UA / RU
Поддержать ZN.ua

Сказка на ночь

Вагон метро полупустой. Ему далеко за сорок, в волосах седина. Он едет с какой-то из конечных станций. Пытается держаться поближе к двери, постоянно поглядывает на мобилку - то ли смотрит время, то ли ждет звонка. На очередной станции на его лице появляется улыбка, вместе с толпой в вагон заходит она. В руке у нее большое желто-красное яблоко. Она протягивает яблоко ему. Он осторожно обнимает ее, прикрывает собой, словно пряча от всего мира. У нее на пальце обручальное кольцо. У него - ее яблоко. Какая-то почти библейская зарисовка. Я одеваю наушники, дабы случайно не услышать чего-то лишнего. Я и так видел многое.

Автор: Руслан Горовой

Вагон метро полупустой. Ему далеко за сорок, в волосах седина. Он едет с какой-то из конечных станций. Пытается держаться поближе к двери, постоянно поглядывает на мобилку - то ли смотрит время, то ли ждет звонка.

На очередной станции на его лице появляется улыбка, вместе с толпой в вагон заходит она. В руке у нее большое желто-красное яблоко. Она протягивает яблоко ему. Он осторожно обнимает ее, прикрывает собой, словно пряча от всего мира.

У нее на пальце обручальное кольцо. У него - ее яблоко. Какая-то почти библейская зарисовка. Я одеваю наушники, дабы случайно не услышать чего-то лишнего. Я и так видел многое.

* * *

С прошлого моего приезда в Анталию изменился вид из окна. Какой-то небезразличный человек поднялся на гору и установил огромный флаг.

Горы здесь - мама не горюй. Поэтому вылезти на них с инструментом, флагштоком и полотнищем - это не игрушки. Но делают. Поскольку здесь культ флага. Байрак, т.е. флаг, натягивают на машины свадебного кортежа и просто вешают дома. Его видишь в магазине, на базаре, в парикмахерской или офисе. Самоидентификация и гордость символами у турок - бешеные.

А еще узнал об одной вещи и вспомнил о беде на Родине. В Турции, когда в семье девушку уже пора выдавать замуж, на балкон вывешивают ковер, а когда кто-то ушел на войну - флаг.

Очень жаль, что у нас большинство флагов с балконов и окон сняли. Война никуда не делась. Возвращаюсь домой. Доброй ночи.

* * *

Был на Майдане. Возле стелы. Без цели, просто ходил, вспоминал. Здесь автобус стоял, здесь кухня полевая. Здесь палатка, здесь баррикада.

И в какой-то момент почувствовал странную вещь. В тех местах, где бушевал сильный пожар, камни под ногами были словно живые. Сильный огонь поломал гранит, местами покрошил его, и в некоторых местах плиты двигаются, покачиваются, словно живые существа.

И сразу в голове всплыла история, которую услышал во Львове около армянского дворика.

- Знаешь, почему здесь весь двор вымощен надгробными плитами?

- Нет. Откуда?

- Когда-то, если умирал армянин, плиту с его фамилией просто прислоняли к стене, чтобы все видели. А через 50 лет клали под ноги.

- Зачем?

- Чтобы прохожие затирали ногами имя и одновременно - грехи человека.

И хотя майданные плиты не надгробные, но по факту что-то похожее есть. Вот только не уверен, что грехи тех, кто убивал людей, вообще сотрутся. По крайней мере, на памяти моей и моих детей.

* * *

- Иди, - Сергей прижал Наталку к себе и поцеловал в губы.

- Не хочу.

- Разве я хочу? Должен.

- Я ненавижу войну.

Вокзал, несмотря на утро, гудел тысячами голосов. Человеческая река огибала пару и текла куда-то по своим делам. Она прижималась к нему, трогала воротничок формы, в глазах стояли слезы.

- Эти десять дней пролетели как мгновение. Я не успела надышаться тобой.

- Я тоже, девочка, - Сергей нежно перебирал волосы Наталки, которые, словно вода, текли сквозь пальцы. - Ничего, скоро снова увидимся.

- Когда?

- Ну, может, через пару месяцев.

- Это так долго.

- Знаю, но какой у нас выбор? Ты давай, иди первая, - он осторожно отстранил ее от себя, - я не хочу видеть, как ты будешь плакать, когда поезд тронется.

- Но ведь здесь все плачут, - она поднялась на цыпочки и поцеловала его.

- Пусть так, но ты не должна.

- Хорошо, любимый, я пойду. Спасибо, что ты у меня такой есть.

- И тебе спасибо.

Наталка пожала руку Сергея, развернулась и пошла с перрона. Он поднял с асфальта наплечник и замер, глядя ей вслед.

- Боже, спасибо тебе за то, что когда ты создал женщин, выбрал для меня самую лучшую.

* * *

- Держись, чувак, потерпи, уже всех вызвали, скоро будут.

Семен еще раз глянул на развернутое "торпедо", сломанный руль и на сломанные, зажатые между педалями ноги водителя.

Все случилось прямо у Семена на глазах. Передняя машина, красный старенький опель, вдруг плавно пошел на встречную. Все произошло настолько обыденно, что просто не верилось. Машина пересекла пустую встречную и въехала в столб на обочине. Удар был ужасный, поскольку водитель не тормозил. Семен остановился немного дальше, выскочил из машины, схватил аптечку и бросился к разбитому опелю.

Водитель стонал на сидении.

- Как ты?

- Больно, - прохрипел водитель.

Семен осмотрел мужчину. Ребра и ноги явно поломаны. Ноги еще и зажаты. Дверцы заклинило. Залезши через пассажирские, Семен пощупал ноги. Открытых ран нет. Что ж, неплохо. А вот что с животом - неясно, может быть внутреннее кровотечение.

Остановилось еще несколько машин. Семен увидел, что люди вызывают "скорую".

- Скажите, что зажаты ноги, пусть сразу и спасателей зовут.

Мужчина, диктовавший адрес, кивнул. Семен продолжил осмотр водителя, который то отключался, то вновь приходил в себя и тогда стонал.

- Ничего, ничего, терпи. Я, конечно, не полноценный врач, но думаю, что ничего непоправимого не случилось.

- Я заснул? - стонал водитель.

- Очевидно, да.

- Обидно.

- Ничего. Все будет хорошо. У нас на войне и похуже бывало, и ничего, вытягивали.

- Вы воевали?

- Да, только неделя как вернулся. Привыкаю. - Семен расчищал место внизу около ног водителя, чтобы спасателям было удобнее.

- Очень болит в груди и голова, - прохрипел водитель.

Семен разорвал перевязочный пакет и, прижав резаную рану на голове тампоном, стал обматывать бинтом.

- Ничего, это все горе, но не беда. У нас был случай, когда пацана вообще с того света вытянули.

- Больно.

- Да-да, вытянули, - не обращая внимания, продолжал Семен, - у него страшная рана на голове была. Фактически, половина снесена. И мы со "скорой" на борт раненых перегружаем, а он последний. Потрогали, нет пульса. Ну все, говорим, этот - "двухсотый". А он вдруг поднимается и садится в "скорую".

- Болит.

- Терпи. Так мы его загрузили. Хотя никто и процента на то, что выживет, не давал. Говорят, врачи тоже не верили, но тянули, ведь мы его из боя вывезли, потом вертолетчики, не бросишь же.

- И как он? - водитель, наконец, переключился на разговор Семена.

- Нормально. Вытянули. Деталей не знаю, поскольку к нам, в нашу срань, новости плохо доходят. Но сказали - живой.

- Это хорошо.

- Так я же о чем говорю. Ну, вот и врачи.

Рядом остановилась "скорая". К машине подбежала девушка-врач.

- Что здесь случилось?

- Заснул. Как минимум рана головы, я перевязал, поломаны и зажаты педалями ноги.

- Да, нам передали, спасатели уже выехали.

- Хорошо. Еще травма грудной клетки, так как руль собой сломал, возможно, внутреннее кровотечение.

- О, вы врач?

- Больше нет. Только когда вас нет. Семен набросил медицинскую сумку на плечо и заглянул в салон.

- Все, боец, держись. Врачи рядом. Шансы у тебя на все сто.

- Обожди, как зовут тебя?

- Лекарь.

- Как?

- Вот черт, все время забываю, что я уже дома. Семен я.

- Благодарю, Семен-Лекарь.

- Все будет хорошо.

Около машины уже суетились с пневмоножницами спасатели. Семен еще раз махнул рукой водителю и пошел в сторону своей машины.