Оксана Болотюк - правозащитница. Сама переселенка, коренная донетчанка, она защищает права тех, кто, как и она, вынужден был покинуть свой дом и искать счастья в других краях.
Оксана работает в Бахмутском центре бесплатной правовой помощи. Недавно девушка была отмечена престижной народной наградой "Соль земли".
"Выехала я из Донецка в июле 2014-го, - вспоминает Оксана. - Друг позвонил и сказал, что, по его информации, в городе что-то назревает, ожидаются какие-то волнения. Я работала в Донецком городском центре занятости и видела людей, приезжающих из Славянска, где уже начались боевые действия. Мы считали этих людей беженцами. Помню женщину, приехавшую в Донецк в одном халате, без документов и вещей. Она сказала, что выезжала из дома спонтанно - не было времени что-то собирать. Но мы до последнего не верили, что у нас могут быть боевые действия".
Как-то девушка проснулась ночью от звуков выстрелов. Не зная, куда бежать и что делать, пролежала до утра, укрывшись с головой. А потом решила ехать. Мама поехала с ней, а отец остался.
- Я звонила тем, кто был записан у меня в телефонной книжке, и расспрашивала, выехали ли они и куда, - вспоминает девушка. - Некоторые говорили, что хотели бы в Киев, но нет денег, квартиру арендовать дорого. Для меня это тоже было проблемой, поскольку сбережений не было. Мы уже поняли на тот момент, что переселенцев никто нигде не ждет. Даже знакомые и родственники не смогут нас держать у себя вечно, и мы не знаем, когда это все закончится. Поэтому должны были рассчитывать только на собственные силы. А когда услышали по телевизору, что военным закупают зимнюю одежду, окончательно поняли: надо обустраиваться на новом месте.
Поехали в Бахмут (тогда еще Артемовск). Думали, что едем в более проукраинский город, но там настроения были, мне кажется, преимущественно пророссийские. Некоторые сидели и ждали "ДНР". Да и сейчас в Бахмуте городская рада состоит на 90% из депутатов - бывших членов Партии регионов и Коммунистической партии.После начала войны выборов не было, поэтому в том же составе они и руководят городом. Хотя, конечно, официально все проукраинские. Это проблема.
Городской голова на сессии горрады говорит: "Я не сам снес памятники Ленину и Артему, меня заставил закон". Видео его выступления распространяли в Сети - возможно, вы видели. Сейчас эти памятники, кстати, лежат в конкретных местах и могут быть, я так понимаю, возвращены в какой-то более "благоприятный" момент.
В Бахмуте много проукраинских активистов. Мы организовываем различные акции. Например, на День независимости состоялось шествие, где участники шли, завернутые в украинские флаги. Рассказывали об исторических памятниках, которые разрушаются в Бахмуте, о разных других проблемах, существующих в каждом городе. Нас охраняли, конечно, как это делается на любой демонстрации, но никаких столкновений или конфликтов не было. Состоялся у нас большой концерт на День освобождения от российской оккупации. Пришло очень много людей. Я считаю, что украинизация проходит успешно, шаги вперед есть, это чувствуется. Хорошо, что все идет медленно, мягко, без принуждения. Считаю, что это более эффективно влияет на сознание граждан.
Четыре года назад было не так. Помню, когда впервые приехала в Бахмут и устроилась жить у знакомой, она сказала мне убрать всю украинскую символику - флажки, ленты.
- Вам с мамой пришлось поездить по разным городам?
- Да. Когда была угроза оккупации Бахмута, мы переехали в Харьков. Я искала работу и наконец увидела вакансию секретаря в суде. Было указано, что это предложение для переселенцев. Я пришла: у меня есть опыт, образование - берите. Председатель суда был не в восторге. Создалось впечатление, что они ждали кого-то "своего" на эту должность. Возможно, в мирной ситуации я бы огорчилась и ушла оттуда, но тогда я понимала: у меня нет выхода, нам с мамой надо как-то жить. И я хотела работать официально, с трудовой книжкой и соцпакетом. Я была очень смелая, настаивала. И в конце концов меня взяли.
В Харькове жизнь совершенно другая, там люди не понимают, что такое война. Были случаи, когда мои коллеги жаловались на работе: "Ой, эти переселенцы понаехали!" А кто-то говорил: "Тихо, Оксана же у нас тоже переселенка". - "Ой, извините". Но я понимала, что это не совсем искренние извинения. Такая вот, понимаете, дискриминация чувствовалась тогда. Сейчас уже нет. Адаптация произошла, по-моему. Мне было обидно, что люди, живя в том же Харькове, Киеве, других городах, не понимают, что завтра такая же ситуация может возникнуть с ними. А если военный конфликт продвинется дальше, а если им придется завтра собирать чемоданы, - куда они поедут, и кто их примет? Не скажу, что все не воспринимали переселенцев, но встречались мне и такие люди. От них - ни сочувствия, ни сопереживания.
Жизнь переселенца - это постоянные проверки местожительства, если ты получаешь адресную помощь. А если это пенсионеры, то вообще ужас, ведь они еще должны оформлять пенсию. За четыре года, прошедшие с того времени, как моя мама выехала из Донецка, ей дважды приостанавливали выплату пенсии. Первый раз - по спискам СБУ, второй - по спискам Минфина.
- Почему маме отказывали в пенсии?
- Она ни разу за четыре года не выезжала в Донецк, постоянно была на месте. Дело в том, что в управление труда приходили из СБУ или Минфина списки лиц, которых надо верифицировать. И с учетом этих списков, не проверяя, людей противоправно просто выкидали из базы данных и ждали: если придут - восстановим, нет - так нет. Мы подали иск в суд и выиграли его.
Как мы узнали о том, что маму выкинули из списков? Она перестала получать пенсию, пришла в Пенсионный фонд, и ей сказали: "Мы видим ошибку №93 - "переселенец не зарегистрирован". Вас нет в базе". Она говорит: "Но месяц назад был составлен акт, что я здесь проживаю". Все напрасно. Было такое впечатление, что нас выгоняют из Украины, поскольку без пенсии мы здесь жить не сможем, а Донецк закрыт, там война. Нет, говорю, мама, будем бороться!
В Харькове нас гоняли по Миграционной службе, чтобы мы ставили штампы в справках (тогда еще не были отменены штампы в справки переселенцев, и их надо было продлевать каждые полгода). Это ужасные очереди. Работая пять дней в неделю, я должна была в субботу прийти в службу, а они принимают только до обеда, потом закрывают двери и говорят, что работают с документами. Очередь огромная, и всех принять просто не успевали. Мы с мамой паниковали, потому что если придем позже, нам прекратят выплаты, и мы пропустим целый период вплоть до следующего продления справки. А как же нам все это время платить аренду, вообще жить?
Я сначала просила, потом скандалила. Не потому, что я такой человек, а потому, что по-другому невозможно, когда тебя не воспринимают. Когда такая дискриминация происходит, ты, конечно, начинаешь защищать свои права как можешь: скандалами, угрозами, жалобами. Мама говорила: "Что ты ведешь себя, как на базаре!" А я отвечала: "Мама, я не знаю, как еще себя защитить, мы здесь сами за себя, мы выживаем". И это помогло. Местная начальница сказала маме: "Ваша дочь далеко пойдет". Поставили нам штамп (это дело буквально двух минут) и сказали: "Идите уже!" Понимаете, каждое действие чиновников в отношении нас, переселенцев, надо было просто выгрызать, бороться за свои права. На мою маму даже матом поперли однажды. Она пришла домой ужасно расстроенная. Я говорю: "Мама, воспринимай все философски, не думай, что вся Украина такая".
- Оксана, сейчас вы - начальник отдела в Бахмутском бюро правовой помощи Краматорского местного центра по предоставлению бесплатной вторичной правовой помощи, а еще - основатель ОО "Бахмутская лига правозащитников". Почему вы этим занимаетесь?
- Потому, что, во-первых, я теперь очень хорошо понимаю всех переселенцев, которые ко мне обращаются, сама через это прошла. А еще вспоминаю, как отец мне сказал: "Ты юрист, так почему не можешь защитить маму?" Я говорю: "Кто я против этого государственного механизма? Я винтик". А потом подумала - хочу быть не просто юристом, а действительно защищать права людей.
Во-вторых, мало быть патриотом, необходимы какие-то действия. Как говорят, разговаривать - не мешки таскать. Я работаю в Бахмутском бюро правовой помощи. Это помощь, которую гарантирует государство для тех, кто не может позволить себе нанять платного адвоката. Есть два вида помощи: первичная (консультации, разъяснение, составление документов непроцессуального характера) и вторичная (представительство в суде, составление процессуальных документов). Мы предоставляем и первичную, и вторичную правовую помощь. На нее имеют право четко определенные законом 16 категорий граждан. За этой помощью к нам чаще всего обращаются переселенцы, участники боевых действий, малообеспеченные и дети.
Одна из миссий системы правовой бесплатной помощи - преодоление коррупции на бытовом уровне. Мы не советуем людям пойти и дать кому-то взятку, чтобы решить свои проблемы. Мы объясняем, что есть такой-то закон, надо подать такие вот документы и составить такое-то заявление, рассказываем, куда его отнести. А если надо - защищаем интересы тех, кто к нам обратился, в суде. Люди сначала не верили, что законным способом можно чего-то достичь. Да и сейчас некоторые не верят. Как вчера сказал мне один знакомый; "Это долго, это же кучу документов надо составить". Я говорю: "Ничего, зато все сделаем по закону". Тотальная коррупция, поглощающая наше общество сверху донизу, уже всем надоела. Коррупция унижает человеческое достоинство, для меня она неприемлема. Я объясняю людям, что ответственность несут и те, кто получает, и те, кто дает взятку. Я получаю моральное удовлетворение от того, что помогаю людям восстановить справедливость.
- Каких обращений больше всего?
- От переселенцев о прекращении выплат пенсий и об их возобновлении. Особенно часто обращаются пенсионеры, проживающие на неподконтрольных территориях. Они иногда звонят в бюро, спрашивают: "А вы нам поможете, мы же с этой территории?" Мы, конечно, помогаем. Преимущественно это люди преклонного возраста. Переехать сюда, на подконтрольные территории, многие не могут из-за каких-то обстоятельств. Самая частая причина того, что люди остаются на тех территориях, - нет денег снять здесь жилье. Многие не могут выехать, так как есть родственники, которым нужна помощь, или жилье, которое страшно бросить. Пенсионеры получают какую-то денежную помощь на неподконтрольной территории, но на те деньги невозможно выживать. Очень часто просят помочь установить факт смерти человека, проживающего на неподконтрольной территории. Это дает возможность получить помощь на погребение.
Конечно, среди тех, кому мы помогаем, есть разные люди, с разными настроениями и взглядами. Не все с проукраинскими. Но они есть. В Бахмуте есть Дом книги "Эней", там продают только украиноязычные книги. Руководит книжным магазином Владимир Дмитриевич Дериведмедь, очень патриотичный человек. Его Дом книги - единственный в Бахмуте украинский книжный магазин. Я знаю, что в этом книжном магазине бывают и люди с неподконтрольных территорий. Они все заходят к Владимиру Дмитриевичу, поскольку рядом с магазином - Ощадбанк, банкомат Приватбанка, автовокзал и железнодорожный вокзал. Многие покупают исторические книги, украинскую литературу. Владимир Дмитриевич рассказывал, что есть люди, которые приезжают из Горловки и покупают книги сразу на несколько тысяч гривен.
Меня этот магазин притягивает, словно магнит. Сам Дериведмедь, бывший военный, прошедший Афганистан, сейчас в оппозиции к местной власти. Когда-то на его книжном магазине висел плакат: "Дом книги на Донбассе важнее двадцати танков".
Если мы говорим о реинтеграции Донбасса, нельзя отталкивать людей с неподконтрольных территорий, не надо отличать их среди других, как это делают чиновники. Мне клиенты рассказывают об этом ежедневно. Например: вышла как-то начальница отделения Пенсионного фонда к очереди и говорит: "Кто с неподконтрольной территории - может здесь не сидеть, пенсии не получите!" Ну как это так?! В очереди на оформление пенсий сидят преимущественно бабушки и дедушки. Некоторые едва ходят, с ними приезжают какие-то родственники. А государство им говорит: "Хочешь получить пенсию - стань переселенцем, пройди проверки". Но, получив справку, люди фактически обманывают государство: документы оформили, ведь они в действительности не переселенцы, поскольку не переезжали с неподконтрольных территорий. У нас нет реальных цифр, сколько людей переехало, а сколько только оформило пенсии.
- Какое дело ваших подопечных вам запомнилось?
- Например, возобновление выплаты пенсии для человека, который сначала зарегистрировался как переселенец, а потом купил в Бахмуте дом и снялся с учета переселенцев. По вине Пенсионного фонда этот мужчина уже более года не получает пенсии. Чиновники объясняют это так: если человек выехал с неподконтрольных территорий, он автоматически стал переселенцем, и этот статус за ним закреплен пожизненно. Хотя было много разъяснений министра социальной политики и других об этом, да и в законе четко прописано, что есть четыре причины для приостановления пенсий. И ни одна из этих причин не подходит в ситуации с моим клиентом.
Пенсионный фонд руководствуется постановлениями Кабмина, но это - подзаконные акты, они не имеют силы закона. Ими нельзя приостановить выплату пенсии.
Для меня дело было принципиальным, поскольку то, что произошло с моим клиентом, - повальное явление. Мы выиграли суд, но его решение еще не вступило в законную силу. Да и решение не полностью нас удовлетворило.
Мы просили восстановить пенсию и выплатить задолженность (более чем за год), а также возместить моральный ущерб. Суд согласился с тем, что выплату приостановили незаконно (это впервые в моей практике!), и определил, что есть моральный ущерб. Но что плохо - суд почему-то не удовлетворил нашу просьбу обязать Пенсионный фонд предоставить отчет о выполнении судебного решения. Есть такая норма: если Фонд не предоставит в месячный срок отчета о выполнении решения суда, на него будут наложены большие штрафы. И это стимулирует Пенсионный фонд выполнять решение.
Кроме того, суд почему-то забыл прописать в решении взимание задолженности по выплате пенсии для моего клиента (а это пенсия более чем за год). Поэтому дело не завершено, мы продолжаем бороться. Мой клиент, человек преклонного возраста, бывший шахтер - свыше 20 лет проработавший под землей. На что ему жить? Он болеет, и на нервной почве болезни обострились.
Эта бюрократия тянет из людей все силы. Некоторые умирают во время судебного процесса, так и не дождавшись решения. Люди просят то, что им принадлежит по закону, словно какую-то милостыню. Со стороны государства это неправомерно.
- Вы боретесь с бюрократической машиной только для переселенцев?
- Нет. В последнее время много обращений о бездеятельности полиции. Это вообще отдельная и ужасная тема. Я с этим раньше не сталкивалась, но к нам часто начали обращаться по уголовным вопросам. Например, на фасаде украинского книжного магазина "Эней" уже шесть раз срезали баннеры с портретами погибших украинских защитников. Однажды мы даже знали, кто это сделал. Но интересно, что даже после подачи заявления о правонарушении полиция не вносила его в реестр и не расследовала. Мы добились этого только через суд. Но никто не расследует, хотя прошел уже месяц.
В последнее время много жалоб от людей, которые сталкиваются с бездеятельностью полиции и не знают, как себя вести. Например, кражи, ограбления, телесные повреждения.
Есть жалобы на Миграционную службу. Отдельная ужасная тема - восстановление паспорта переселенца. Мы поняли, что там абсолютно забюрократизированная система. Часто Миграционная служба тянет до последнего и не выдает паспортов.
- Много дел выигрываете?
- В принципе, да. Конечно, были иски, которые не удовлетворяли. Мы их потом обжаловали во всех инстанциях. Но выигрываем приблизительно 80% дел.
- Вы чувствуете себя Дон Кихотом?
- Раньше чувствовала. Поскольку проблем была куча, а юридической практики и поддержки - мало. А сейчас я уже больше уверена в своих силах. Люди пишут нам благодарности: "Как хорошо, что вы есть!" И знаете, это так окрыляет! И понимаешь, что горы свернешь.
Хотя, конечно, у сотрудников системы бесплатной правовой помощи низкие зарплаты, и не все соглашаются так работать. Руководство нам говорит: "Вы здесь не для зарабатывания денег, вы - социальный проект государства". Морально очень тяжело, устаешь от этих постоянных стрессов - историй о несправедливости. А люди приходят и говорят: "Благодарим, что выслушали. Мы скитались по всем инстанциям, и никто не хотел нас выслушать".
Кстати, нас всего трое специалистов работает, а народа приходит много. И у нас тоже есть очереди.
Кроме всего, что я рассказала, мы еще проводим много правообразовательных мероприятий. Я выезжаю в районы, воинские части, в учебные заведения к детям, - они должны с малого возраста знать свои права.
- Год назад вы перешли на общение на украинском языке.
- Да.При поддержке владельца украинского книжного магазина Владимира Дериведмедя. Я всегда этого хотела, но не было того, кто бы меня подтолкнул. Я была белой вороной среди нашей русскоязычной среды - хорошо знала украинский, хотя и не общалась на нем. У меня два высших образования - экономическое и юридическое, и я училась в университетах в "украинских группах". Знала язык, но не применяла, не общалась.
Теперь я ее постоянно совершенствую, читаю много исторических книг. О запрете украинского языка, о репрессиях против интеллигенции, о том, как Украина боролась за независимость, - это очень тяжело читать. Я не воюю на фронте, но, думаю, могу бороться за Украину именно так - поддержкой нашего языка, культуры, традиций, знанием истории.
- О чем мечтаете?
- О мире в Украине. Но это не просто мир. Я читала книгу Левка Лукьяненко, и там есть слова о том, что война в Украине закончится только тогда, когда мы будем стремиться не к миру, а к победе. Мне неоднократно говорили: "Скорее бы закончилась война, хочется покоя, и нам все равно, какой флаг будет висеть над городской радой". А этого просто не может быть! Степан Бандера говорил: "Если между хлебом и свободой вы выбираете хлеб, то будем лишены и того, и другого". Мы должны победить в этой войне. Я хочу мира для всех людей, для моих будущих детей. В Бахмуте четыре года висели плакаты "Москва-Петербург-Воронеж, выезд на заработки". Поднялся скандал, и их только сейчас убрали (за четыре года войны!). А здесь, в Киеве (мы встретились с Оксаной в Киеве. - О.О.), на каждом шагу дают рекламу о работе за границей. Я не хочу жить в какой-то колонии, при оккупационном режиме.