В конце сентября с.г. в Будапеште состоялась международная конференция «От валютно-финансовой стабилизации к экономическому росту: опыт Венгрии — уроки для Украины». Радушный прием украинским ученым оказали Венгерская академия наук (Институт мировой экономики) и Министерство финансов страны. С отечественной стороны их партнерами выступили Институт экономики и прогнозирования НАН Украины, Министерство финансов и НИИ финансов при Минфине Украины.
Для украинских участников форум оказался по-своему уникальным. Им была предоставлена возможность не только проследить логику венгерских реформ, но также непредвзято обсудить их результаты с ведущими венгерскими экономистами — участниками выработки и принятия ряда важнейших решений, определявших стратегию развития страны на протяжении последних 40 лет. Участие в конференции министра финансов Я.Вереша, профессора Л.Бокроша (министр финансов в правительстве Д.Хорна и автор одноименного стабилизационного пакета, 1995 год), вице-премьер-министра Й.Марьяни (правительство социалистической Венгрии времен Я.Кадара), академика М.Шимаи, профессора А.Инотаи, равно как и неформальное общение с экспертами целого ряда ведущих исследовательских центров Венгрии, позволило ознакомиться с широкой палитрой взглядов на сегодняшние особенности венгерской экономики, стоящие перед ней задачи и подходы к их решению.
После трагических событий 1956 года, сопровождавшихся кровавым подавлением венгерского восстания, мало у кого остались сомнения в том, что в «лагере социализма» Венгрия находилась не в качестве строителя, а в качестве узника. Рыночное инакомыслие и стремление к политической свободе прослеживались на протяжении всех лет ее вынужденного пребывания «в зоне стратегических интересов СССР». При этом Будапешт никогда не прекращал минимизировать глубину и последствия навязываемого ему режима. В этом отношении показательны экономические реформы 1968 года, которые, по свидетельству очевидцев, проводились «со связанными руками». И хотя конец социалистическому вольнодумству был положен в 1972 году на даче генсека КПСС в Завидово, Венгрия продолжала использовать малейшие возможности для укрепления своих связей с западными экономиками.
Эти усилия находили соответствующую поддержку со стороны Западной Европы и США. История вступления в 1982 году в МВФ и Всемирный банк — за восемь-девять лет до распада СССР, СЭВ и Варшавского договора — по форме напоминала политический детектив. Последние международные формальности были улажены буквально за несколько дней, и бывший Союз оказался поставленным перед свершившимся фактом. Решение об окончательном политическом суверенитете также принималось в условиях, когда на территории страны еще находились советские войска и никто не мог наверняка прогнозировать дальнейшее развитие событий.
Неудивительно, что членом ВТО Венгрия стала одновременно с Португалией — 1 января 1995 года. Через два года ей, Польше и Чехии было предложено вступить в НАТО, членами которого все они стали в 1999 году. Еще через два года — в 2001-м — Венгрия вышла на финишную прямую вступления в ЕС, членство в котором обрела 1 мая 2004 года. Сегодня в Будапеште готовятся к присоединению к Шенгенской зоне, предельно упрощающей перемещение граждан внутри Европы.
Учитывая, что формальный отказ от социалистического строительства в Украине и Венгрии произошел почти одновременно, различия в достигнутых результатах, безусловно, впечатляют. Их контрастность еще больше усиливается, если принять во внимание двукратный разрыв в среднедушевых доходах: в прошлом году производство ВВП на одного жителя Украины (по паритету покупательной способности) оценивалось в 7,8 тыс. долл., а в Венгрии указанный показатель достиг 17,5 тыс.
При этом Венгрия выступает официальным реципиентом финансовой помощи со стороны Евросоюза. На поддержку венгерских реформ ЕС планировал выделить в 2004—2006 годах порядка 3,4 млрд. долл. США. Сумма для 10-миллионной страны немалая. В пересчете на душу населения она сопоставима с трехлетним объемом прямых иностранных инвестиций, поступающих в Украину.
В отличие от нашей страны, пережившей разрушительную гиперинфляцию, пики роста цен в Венгрии не превышали 35%. При этом ее трансформационный спад был преодолен в 2000 году. В Украине же официально регистрируемый ВВП все еще на треть меньше значений, наблюдавшихся в 1990-м.
Ясность национальных интересов и геополитических целей значительно упростили приватизационную кампанию и структурные реформы. В Венгрии западный капитал рассматривался не в качестве вынужденного бремени, а как естественный локомотив евроинтеграции. Уже в 1990 году на его долю приходилось около 10% активов банковской системы страны. К 2000-му этот показатель вырос до 66%, а в 2004-м составил 83%. Так что вступление в ЕС явилось не формальным началом жизни в евросистеме, а логичным подведением итогов пребывания в ней.
В этом отношении венгерский опыт невольно оппонирует отечественным евроскептикам: вопрос не в том, «ждут ли Украину в Европе», а в тех социальных ценностях, которые она у себя культивирует. Ведь сегодня и сам Киев осторожно дозирует свою «восточную интеграцию» отнюдь не из-за отсутствия интереса к нему коллег по СНГ. При этом вряд ли возникают сомнения в европейском статусе Исландии, Норвегии или Швейцарии, хотя все они не являются членами ЕС.
Вместе с тем, поскольку членство в Евросоюзе не гарантирует покидание его экономической периферии, украинский мегапроект вряд ли должен сводиться к механическому вступлению в ЕС. Достижение социально-экономических стандартов, достойно конкурирующих с лучшими европейскими образцами, представляется более значимой задачей — как в части практического решения, так и последующих долгосрочных эффектов.
Формальное членство в Евросоюзе может и не играть решающей роли: благоприятная внешняя среда отнюдь не является залогом эффективности экономической политики. Как ни парадоксально, но и в этом вопросе опыт Венгрии оказывается весьма показательным.
Несмотря на членство в ЕС, Венгрия до сих пор не сумела преодолеть хронических бюджетных дефицитов, циклично повышающихся до 8—9% ВВП в годы парламентских выборов. Необходимость их финансирования провоцирует повышенное налоговое давление: доля ВВП, перераспределяемого через бюджет, устойчиво находится в районе 50%. Неравномерное распределение фискального бремени нередко подталкивает предпринимателей к уходу «в тень», которая, как и в Украине, служит питательной средой для коррупции.
Потребительская доминанта венгерского бюджета активно стимулирует импорт товаров и услуг, который провоцирует устойчивые дефициты внешней торговли. Отрицательное сальдо текущего счета платежного баланса достигает 6—8% ВВП. В силу этого венгерские экономисты говорят об острейшей проблеме двух дефицитов — бюджетного и внешнего, запредельность которых для страны-члена ЕС является очевидной.
Отрицательное сальдо текущего счета представляется чрезмерным не только потому, что вдвое превышает ежегодный приток чистых прямых иностранных инвестиций (3% ВВП). Настораживает, что в 1997 году подобные и даже меньшие его значения оказались непреодолимым препятствием для ряда азиатских экономик, сдетонировавших крупнейший за последнее десятилетие мировой валютно-финансовый кризис.
Недостаточный уровень национальных сбережений и внешних инвестиций обусловливает потребность в иностранных заимствованиях, ежегодный объем которых оценивается в 5—7% ВВП. Проблемы бюджетной и общей валютно-финансовой устойчивости трансформируются во внушительные размеры государственной и внешней задолженности. Уровень госдолга превышает 60% ВВП. С учетом же пенсионных обязательств государства его величина оказывается выше еще на три-четыре процентных пункта. Что же касается внешнего долга, то он составляет порядка 91% ВВП. При этом наблюдается устойчивый рост как внутренней, так и внешней долговой нагрузки.
По сути, венгерская экономика не соответствует ни одному маастрихтскому критерию. Более того, их предельные лимиты по бюджетному дефициту и инфляции устойчиво превышаются в два-три раза. Вступление в ЕС с подобными показателями представляется почти невероятным. Видимо, поэтому после трех с половиной лет пребывания в Евросоюзе в Будапеште продолжают говорить о задачах европейской конвергенции.
Необходимость бюджетного балансирования и общего экономического оздоровления очевидна. Венгерское правительство полно решимости минимизировать финансовые дефициты, отводя при этом первостепенное значение росту бюджетных поступлений и снижению государственных расходов. Программа премьер-министра Ф.Дюрчаня предусматривает жесткую экономию средств, сокращение аппарата госслужащих и соответствующих затрат на его содержание, повышение предпринимательского налога и НДС, урезание общих бюджетных расходов вплоть до отказа от ряда инвестиционных программ, тщательное субсидирование населения с отменой госпомощи наиболее обеспеченным его слоям и т.д.
Однако на практике реализация инициатив далека от идиллии. По-видимому, многие еще помнят прошлогодние сводки новостей из Будапешта, когда многодневные демонстрации, проходившие под лозунгом немедленной отставки Ф.Дюрчаня, вышли из-под контроля и переросли в откровенные акты вандализма. Их поводом послужила публикация стенограммы закрытого заседания правительства, на котором премьер признался в обмане своих избирателей относительно экономической ситуации в стране. Реакция политической оппозиции последовала незамедлительно: к зданию парламента были стянуты тысячи протестующих. Хроника последующих событий оказалась в центре внимания ведущих информационных агентств мира.
Сообщения о беспорядках в венгерской столице оттеснили на задний план их экономическую подоплеку. То, что истинной причиной массовых протестов послужили не премьерские откровения как таковые, стало совершенно очевидно уже в этом году. В середине сентября венгерский парламент в течение нескольких дней был вновь оцеплен металлическим заграждением, окружен тысячами демонстрантов и спецподразделениями, чья амуниция скорее напоминала экипировку средневековых ландскнехтов, нежели полицейских. Через месяц — 23 октября — произошло очередное обострение физического противостояния правительства и оппозиции. На этот раз оно было приурочено к годовщине восстания 1956 года, однако его главным лейтмотивом оставалось неприятие «программы Дюрчаня».
Как и год назад, часть избирателей не скрывает своего негодования по поводу того, что вместо разрекламированной на выборах помощи государство ее сокращает, урезая субсидии населению и тем самым поднимая для него цену коммунальных и фармакологических услуг, здравоохранения и высшего образования. Также понятно раздражение предпринимателей, которые вместо обещанного им патерналистского правительства получили рост налогов. И уж вряд ли сторонниками действующего премьера станут уволенные госслужащие. Между тем его программа предусматривает едва ли не 30-процентное сокращение аппарата министерств и государственных ведомств.
То, что страна живет не по средствам, известно давно. Двенадцать лет назад Венгрия уже находилась на грани дефолта. В 1995-м стабилизационная «программа Бокроша» откровенно назвала вещи своими именами, что, по мнению ее основного идеолога, и явилось одним из решающих факторов последующего успеха. Честный диалог правительства с профсоюзами способствовал минимизации протестных настроений. Жесткая же экономия бюджетных средств и временные ограничения на повышение доходов позволили совместить экономический рост с облегчением долговой нагрузки. Однако накануне очередных выборов тяжесть реформ показалась чрезмерной, а доступность внешних заимствований — чересчур привлекательной.
Сегодня профессор Л.Бокрош с сожалением отмечает нелюбовь политиков к разговорам об экономических проблемах. Тем более никто не любит их решать, особенно — в периоды избирательных кампаний. Между тем популизм не способствует здравой оценке финансовых возможностей нации и реальных путей повышения ее благосостояния. Динамичный рост благосостояния невозможен без тяжелого упорного труда, социальной ответственности капитала и нравственной силы государства. Стремление же во что бы то ни стало потрафить избирателю приводит к его социальной дезориентации.
В этом отношении венгерский опыт весьма созвучен отечественным реалиям. Три года политического противостояния и безнаказанных публичных обвинений сопровождаются в Украине умышленным обращением к наименее приглядным человеческим качествам и массовым иждивенческим настроениям. В условиях, когда партийные лидеры сознательно ограничивают свое интеллектуальное соревнование эскалацией потребительских ожиданий, речь может идти об умышленном разложении общественных ценностей, что гораздо опаснее неблагоприятной финансовой статистики.
Ежедневные посулы всеобщего повышения зарплат, многотысячных бюджетных пособий и немедленного возврата обесценившихся сбережений порождают не только напрасные надежды. Они деморализуют общество. Напичканные обещаниями избиратели удивляются росту цен и уровню своих доходов; их политические избранники пеняют на неожиданные сложности, неблагоприятную конъюнктуру, козни спекулянтов и «заниженный» курс гривни; экономические советники рекомендуют брать в долг, проедать инвестиции и накопления предшествующих поколений; а тысячи монополий в это время спокойно паразитируют на доходах 46-миллионной страны. При этом их показная роскошь смакуется средствами информации как образец общественного успеха и пример для массового подражания.
Устойчивый рост благосостояния невозможен без инвестиций и накоплений. В Украине же упорно пропагандируется потребительский образ жизни. Субъективно его привлекательность вполне объяснима. Тем более в стране, которая не отошла от десятилетия глубочайшей депрессии. Между тем ее последствия все еще прослеживаются именно в сфере накоплений: объемы инвестиций в основной капитал остаются на уровне кризисного 1994-го, тогда как спад личного потребления уже преодолен. По крайней мере, его объемы превосходят показатели 1990 года. А вот инвестиции остаются на 65%(!) меньше уровня 17-летней давности.
Хронический разрыв между спросом и внутренним предложением неизбежно порождает товарные дефициты и повышенную инфляцию. Нивелировать их в какой-то мере может импорт. Однако его бесконечное наращивание чревато системным ухудшением торгового баланса и внешнего долга, обслуживание которого со временем может оказаться чересчур обременительным. Об этом свидетельствует и собственный опыт Украины. Характерно, что ни дефолт, ни сопутствующие ему валютно-финансовые потрясения сами по себе долговых обязательств не снимают. В лучшем случае речь может идти лишь об их отсрочке за дополнительную плату.
Об ускоренном экономическом росте в таких условиях также говорить не приходится: жизнь в долг способствует развитию не страны-заемщика, а кредитора, продвигающего свой потребительский экспорт. В Венгрии, кстати, темпы роста ВВП устойчиво лежат в районе скромных 4%. А показатель доходов на одного жителя примерно на треть меньше среднего по ЕС. При сложившейся динамике может потребоваться около 20 лет, чтобы выйти на этот среднеевропейский уровень. А отечественной экономике, при сохранении 7—8% ее ежегодного роста, — лет на пять больше.
Украине необходимы рост и инвестиции, формирующие фундамент общественного благосостояния. Вместо этого выстраивается система, делающая акцент на личном потреблении. Показательно, что эта модель уже доказала свою неэффективность в Венгрии. И дело не в кредитном буме населения, задолженность которого перед отечественными банками с начала 2005 года выросла более чем в восемь раз. Вопрос в структуре кредитования. Если ипотека способствует росту занятости в отечественном строительстве и смежных отраслях, то массовые ссуды под импорт бытовой техники и ширпотреба обеспечивают не только рабочие места за рубежом, но и рост внешнего долга Украины, который, как и в Венгрии, демонстрирует довольно высокую динамику — его объемы с начала 2005 года выросли с 30,6 до 65,4 млрд. долл. США.
Не принято говорить, но сегодня на закупку «наземных транспортных средств» Украина тратит практически столько же, сколько и на импорт газа. Учитывая миллиарды долларов, ежегодно расходуемые на ввоз автомобилей, давно пора бы расширить мощности по их выпуску внутри страны. Однако для этого государство должно было бы в корне пересмотреть свою инвестиционную политику.
Между тем отечественные политики увлечены иными задачами — они пребывают в состоянии перманентных выборов. Горизонт их стратегического планирования сузился до года-двух. О глобальных подходах в подобных условиях речь не идет — все внимание концентрируется на подготовке и проведении очередной избирательной кампании. Зависимость от ее результатов порождает угодливое отношение к избирателю. Его текущие доходы находятся в фокусе политической конкуренции уже четвертый год подряд.
За три года (2004—2006) личные доходы и расходы населения выросли в 2,2 раза. Вложения же в основной капитал прирастали вдвое меньшими темпами. Наиболее одиозным в этом отношении оказался 2005 год: 24-процентному приросту реальных располагаемых доходов населения сопутствовали 1,9% прироста инвестиций в основной капитал. Немудрено, что при таких диспропорциях уровень инфляции к середине 2005-го подпрыгнул до 15%. Правительство же скачок цен объяснило низким курсом гривни и дефицитом потребительского импорта.
В венгерской экономике наблюдаются аналогичные дисбалансы. В прошлом году объемы инвестиций в основной капитал сократились на 2%, а уже в этом инфляция превысила 9%. Примечательно, что резкое повышение цен произошло вопреки гибкости курса форинта и «таргетированию инфляции», которым Национальный банк Венгрии занимается уже восьмой год.
Уровень вложений в основной капитал Венгрии (23,4% ВВП, 2006) практически совпадает с отечественным (22,9%). Учитывая евроинтеграционные претензии Украины и степень соответствия ее инфраструктуры мировым стандартам, подобная норма накоплений абсолютно неприемлема. Показательно, что многие наши соседи демонстрируют несравнимо большее внимание к развитию своей технологической базы. Так, в Румынии в минувшем году уровень инвестиций в основной капитал составлял 25% ВВП, Словении — 25,6, Чехии — 26,2, Ирландии — 28, Латвии — 32,2, Эстонии — 32,4% ВВП.
Претенденты на национальное лидерство обещают инновационное развитие отечественной экономики. На практике же — оказались не способными найти инвестиционное применение 4,8 млрд. долл. США, вырученным от реприватизатии «Криворожстали». Их проедание — на фоне «растворившегося» Черноморского морского пароходства — далеко не худший вариант. Однако он вряд ли имеет что-либо общее с опытом Китая, где норма накоплений раза в два выше отечественной и устойчиво колеблется в районе 45% ВВП.
Заботиться о росте личных доходов, безусловно, нужно. Но не за счет инвестиций. Если внимательно присмотреться к финансовым потокам отечественных монополистов, то средств может хватить и для пенсионеров, и для трудоустройства на родине миллионов вынужденных трудовых мигрантов — граждан Украины.