Чуть ли не всю предшествующую неделю служебные телефоны Анатолия Степановича Гальчинского откликались лишь заунывными длинными гудками: советник Президента ушел на какое-то время «в подполье». А в понедельник, будучи уже, как говорится, на посту, он, в отличие от предыдущих наших встреч, не жаловался на текучку и замотанность, пребывал в неплохом расположении духа. Несмотря на то, что в последние дни приходилось работать и по 18 часов. Разгадка, на мой взгляд, довольно проста: идет интенсивная подготовка президентского доклада Верховному Совету, Анатолий Степанович возглавляет рабочую группу. А это означает огромный массив прежде всего аналитической работы — хоть и тяжелой, но хорошо знакомой и по-прежнему интересной для доктора экономических наук, профессора, автора доброго десятка монографий и многих печатных трудов. Что ни говорите, профессорская закалка.
К каким же выводам приходят экономисты из президентской администрации, анализируя минувшие полгода реформ? Анатолий Гальчинский советует немного подождать: окончательные оценки будут даны в президентском докладе, который ожидается в конце марта.
— В сущности, готовятся два документа — письменный доклад Президента о состоянии экономики и устное обращение к парламенту и народу. Доклад мы хотим сделать по образцу американского, — Анатолий Степанович показывает толстый фолиант, насыщенный данными всевозможных исследований, объективной статистикой. — К работе привлечены все экономические институты страны, свое видение представили министерства. Мы стремимся — и это, кстати говоря, установка самого Президента — показать украинскую экономику во всех ее реалиях. С одной стороны, такое издание, как мне представляется, будет свидетельствовать об уважительном отношении прежде всего к парламенту, а во-вторых, сыграет важную роль в развитии отечественной науки, не имеющей, увы, ни статистической, ни информационной базы. А ведь мы все время говорим о необходимости опираться в первую очередь на разработки собственных ученых.
Кроме анализа ситуации, в докладе будут расставлены акценты экономической политики 1995 года, причем не только в проблемном плане — речь пойдет о конкретных шагах исполнительной власти. И в этом вопросе активную позицию занимает сам Президент. Ведь одно дело — дать анализ (это уж наверняка задача ученых, экономистов) и другое — расставить акценты с точки зрения будущих шагов. В своем выступлении на Львовщине Леонид Кучма уже говорил о необходимости внесения коррективов в программу реформ. Если вы обратили внимание, три главных позиции сохраняются. Первая — это прежде всего сам курс на рыночные преобразования, вторая — идея их быстрого осуществления, третья — финансовая стабилизация как основа реформирования экономики. А дальше — тактика, которую необходимо должным образом корректировать, в первую очередь, с точки зрения усиления социальной направленности реформ.
Сейчас есть возможность внимательно проанализировать, что же произошло за полгода, что получается и, самое главное, что не получается. Необходимо подняться над собой и увидеть свои ошибки. И такой настрой у нас есть.
— Анатолий Степанович, и все же — что получается? Или полгода — все-таки слишком короткий срок для оценок?
— Да нет, почему же, оценивать можно. За полгода проведения реформ получилось даже больше, чем я ожидал.
— Вот уж не думала... Тогда объясните.
— Во-первых, я не ожидал, что появится достаточно сильная команда, которая сможет, несмотря на имеющееся противодействие, проводить реформы. Ядро, на которое опирается Президент, возможно, еще недостаточно велико, но есть взаимопонимание, есть воля и достаточный уровень квалификации. Помню, еще в октябре, во время моего первого выступления после обнародования президентской экономической программы, кто-то заметил: «Написано-то красиво, но кто будет все это выполнять?» Тогда я пытался доказывать, что люди найдутся, но и самому было еще не все ясно.
— Кого же вы считаете ядром в условиях нынешних противоречий между ветвями власти, неопределенности позиции нашего Кабмина?
— Видите ли, Кабинет министров действительно должен стать целостной структурой, способной проводить реформы...
— И поглотить администрацию? Сейчас это очень модная тема...
— Ну что значит поглотить... Администрация Президента — это часть исполнительной власти. Наверное, нам не следует сейчас делить портфели. Должно быть четкое понимание функций администрации и управленческих структур Кабмина. Если говорить об экономическом блоке, который я возглавляю как советник Президента, то на него возложена задача определить стратегические направления, проводить фундаментальный анализ. К сожалению, этого не может сделать ни одно подразделение правительства. Не потому, что там недостаточно специалистов, а в силу специфики: работники Кабмина должны каждый день заниматься текущими делами. Возьмут их на себя полностью — и мы сумеем лучше реализовать свои возможности.
А пока многие проблемы, которые не решает правительство, замыкаются на администрации. Вот у меня на столе два или три проекта указов, на которых я пишу: это функции Кабмина или, скажем, Антимонопольного комитета. Я, к примеру, не знаю, так ли уж необходим указ о демонополизации мясо-молочной промышленности. Действительно, вопрос серьезный, поскольку мы идем по пути либерализации цен, а диктат некоторых управленческих структур сохраняется. Но почему эта серьезная проблема должна регулироваться именно указом? Такие нормы вполне можно было бы отрегулировать совместным постановлением правительства и Антимонопольного комитета. В последнем, кстати, как я недавно узнал, не такой уж маленький штат — 500 человек. А у нас в администрации всего 15 экономистов.
Таким образом, проблемы есть. Но в целом, повторюсь, у нас имеется какой-то минимум кадрового потенциала, чтобы реализовывать сложные решения. Это первая позиция из того, что достигнуто. Многое уже сделано и в вопросах ценовой либерализации, стабилизации бюджета (к концу года удалось значительно сократить его дефицит, хотя проблемы остаются), и в вопросах валютного регулирования. Не переоценивая достигнутого, отмечу, что появились какие-то линии соединения макроэкономической политики с политикой отраслевой. Что имею в виду? У нас были вечные противоречия, скажем, с представителями агропромышленного комплекса, особенно, когда приближался сев или уборочная. Не сказал бы, что аграрии полностью избавились от груза старых представлений, но в целом... В свое время, когда меня спрашивали, что будет самым сложным, я отвечал: двинуть реформы на селе. И вот, побывав на двух региональных совещаниях представителей Советов в Виннице и Киеве — их проводили первый вице-премьер Петр Саблук и министр сельского хозяйства Юрий Карасик, — убедился, что именно этот сектор оказался в авангарде реформ. Причем речь идет не только о реализации президентского указа в части паевания земли. Недавно начала работать сельскохозяйственная биржа, продвигается приватизация промышленных предприятий, связанных с переработкой сельхозпродукции.
Есть все основания быть довольным и взятыми темпами в вопросах приватизации госсобственности, здесь велика активность председателя Фонда госимущества Юрия Еханурова. Конечно, речь идет больше об организации дела, так что о реальных результатах говорить пока трудно. И все же задел создается солидный.
Но самое важное наблюдение связано с противоречивостью прошлого года. С одной стороны, самый глубокий спад производства, с другой — появление целого ряда интересных в макроэкономическом плане тенденций, которых в предыдущие годы мы не имели. Об этом будет сказано и в президентском докладе. Важно увидеть ростки, формирующиеся в экономике. Именно с ними связан оптимизм. Получается, хоть нас в последнее время сильно критикуют, но все-таки не зря сидим. Что-то уже сделано.
— Не могли бы вы остановиться хотя бы на некоторых из этих тенденций? А то мы их что-то не замечаем за спадом производства и социальными проблемами ценовой либерализации...
— Да нет, просто не хотим замечать. Скажем, спад производства в 1994 году составил 28 процентов, а товарооборота — всего 5 процентов. Таким образом, происходит процесс насыщения рынка, прекращается производство ради производства. А ведь насыщенный рынок — это основа для снижения цен. Очень важный момент, тем более, что в прошлые годы спад товарооборота происходил более высокими темпами, чем спад производства. Так что при желании в экономике Украины можно увидеть целый ряд обнадеживающих процессов. И даже с некоторой долей осторожности говорить, что низшая точка падения уже позади.
— Сейчас много дискуссий вокруг проекта государственного бюджета на 1995 год и размеров его дефицита: будет — не будет, если будет, то каким? И вы, если не ошибаюсь, первым высказались о возможности дефицита в размере 8 процентов валового внутреннего продукта, что выглядит даже некоей крамолой на фоне других, более оптимистичных заявлений из верхнего эшелона власти. Но через несколько дней министр экономики Роман Шпек снова утверждал, что нам по плечу дефицит в 5 процентов ВВП. Это реально или мы просто стремимся к «исправной» цифре, пытаясь угодить международным финансовым организациям?
— Дело не в том, что мы хотим кому-то угодить. Все мы — я и вы, каждый трудовой коллектив и все граждане страны — заинтересованы, чтобы бюджетный дефицит был в пределах 5 процентов, а может быть, и ниже. Потому что это основа денежной стабилизации. Но существует и другая проблема: бюджет должен быть реальным. Ведь это основной документ государства, основное орудие управления экономикой. Если же он нереален — экономика развивается стихийно со всеми вытекающими отсюда последствиями.
В такой ситуации мы прожили три последних года. Могу по памяти назвать цифры. В 1992-м планировали дефицит бюджета в один процент, а получили 17 процентов — разрыв несоизмеримый, ведь можно ошибиться на 2—3 процента, но не на десяток же! В 1993-м Леонид Кучма как премьер-министр вносит в парламент проект бюджета с дефицитом 15,6 процента. Между 17 и 15,6 — разница небольшая и в целом обоснованная: финансовая система не приспособлена к резким скачкам. Но Верховному Совету такой проект не понравился, и когда через две недели министр финансов Григорий Пятаченко вносит на рассмотрение бюджет с дефицитом 2 процента, его сразу же утверждают. Итоги года известны: 19-процентный дефицит.
Конечно, рассчитать можно все, что угодно. Можно принять и бездефицитный бюджет, как в 1994 году. Но тогда государство фактически теряет главный рычаг управления. Именно это меня и беспокоит. Я хочу, чтобы бюджет был реальным. Поэтому в докладе Президента определена схема: 1995 год — дефицит 8 процентов, 1996-й — 6 процентов, 1997-й — 4 процента, то есть, снижение постепенное. Я вам скажу, что когда Рейган пришел в Белый дом, он в своей программе на четыре года ставил задачу уменьшить бюджетный дефицит всего на один процент. А мы пытаемся действовать по принципу «сколько надо»...
Важно, чтобы чувство реальности нас все-таки не подвело, тем более, что речь заходит об усилении социальной направленности реформ. В нашей стране создана огромная социальная система, по своим масштабам она даже больше той, что была во времена старой, административной экономики. Так что, на мой взгляд, мы сегодня к столь жесткому сжатию бюджета просто не готовы.
Я не знаю, может, конечно, и уложимся в 5-процентный дефицит. Если Роман Шпек рассчитает и докажет, что это возможно, — тогда все в порядке. Хотя я все равно восприму эту цифру настороженно. Главная проблема — не игры вокруг цифр, главное — стимулировать производство, ведь только тогда наша финансовая система станет на ноги. А загонять себя данными наперед обещаниями по меньшей мере некорректно.
— А как же быть с кредитами — оставить даже надежду на них? Не получится ли, что мы нарушаем обещание, данное минувшей осенью Международному валютному фонду?
— Конечно, мы заинтересованы в получении средств от МВФ. Но чего ждет он от нас? Вопрос ставится так: во-первых, бюджет должен быть реальным, а во-вторых, необходима очевидная тенденция сокращения его дефицита. Если, скажем, с 9,6 процента в минувшем году мы реально выйдем на 8 — дай-то Бог. Конечно, это моя точка зрения.
В свое время, предоставляя кредиты Польше, МВФ согласился с дефицитом бюджета в 7 процентов. Российская Дума приняла бюджет с дефицитом в 7,9 процента и тоже ведет переговоры с МВФ о получении 6 миллиардов долларов. Хотя у нас, конечно, ситуация несколько иная. Скажем, в России есть механизм неинфляционного покрытия бюджетного дефицита. У нас же — пока только наработки.
— Анатолий Степанович, меня интересует ваше мнение о самой практике принятия экономических решений. Создается впечатление, что мы зачастую как бы что-то решаем, но потом на полпути оставляем. Заговорили о хлебных и жилищных деньгах в конце минувшего года — потом это дело забросили (или отложили?). Задумали «бороться» с долларом, вывести его из обращения — не решились. Такая непоследовательность нас будет сопровождать и в дальнейшем?
— Вы такие серьезные вопросы задали. Безусловно, жизнь часто вносит коррективы в наши планы, однако надо учиться не только серьезно говорить о реформах, но и реформы делать. Да, мы уже научились писать-штамповать указы. Для меня здесь реальное противоречие. С одной стороны, я всегда говорил и говорю, что раз уж пошли реформы, необходимо создавать правовое поле. Но в последнее время я готов заявить: пусть указов будет меньше, но коль уж они подписаны, то за ними должна стоять реальная организаторская работа. Здесь я вынужден вновь вернуться к мысли о функциях правительства.
Относительно же того, что пытался сделать Виктор Ющенко... Для меня однозначно: доллар выводить из обращения необходимо, но нельзя забывать, что в экономике является грамотным то решение, которое принято вовремя. 17 февраля в одной из газет было опубликовано мое интервью, где утверждалось, что условий для запрета хождения иностранной валюты в Украине нет да и вообще это функция не Нацбанка: во всех странах механизм обращения иностранной валюты определяется правительством. Увы, по украинскому законодательству все иначе, к тому же, накануне 18 февраля сложилась парадоксальная ситуация: правительство выступает против запрета, председатель правления Нацбанка в отъезде, а его заместитель разводит руками...
На мой взгляд, выводить иностранную валюту из обращения можно лишь параллельно с денежной реформой. Не все учитывают, что доллар у нас сегодня выполняет одну из важнейших функций денег — помните из политэкономии? — эталона стоимости. Даже аграрники — и те на торгах цену тонны зерна сразу же прикидывают в долларовом эквиваленте. Ну, заберем доллар, что тогда?
— Получается, что НБУ, как одна из наиболее реформаторски настроенных в Украине структур, попытался побежать «впереди паровоза», предвосхитить события?
— В целом Нацбанк действительно достаточно квалифицированная структура. Достаточно жесткая политика там сочетается с пониманием макроэкономических проблем, и где необходимо, вносятся коррективы. Так что несмотря на этот досадный случай (о назначенном на 18 февраля мероприятии я узнал из газет), у нас хорошее взаимодействие. Я считаю правильным, что Нацбанк сегодня не подчиняется правительству. Но на этом фоне еще более ущербным выглядит его подчинение Верховному Совету в вопросах эмиссии. На мой взгляд, разрешать кредитную эмиссию, определять ее размеры — это далеко не функция парламента. В законе должно быть записано: Национальный банк отвечает за стабилизацию денежной единицы. А какими средствами — пусть решает сам. Потому что, как известно, экономика страдает и от избытка денег, и от их недостатка. Контролировать же деятельность главного банка страны должна комиссия по денежному обращению. Но — увы: эти вопросы у нас до сих пор не отработаны.
— До сих пор не принят и Закон о власти, о котором вы не раз высказывались в прессе как о необходимом условии экономических реформ. Не изменилась ли ваша позиция?
— Я входил в состав согласительной комиссии, рассматривавшей проект этого закона, и могу лишь подтвердить то, о чем уже сообщал Президент: все статьи согласованы, консенсус найден. Так что у нас есть надежда на его принятие.
Работа согласительной комиссии показала, что в Украине есть потенциал взаимопонимания между ветвями власти, столь необходимого в этот сложный период. Я думаю, что предстоящее выступление Президента перед парламентом также станет консолидирующим фактором.
— А как вы относитесь к мнению, высказанному господином Морозом перед профсоюзными лидерами, что март будет месяцем самого глубокого кризиса и в стране возможны социальные взрывы?
— Я не знаю, кто об этом говорил: Александр Мороз — Председатель Верховного Совета или же Александр Мороз — лидер Социалистической партии. По-видимому, это был голос политика, представляющего определенные силы. У нас есть шанс сделать так, чтобы нынешний год стал лучше предыдущего. Что для этого необходимо? Возможны три сценария. Поскольку в экономике формируются процессы, способствующие выходу из кризиса, можно либо абсолютно ничего не делать (тогда экономика будет медленно идти по восходящей), либо своими действиями взбудоражить народ (и тогда мы будем отброшены назад), либо, наконец, способствовать ускорению позитивных перемен. Хватит ли у нас ума, чтобы понять: выход не в противостоянии законодательной и исполнительной властей, а во взаимопонимании, поисках компромиссов?