовности сердца радоваться чужими радостями и страдать чужими страданиями, в болезненно-острой реакции на любую несправедливость, на любое проявление бездушной черствости, нетерпимости к чужому мнению.
Поэтому ему так близки были люди, беззаветно жертвующие собой ради блага и счастья других. Поэтому ему так отвратительны люди, которые знают лишь одну страсть - "жить богато и беспечно, ни над чем не задумываясь, обсасывая жизнь жадно, как жирную ножку цыпленка, и заменяя любовь насилием над хорошенькими официантками". Из таких вот "слепых червей" и вырастают впоследствии предатели, дуроломы и приспособленцы всех мастей.
Константин Георгиевич не только гневался, издевался над подлецами, клеймил их везде, где представлялась возможность: на своих семинарах в Литинституте, на различных писательских собраниях и, если получалось, то и в прессе. Но у него была и заранее подготовлена положительная литературная программа, к осуществлению которой он приступил при первой же возможности.
Летом 1955 года группа писателей решила издать альманах под названием "Литературная Москва". В редколлегию вошли М.Алигер, В.Каверин, К.Паустовский и В.Тендряков. Возглавлял эту добровольную редакцию замечательный писатель Эммануил Казакевич. Это Эммануил Генрихович, являясь очень близким Паустовскому человеком, провел однажды анкетирование Константина Георгиевича. Вот вопросы Казакевича и ответы Паустовского: "Какое качество в писателе вы больше всего цените?" Ответ: "Верность себе и дерзость". "Какое качество находите самым отвратительным?" Ответ: "Индюк. Надутый индюк". "А у писателя?" Ответ: "Подлость. Торговля своим талантом". "Какой недостаток считаете простительным?" Ответ: "Чрезмерное воображение". "Напутствие-афоризм молодому писателю?" Ответ: "Останься прост, беседуя с царями. Останься честен, говоря с толпой". "И последний вопрос доктору Паусту (такое имя дал Константину Георгиевичу Казакевич): "Какое качество в человеке вы цените больше всего?" - "Деликатность"…
Известно, что многие произведения писателей и поэтов, запрещенные в сталинское время, стали появляться в печати лишь после XX съезда. И то не все, и не сразу. Однако подлинные знатоки литературы помнят, что запрещенная и поруганная Анна Ахматова, многие стихи "белоэмигрантки" Марины Цветаевой, репрессированного и поэтому изъятого из библиотек Николая Заболоцкого, наделавший много шума "антисоветский и антисталинский по своей сути" (М.Суслов) рассказ Василия Гроссмана "Шестое августа" были напечатаны в альманахе "Литературная Москва", когда "разоблачением культа личности еще и не пахло".
Как потом вспоминал Владимир Тендряков, в этой редколлегии шла не только литературная работа, не только проверялись вкусы, но и гражданские качества. Потом, после выхода альманаха, когда на него обрушились страшные обвинения, кое-кто из членов редколлегии "не по своим личным дурным качествам, а, скорее, по привычке, которая въелась с прошлых лет, стал совершать "приседание", если можно так выразиться. "Надо пойти в инстанции и покаяться, посыпать голову пеплом", - убеждал этот литератор. Никто каяться не стал! И первым, кто выступил против малодушия, приспособленчества, был Константин Георгиевич". "Тираж альманаха раскупили в один день, и мы должны гордиться этим! Месяцы работы над "Литературной Москвой" - счастливейшие в моей жизни! И я должен каяться?!" - гневно говорил Паустовский".
Итак, 31 января 1956 года альманах "Литературная Москва" вышел в свет. Сегодня листаю альманах (библиотека имени В.Вернадского, вопреки всевозможным гаджетам и всемирной паутине, все-таки очень необходима и по-прежнему хорошо работает).
Ну почему вокруг "Литературной Москвы" разгорелся такой скандал? Хорошие поэты - С.Маршак, Р.Рождественский, Е.Евтушенко, хорошая проза - В.Тендряков, В.Гроссман, В.Шкловский, С.Антонов, пьеса В.Розова "Вечно живые", К.Чуковский, Б.Пастернак, М.Пришвин… Правда, некоторые имена были под запретом, например Ахматова, которая к тому же была не москвичкой, а ленинградкой… Но в номере есть и благополучные имена, то есть преданные партии душой и телом - А.Сурков, Н.Тихонов, С.Михалков, Н.Асеев, К.Симонов… Можно только представить себе, как трудно было редколлегии соблюсти баланс между, так сказать, разрешенными и крамольными именами.
Не только власть, но и официальные литературные круги обрушились на альманах со страшной злобой. Официальные литкруги чутье на крамолу никогда не подводило. И вообще, что это за самодеятельность? Собрались литераторы без привычных кабинетов, без зарплат, без начальства и секретарш, без литредакторов и прочей атрибутики "нормального советского журнала"? И теперь все хорошие писатели стали просить-умолять редколлегию напечатать их во втором номере альманаха! Ужас!..
Он был подписан к печати 26 ноября 1956 года. Там и стихи Марины Цветаевой, и статья Ильи Эренбурга о поэтессе, и Юрий Олеша - "Из литературных дневников" (20 лет страна не знала такого писателя), а главное - рассказ Александра Яшина "Рычаги", в котором с неприкрытой жутью описывалось колхозное село, лицемерие и ложь, которыми опутана жизнь простого человека. (Помню, как спустя годы - в 62-м - в университете, где я учился, за обнаруженный отпечатанный на машинке яшинский рассказ исключили из комсомола очень хорошего парня. "Ему еще повезло. Могли вообще выгнать с волчьим билетом!" - говорил наш декан.)
С "разрешенными именами" тоже не все получилось гладко. Из книги Александра Твардовского "За далью даль" была взята именно глава "Друг детства", где на станции Тайшет встретились однокашники - один после демобилизации ехал домой, а другой - отбывать срок в лагере… Твардовский был категорически против того, чтобы эту главу печатать даже в книге (и в первом издании "За далью даль" главы этой не было), но Паустовский уговорил его напечатать "Друг детства" в альманахе. Это много-много лет спустя Константин Георгиевич скажет в большом волнении: "Ах, как горько, очень горько узнавать о человеке, прошедшем войну, написавшем бессмертного Тёркина и сделавшем, вероятно, много хорошего в литературе, как горько узнавать плохое и постыдное. Он отказался от "раскулаченных" и высланных в Сибирь родителей. И никогда не пытался им помочь!"
А потом была Записка отдела культуры ЦК КПСС, после которой - решение Секретариата ЦК. В нем указывалось, что секретари Правления Союза писателей "обязаны организовать, возглавить и мобилизовать все выступления в печати в защиту политики партии". И поручалось "редакции газеты "Правда" выступить с редакционной статьей, чтобы разъяснить в свете решений XX съезда отношение партии к партийным постановлениям по вопросам литературы, принятым в 1946–1948 годах (т.е. объяснить, что эти ждановско-сталинские постановления остались в силе и можно впредь поносить Ахматову, Зощенко и многих-многих других). Разумеется, "Правда" тут же "осудила неправильное поведение литераторов, создавших на свой вкус два номера малохудожественного альманаха "Литературная Москва"…"
1959 год. Николай Казьмин, зав. отделом науки, школ и культуры ЦК КПСС, составляет "Записку в ЦК КПСС о настроениях среди писателей": "…16 мая с.г. в отделе науки, школ и культуры ЦК КПСС главный редактор газеты "Литература и жизнь" тов. Полторацкий заявил, что он считает необходимым информировать ЦК КПСС о пагубных настроениях среди писателей, группировавшихся ранее вокруг альманаха "Литературная Москва"… Следует отметить, что среди писателей нет единой точки зрения на формы и методы проведения своей линии в литературе. Существуют два мнения - Э.Казакевича и К.Паустовского. Э.Казакевич считает, что следует продолжать линию молчания и таким образом оказывать свое влияние… К.Паустовский ратует за развертывания активных действий. К.Паустовский так объясняет свою позицию: "Пастернаку ничего не сделали. Теперь не сажают в тюрьму. Ничего и нам не сделают. Не могут что-либо сделать: боятся мнения международной общественности. Теперь не так легко обидеть писателя. Настало время и нам выступать". К.Паустовского активно поддерживает В.Тендряков… К.Паустовский выдвинул идею о занятии командных высот в периодических печатных органах людьми, близкими к писателям, группировавшимся ранее вокруг альманаха "Литературная Москва". Он поставил также вопрос о необходимости овладения умами талантливой и творческой молодежи…" (Полный текст: журнал "Вопросы истории" №3 за 1993 г.)
Если говорят о новой литературе, которая в начале шестидесятых годов стала "пробиваться" сквозь цензурные и идеологические препоны, то непременно речь зайдет о литературно-художественном иллюстрированном сборнике "Тарусские страницы", подготовленном в любимом Паустовским городке Таруса, неподалеку от Москвы. Главным редактором, создателем и душой этого сборника был Константин Георгиевич.
Задуман был сборник еще в 58-м году, когда Константин Георгиевич понял: бездействие - смерти подобно. Сборник вышел только в 61-м - целых три года шла, что называется, кропотливая работа. Во-первых, нужно было все сделать так, чтобы сборник дошел до читателя (не был изъят). Вот почему в большом по объему сборнике есть материалы, которые обязаны были усыпить психологию хозяев жизни - партийную бюрократию. Например, вступление было составлено в духе передовицы "Правды": "Величественная картина построения коммунизма, открытая перед человечеством в новой Программе КПСС…" и т.д. и т.п.
Кроме этой идеологически правильной "заставки", набранной крупным шрифтом (специально для "государева ока", которое мелкий шрифт не любит), было много производственных очерков, которые тоже бросались в глаза. Так чем гордится создатель "Тарусских страниц"? В первую очередь - людьми труда. Слесарем. Печником. Столяром… Слесарь может при помощи простой проволоки починить зубной протез. Печник кладет печи быстро, виртуозно и только отличного качества. Ну, а столяр, кроме своей основной работы, упивается созданием скворечников… А затем (и как бы между прочим) Паустовский сообщает, что в Тарусе, вернувшись из ссылки, жил поэт Николай Заболоцкий, жили и творили известные художники Василий Поленов, Виктор Борисов-Мусатов, здесь прошло детство Марины Цветаевой…
Все, самое важное, все значительное, ради чего и были задуманы "Тарусские страницы", набрано мелким шрифтом. Это, в первую очередь, "Иван Бунин" - Паустовскому удалось пробить цензурный бетон и впервые за 40 лет рассказать о Писателе и Человеке. И прекрасный очерк Константина Георгиевича о Юрии Карловиче Олеше. Здесь же напечатаны вдохновенные статьи Паустовского об Александре Блоке и Владимире Луговском. И кроме этих впечатляющих материалов, в "Тарусских страницах" напечатаны 42 стихотворения Марины Цветаевой (тогда, в 1961 году, еще запрещенной); 16 стихов Наума Коржавина (первая публикация после ссылки); запрещенные стихи Николая Заболоцкого, Бориса Слуцкого, Давида Самойлова; повести Булата Окуджавы "Будь здоров, школяр!", Бориса Балтера "До свидания, мальчики"; беспощадно правдивая "маленькая повесть" Владимира Максимова "Мы обживаем землю", которую Константин Георгиевич ценил чрезвычайно высоко: "Это - удивительная проза. Володя Максимов правдив прежде всего к самому себе, бескомпромиссно правдив. Не всякий писатель решится так казнить героя повести - самого себя - за нравственную слепоту…" Напечатаны в "Тарусских страницах" и воспоминания о Всеволоде Мейерхольде, Осипе Мандельштаме…
Сборник "Тарусские страницы" издан Калужским книжным издательством (книгу, естественно, прочитал калужский цензор), но, оказалось, "нужна была предварительная оценка целесообразности выхода в свет подобного сборника со стороны правления Союза писателей СССР и соответствующих органов". Секретариат ЦК КПСС признал выпуск этой книги "идеологической ошибкой".
Но, к счастью, 30 тысяч экземпляров уже вышли в свет и были мгновенно раскуплены читателями, а остальные 45 тысяч (оказавшиеся еще в книжных магазинах, на складах) пошли "под нож". Так что "Тарусские страницы" еще можно купить у букинистов и коллекционеров, а вот "Литературную Москву" сыскать почти невозможно.
Паустовский, обойденный всеми государственными премиями и наградами, оказался самым авторитетным писателем. Потому что сумел сохранить репутацию честного художника. А в годы "оттепели" - эпохи весьма неустойчивой, двусмысленной, знавшей резкие заморозки и очень недолгие, преувеличенные в глазах нынешних мемуаристов потепления, - общество очень нуждалось в человеке, которому можно было бы верить.
Он ни разу в жизни не подписал ни одного письма, клеймящего кого-либо. Он изо всех сил пытался остаться и поэтому остался самим собой. Ему верили и в 30-е годы, и в 40-е…Он всегда держался подальше от литчиновников и склочного писательского сообщества, пускал в свой круг лишь избранных. Ну, и постоянно находился в разъездах и скитаниях, откровенно избегал Москвы и крупных городов, что значительно осложняло процесс попадания в репрессивную машину.
Владимир Тендряков говорил: "Бывало, жизнь Константина Георгиевича - писательская и даже физическая - висела, что называется, на волоске". И привел примеры:
В апреле 1938 года вышел из печати очерк К.Паустовского "Маршал Блюхер", изданный тиражом в 100 тысяч экземпляров. (В октябре 1938-го Блюхер был арестован и расстрелян. Книгу изымали не только в библиотеках, но из дома в дом ходили "спецуполномоченные по изъятию книг врагов народа".)
В январе 1939 года вышла книга К.Паустовского "Тарас Шевченко", через десяток лет газетой "Правда Украины" объявленная "жалкой проповедью украинского буржуазного национализма".
И два примера, свидетелем которых я был лично. Во время судебного процесса (65-й год) над Андреем Синявским и Юлием Даниэлем Паустовский открыто выступил в их поддержку, предоставив суду положительные отзывы об их творчестве и жизни. В 1966-м первым подписал письмо 25 деятелей литературы, культуры и науки Генеральному секретарю ЦК КПСС Л.Брежневу против реабилитации Сталина… Ненавидел стукачей, открыто издевался над ними. Рассказывают, что однажды в ЦДЛ при стечении народа он спросил писателя Льва Никулина: "Каин, где Авель? Никулин, где Бабель?"
Он прекрасно смеялся, глаза при этом блестели, и вообще все лицо преображалось, казалось, что уходит из него возраст и усталость. Говорил тихим голосом, мягко, правда, фразы были очень стойкие, очень индивидуальные, очень значимые. Судя по всему, не огорчался тому, что от властей не получал благодарности. Гонения получал, нападки большие и малые, зависть. Зависть к его мастерству, к его самобытности, к его чистоте, к его непричастности к так называемым "большим литературным делам и свершениям". Он всегда шел своим путем, жил своей жизнью, работал "вкусно и спокойно". И если на письменный стол взбирался кот, невзначай занимая пол-листа, то Константин Георгиевич писал так, чтобы кота не потревожить…