Однажды - это было в начале 1990-х - в мой редакционный кабинет заглянул знакомый преподаватель.
- Вчера прошел вечер памяти Василия Стуса, - сказал он восторженно. - Выступал какой-то инженер-механик - наш, из Хмельницкого. Представляешь, сидел в лагерях вместе со Стусом!
Фамилию инженера он не запомнил. Но на Хмельнитчине был только один "наш", родом с Хмельнитчины, политзек, т.е. заключенный советским режимом за политику, - Кузьма Иванович Матвиюк. Потому что еще несколько его "коллег" стали нашими земляками только на склоне лет, после отсидки, по разным причинам не доехав домой, в Западную Украину. А с Матвиюком мы были знакомы еще с 1988-го, когда он пришел в редакцию областной газеты со статьей в защиту украинского языка (собственно, в 1972-м советский суд и дал ему четыре года колонии строго режима за любовь к украинскому языку). Преодолев все препятствия, статья все же увидела свет и стала первой печатной "ласточкой" в нашей области, которая принесла на страницы тогдашней коммунистической печати весну украинского национального возрождения.
С тех пор Матвиюк активно печатался в нашей газете, мы поддерживали товарищеские отношения. Но о том, что он сидел в одной зоне со Стусом, я от него никогда не слышала. Хотя тот, кто помнит 1990-е, знает: тогда в лучах славы известнейших украинских диссидентов - Чорновила, Стуса, Сверстюка - можно было так нагреться! До депутатства в Верховной Раде включительно. А Матвиюк ни о какой карьере не мечтал, высокими связями не хвастался, жил, как и раньше, в поселке Пироговцы в 25 километрах от Хмельницкого, - и просто работал на Украину, как умел, в общественных и партийных организациях. Самоотверженно и бесплатно. Как делает это и до сих пор.
Я тогда спросила его: почему же вы о таком молчали? А Матвиюк посмотрел на меня из-под хмурых нависающих бровей и повел плечами: "Где я (тут он перевел взгляд куда-то вниз) - и где Стус". И посмотрел высоко вверх, где, очевидно, должно было быть посмертное место поэта, о котором, собственно, тогда только начала узнавать Украина.
Сегодня Кузьма Иванович активно рассказывает о своем знаменитом знакомом. По его инициативе в Хмельницком сейчас проходит ряд мероприятий, приуроченных к 80-летию со дня рождения Василия Стуса. Почетный профессор Межрегиональной академии управления и права, почетный гражданин города Хмельницкого Кузьма Матвиюк напрашивается на любые массовые мероприятия с участием педагогов, студентов, учащихся, чтобы рассказать о жизни и творчестве выдающегося поэта, которого знал лично. Делает это прежде всего потому, что этого сейчас в Украине почти никто не делает. Ни
6 января - в день рождения поэта, ни накануне или на следующий день, о значении этой даты, этой фигуры в нашей с вами истории ни одной передачей или хотя бы сообщением не обмолвился ни один из стонадцати существующих в Украине телеканалов.
С боли от этого и начался наш разговор.
- Украина в эти дни праздновала Рождество Христово, а я думал себе: если бы Иисус Христос воскрес из мертвых, вознесся на небо - и все, то никакого христианства не было бы. Оно возникло, потому что ученики Христа понесли его учение по всему миру, всем народам. Их преследовали, пытали, отдавали на мученическую смерть, а они все равно проповедовали Христа. Так и мы должны делать: пересказывать детям, внукам о знаменитой истории нашего народа и о его победителях. Мы должны поставить Василия Стуса на наивысшее место среди украинских поэтов ХХ в. Он его заслужил. Вот о чем пишут поэты? О событиях и поступках других. А он не распределял обязанности участников сопротивления - одни на баррикадах, другие за баррикадами призывают и воспевают первых. Он и боролся, и писал, - и это тоже была его борьба.
- И все же многие разделяет Стуса-поэта и Стуса-политика. Или даже считают, что политическая деятельность помешала по-настоящему раскрыться его поэтическому дару.
- А я поддерживаю мнение Евгения Сверстюка: "Если жизнь и его творчество - это та же песня, только в разных измерениях и записях, то нужно ли нам переделывать ее?". И относительно Стуса добавлял: "Стус был человеком, цельным до конца. Подобных людей я больше не встречал".
Разделяю это восхищение - еще с мордовских лагерей, когда впервые увидел, как надзиратели вели Стуса через двор 19-й зоны. Он шел спокойно, с чувством собственного достоинства и собственной правоты, - высокий, худой козарлюга. Хотя вели его в карцер или в ПКТ - "помещение камерного типа". 17-я зона, где тогда вместе со Стусом находились Вячеслав Чорновил, лидер ОУН-УПА Михаил Сорока, Василий Лисовый из Института философии Академии наук Украины - люди, которых и мы, и режим считали лидерами украинского национально-освободительного движения, - была маленькой, на 70 человек, и там этих "исправительных" помещений не было. А наша, 19-я зона, рассчитанная на 350–400 заключенных, такие "дополнительные удобства" имела и охотно принимала туда всех, своих и чужих, наказывая за малейшую провинность: не застегнул пуговицу, не встал перед начальством... Что такое карцер? Это холод и голод. А Стус оттуда почти не выходил. Потому что когда большинство узников, сохраняя собственное достоинство, все же выбирали для себя, так сказать, миролюбивую линию поведения - ходить на работу, носить бирку, соблюдать лагерный режим, то Стус относился к тем немногим, которые срывали бирки со своей одежды и кроватей, добивались условий, которые не унижали бы заключенных, мерзавцу говорили, что он мерзавец. С первого и до последнего дня своей первой лагерной "пятилетки" он оставался непокоренным.
Чорновил тоже был таким. И в нем всегда кипела жажда действия: где бы ни появлялся, начинал подбивать других на голодовки, протесты и т.п. А это не все могут выдержать, - потому многие старались держаться подальше от этого вулкана энергии. А Стус свою максиму на других не распространял.
- Широко известно, как характеризовали его "кураторы" из КГБ: "Патологически честный".
- Наверное, им вообще не под силу было его понять. Казалось бы, чего хотеть аспиранту Академии наук Украины: пиши спокойно диссертацию, пересыпай текст цитатами Ленина и советских классиков, получай научную степень и благоденствуй. Но для Стуса такое положение - это дно общественной жизни, это отсутствие настоящей жизни: "У тридцять літ ти тільки народився, Аби збагнути: мертвим ти єси у мертвім світі". Его же никто не вовлекал в борьбу. Он выбрал ее сам: "Благословляю твою сваволю, дорого долі, дорого болю". Еще 24-летним писал Андрею Малышко: "Поймите меня в моем горе, потому что я слышу проклятье веков, слышу бездеятельность, свой грех перед землей, перед народом, перед историей. Перед людьми, которые своей кровью кропили нашу землю. Длинный мартиролог борцов за национальную справедливость оставляет нам история, а мы даже на гнев праведный не можем решиться". Действительно патологическая честность - перед собой в первую очередь. Именно поэтому в числе первых стал на путь борьбы. Об этом читаем в его письме 1980 г. к Михайлине Коцюбинской: "Моя поэзия, мои переводы или литературные статьи - то грешное занятие… Потому что когда первый ряд лег, надо заниматься вторым… Я знаю свое: слишком катастрофично существование моего народа, чтобы можно было сидеть сложа руки".
Такая вот высокая моральная планка, чрезвычайная ответственность за судьбу своего народа и за его достойное место среди других народов. Потому для меня Стус прежде всего - воин, который шел в бой, не соизмеряя, не сопоставляя свои силы и силы врага, воин, который, вопреки всему, верил в победу и приближал ее:
"Боже, розплати шаленої,
Боже, шаленої мсти,
Лютості всенаученої
Нам навсечас відпусти."
- Но это знание приходит позже, обычно тогда, когда героя уже нет среди нас. А когда видишь даже гениального человека в будничной жизни, в простых бытовых ситуациях, то непросто постичь его величие. Тем более в условиях колонии.
- Приблизительно одновременно со Стусом отбывал наказание в мордовских болотах "за антисоветскую деятельность" писатель Михаил Хейфец. После окончания срока в 1980 г. выехал в Израиль и там издал книгу воспоминаний. В ней среди прочего писал, что в Мордовии отбывает наказание величайший украинский поэт, - и, на его взгляд, украинцы, находившиеся на зоне со Стусом, не всегда понимали, что рядом с ними - поэт мировой величины.
Думаю, он ошибался. Даже в этих условиях мы, т.н. украинская община 19-й зоны, осознавали особенность Стуса. И старались оберегать его, как могли. Однажды подошел к нему Игорь Кравцив, инженер-строитель из Харькова, и от всех нас попросил: "Василий, ты, может, переставал бы валяться по всем этим карцерам и ПКТ? Не так уж и много у нас настоящих украинских поэтов". И начал убеждать его немного пропускать наши голодовки и протесты, чтобы поменьше нести наказаний. Но Стус, конечно, не согласился.
"І я гукну, і край мене почує", - надеялся он. Но слышали ли его? С уверенностью могу сказать только за себя и за своих побратимов - узников т.н. "укоса 1972 года", которых на 19-й зоне было два с лишним десятка. Каждый день в свободное время мы собирались вдвоем или втроем и ходили по "орбите" - внутреннему периметру лагеря, чтобы поговорить на разные темы. Бандеровцы, которые заканчивали свои 25-летние сроки, предостерегали нас: "Ребята, не будьте наивными. Знайте: если вы ходите и разговариваете, то КГБ не успокоится до тех пор, пока хоть один из вас не будет сообщать им о характере разговоров и ваших намерениях". Сегодня я горжусь, что этого не произошло. Никто не пошел на сотрудничество с органами КГБ тогда, а сейчас те, кто жив, - это разные по мощности личности, но все они верны украинскому делу.
Знаете, почему так произошло? Потому что мы старались равняться на таких, как Стус, как Лисовый, - даже если не могли достичь их моральной планки.
Или еще один эпизод. В 1976-м СССР активизировал международную "миротворческую" деятельность. Но как бельмо на глазу были ему политические узники, которые не раскаивались и не просили помилования. Коммунистическая власть хотела избавиться от них. Ходили слухи, что нас могут лишить гражданства и выслать из страны. И не исключалось, что "родина" может физически уничтожить нас, как это делала раньше, затапливая баржи с политзаключенными.
Именно под влиянием Василия Стуса мы были готовы к такому сценарию и в тот же год в "Обращении политзаключенных 19-й зоны к украинскому народу и к народам мира" писали: "Не знаем, что будет с нами завтра, но сегодня, пока мы есть, хотим заявить…".
- Однако в сегодняшней Украине об этом немногие знают, почти не вспоминают и практически не воспитывают на таких примерах. Даже проект постановления народного депутата Андрея Лопушанского о праздновании 80-летия Василия Стуса на государственном уровне и объявлении 2018-го годом Василия Стуса еще с прошлой осени пылится в Верховной Раде. Не рассматривают, - что им Стус?
- К сожалению, большинство наших депутатов вообще не знают, как это - отдать жизнь Украине. Это для Стуса был сознательный выбор. В 1980-м, только что освобожденный, тяжело больной, он фактически берет на себя руководство Украинской общественной группой содействия выполнению Хельсинских соглашений. Пишет: "В Киеве я узнал, что людей, близких к Хельсинской группе, репрессируют самым наглым образом. Видя, что группа фактически брошена на произвол судьбы, я вступил в нее, потому что просто не мог иначе. За мной стояла Украина, мой угнетенный народ, за честь которого мне нужно стоять до гибели".
Слышите - "стоять до гибели". Он понимал, что обрекает себя на смерть. Официально же получил десять лет лагерей особого режима и пять лет ссылки. Уже не в болота Мордовии - в концлагеря Сибири.
Стус умер в ночь с 3 на 4 сентября 1985 г. в пермских лагерях при до сих пор не выясненных до конца обстоятельствах. Со временем стало известно, что в начале 1985-го западнонемецкий писатель Генрих Белль выдвинул кандидатуру Василия Стуса на получение Нобелевской премии по литературе, а во многих странах мира возникли комитеты в поддержку этого предложения. Но разве советская власть могла допустить, чтобы на самую престижную премию мира номинировался (или, упаси Бог, получил) ее идейный враг, политический узник системы?
О его гибели Евгений Сверстюк сказал так: "Он полег на брошенном, незащищенном поле чести. Почти как герои Крут. Только это был не романтический импульс - это был сознательный выбор мужа. Таких павших не оплакивают: храбрым отдают честь".
Потому и я скажу: честь и слава. И сегодня, когда Украина с кровью отрывается от России, еще скажу: лучшим памятником Стусу будет по-настоящему независимая и по-настоящему украинская могущественная Украина.