Наконец-то завершилась очередная "траншевая" эпопея, особую интригу в которую внесла необходимость учета влияний, оказываемых на украинскую экономику прекращением товаропотоков с неподконтрольных Украине территорий.
Продолжительность возникшей паузы привела к росту политических спекуляций вокруг Меморандума об экономической и финансовой политике, подписываемого украинской властью и одобряемого МВФ. Они накапливали политический капитал разных политсил, но никоим образом не способствовали конструктиву в восприятии содержания самого документа.
Интрига разрешилась традиционно банально: Украина предупредила Фонд о снижении почти на 1 процентный пункт прогноза экономического роста и попросила смягчить требования по объемам чистых международных резервов. Ни на целевой показатель (таргет) инфляции, ни на ограничение бюджетного дефицита "очевидные и мгновенные негативные последствия для производства электроэнергии и сталелитейного сектора,.. [которые]… соответственно, сказываются на нашем экспортном потенциале и экономическом росте" (цитата из Дополнительного письма о намерениях от 29 марта с.г.), не повлияли, как, очевидно, и на сам текст Меморандума.
Надо отдать должное: Меморандум содержит неединичные отсылки к задаче обеспечения экономического роста, который обоснованно считается ключевым источником уверенной макроэкономической стабильности. Но достижение такого роста планируется прежде всего на основе классических подходов, согласно которым достаточными для этого условиями является макроэкономическая стабилизация, дерегулирование и приватизация госпредприятий.
Специального внимания к преодолению стагнационных ловушек, институциональной недостаточности экономики и управляемым структурным сдвигам в ответ на значительные системные риски (например, связанные с разрушением части экспортного потенциала вследствие потери активов на неподконтрольных территориях) такие подходы не предполагают. Собственно, меры политики роста относятся к компетенции политики национального правительства, поэтому, как правило, находятся вне рамок вопросов, включенных в Меморандум. Вместе с тем привязанные к получению кредитных траншей обязательства должны, по крайней мере, не препятствовать реализации такой политики, ведь, в конце концов, именно экономический рост и может быть единственным источником ресурса для последующего возврата средств МВФ и другим кредиторам.
Политизация отношений с МВФ сослужит для Украины плохую службу. Остерегаясь взять на себя политическую ответственность за принятие непопулярных решений, как действующая исполнительная власть, так и в целом участники властной коалиции мотивируют их навязанной извне "волей" МВФ.
Следовательно, априори отбрасывают возможность квалифицированного всестороннего обсуждения решения серьезных проблем, которые заставляет решать МВФ: перегруженность бюджетных расходов, неэффективность социальной сферы, устарелость модели пенсионной системы и т.п. В итоге, определение способов решения этих проблем переходит к МВФовским клеркам средней руки, которые пользуются стандартными макроэкономическими рецептами, написанными во второй половине прошлого века. А "голубой мечтой" как политиков, так и рядовых граждан является при первой же возможности избавиться от контроля Фонда и продолжить жить по собственному усмотрению (читай: не проводить непопулярные реформы).
В отличие от господствующего мнения, наиболее существенными в сотрудничестве с МВФ являются не структурные маяки Меморандума - как правило, они предусматривают те структурные реформы, которые Украина давно должна была бы уже провести без внешнего принуждения (и тогда, очевидно, не нуждалась бы в кредитах МВФ). Среди таких ценных позиций нынешней редакции Меморандума - укрепление стабильности финансовой системы и создание нормативно-правовой базы для рынков ценных бумаг и небанковских кредитно-финансовых учреждений; реформирование рынка труда и модернизация системы профессионального образования; разблокирование продажи земель сельскохозяйственного назначения; усиление адресности социальной помощи и повышение эффективности социальных расходов и т.п.
Дьявол же кроется в двух простых индикаторах, соблюдать которые обязуется Украина: в размере дефицита бюджета (в процентах к ВВП) и уровне инфляции. Первый закладывается при формировании бюджета и потом поддерживается фискальной властью, второй, учитывая провозглашенный Нацбанком переход к режиму инфляционного таргетирования, определяет его монетарную политику. Поскольку и Минфин, и Нацбанк в Украине являются едва ли не самыми действенными органами власти, намерения соблюдать заявленные обязательства по этим двум показателям, в сущности, и диктуют содержание экономической политики в стране.
Как упоминалось выше, прогнозы замедления роста и ухудшения торгового баланса не изменили таргет на 2017 г., составляющий от 6 до 10% прироста потребительских цен. Между тем в Меморандуме констатируется, что негативное влияние ухудшения платежного баланса планируется "ограничить… путем корректирования обменного курса и продолжения соответственно жесткой монетарной политики, чтобы, среди прочего, выполнить поставленные цели по инфляции". В существующих макроэкономических условиях термин "корректирование" камуфлирует девальвацию гривни сверх ранее определенных границ. Девальвация в Украине, особенно в периоды экономической турбулентности, оказывает ощутимое проинфляционное влияние, прямо не касающееся ситуации на денежном рынке. Чтобы подавить генерированную курсом инфляцию монетарными инструментами, Нацбанку надо будет прежде всего снизить экономическую активность на внутреннем рынке.
Выйти из подобной дилеммы власть могла бы, изменив структуру увеличения денежного предложения благодаря созданию специализированных банков, которые будут осуществлять кредитование на рыночных началах в определенных целевых сферах. В этом случае изъятую с открытого денежного рынка гривню можно было бы направить на рефинансирование именно таких банков. Но и правительство, и НБУ вряд ли решатся на подобные шаги, если они не включены в Меморандум.
Заявленная монетарная политика усилит риск восстановления хорошо знакомой украинцам "экспортной модели", при которой экспортеры получают преференции от ослабления гривни, тогда как компании, ориентирующиеся на отечественного потребителя, страдают от монетарного "голода". Изменить положение могла бы активная экспортная политика, в том числе содействия товарной диверсификации экспорта. Но необходимая для этого финансовая поддержка заблокирована обязательством правительства удержаться от обеспечения функционирования новообразованного Государственного экспортно-кредитного агентства.
Соблюсти индикативный показатель дефицита бюджета будет значительно проще, особенно учитывая ожидаемые превышения плановых величин инфляции и девальвации гривни. Но стоило бы задать вопрос о целесообразности столь жесткого ограничения размера дефицита, а тем более запланированного на последующие годы его дальнейшего сокращения, в условиях страны, которая осуществляет структурные реформы и против которой вместе с тем ведется развернутая, хотя и гибридная агрессия. При таких условиях реформы подчинены императиву уменьшения расходования бюджетных средств, а не повышения эффективности их использования. Из экономической классики известно, что повышение эффективности, как правило, требует на первом этапе дополнительного инвестирования. Сохранение более высокого уровня дефицита бюджета может быть приемлемым, если он будет финансироваться на основе целевых государственных заимствований, которые будут направляться на программных началах на конкретные цели развития.
Следовательно, предоставляя Украине кредитные средства, МВФ сохраняет пространство стабильности для необходимых структурных преобразований, но не берет на себя ответственность за сами эти преобразования. Путь к преодолению неблагоприятных для экономического роста факторов, которые создает соблюдение предусмотренных Меморандумом показателей макроэкономической стабильности, лежит в расширении институциональных изменений за пределы структурных маяков, согласованных с МВФ. А задача экспертной среды и конструктивного политикума заключается в том, чтобы выстроить взвешенную национальную политику решения неотложных системных проблем, в том числе требующих болезненных непопулярных решений.