Экономисты, работающие в промышленной сфере, уже давно говорят о так называемой крафтовой революции.
Это радикальные изменения моделей производства и потребления - от тюнинга автомобилей до крафтового пива. Китай как "глобальная фабрика" становится все менее актуальным: производства дробятся и возвращаются на локальный уровень, приближаются к конечному потребителю.
Цифровизация - ключ к реформам промышленности
Международная консалтинговая компания KPMG представила свое новое исследование - 2018 KPMG Global Manufacturing Outlook, в котором приняли участие 1300 руководителей промышленных компаний в 11 странах. Главные выводы: 66% CEO глобальных компаний считают, что для производственной сферы оперативность стала главным фактором выживания бизнеса в условиях цифровой эпохи.
Результаты опроса показали, что CEO готовы вести свои организации в цифровое будущее, но 70% из них считают, что времени, необходимого на подготовку к трансформации, недостаточно. Также, по мнению более 50% опрошенных CEO, бизнесы имеют чрезмерные ожидания касательно рентабельности инвестиций (ROI) при переходе на цифровые технологии. 33% согласны с тем, что их организации стараются не отставать от IT-инноваций. При этом 95% глав компаний соглашаются, что четвертая промышленная революция - это возможность, а не угроза.
Будущее для рабочих производственной сферы является оптимистичным, считают 66% СЕО. По их мнению, искусственный интеллект будет создавать больше рабочих мест, нежели сокращать, а специалисты по обработке данных (data scientists) станут наиболее востребованными в сфере производства. Но при этом 50% респондентов низко оценивают способности прогностической аналитики и при принятии решений руководствуются, в первую очередь, интуицией.
Дуг Гейтс, руководитель глобальной практики промышленного сектора KPMG, считает: "Полные преимущества цифровой трансформации вряд ли будут реализованы, если стратегия не будет охватывать всю организацию. Это влечет за собой применение новых технологий в бэк-офисе, цехах, цепях поставок".
Но все это - общие слова. А вот что принципиально важно для Украины: 55% опрошенных CEO соглашаются с тем, что возвращение к территориальности является самой большой угрозой для роста бизнеса и опережает риски кибербезопасности и инновационных технологий. Но то, что расценивается как угроза глобальными компаниями, - наоборот, преимущество для локальных украинских компаний. Они смогут использовать в своих интересах так называемую крафтовую революцию, когда крупное далекое производство дробится и приближается к конечному потребителю.
Возвращение к персонализированному производству
Есть две составляющие производственной платформы. Первая составляющая - уровень транзакционных издержек. Это издержки, которые мы несем при проведении переговоров, поисках партнера, издержки на соблюдение контракта и т.д. Этот уровень транзакционных издержек сегодня стремится к нулю - благодаря скайпу, мессенджерам и пр. Интернет, информационные технологии позволяют выстраивать коммуникации напрямую. Наилучший пример таких изменений - Uber, который уничтожил целую административную прослойку, выполнявшую посреднические функции.
Второй такой удар предстоит пережить банкам. Если транзакционные издержки снижаются, а к Интернету подключены все, то мы можем сами найти друг друга. Именно поэтому сегодня так бурно развиваются финтех-стартапы - молодые технологичные компании, которые не имеют банковских лицензий и капиталов, но оказывают по сути те же услуги, пусть и в других формах. Например, не сами выдают кредиты, а организуют прямое (peer-to-peer) кредитование между людьми.
Вторая составляющая производственной платформы - локальность или глобальность производства. В докапиталистической эпохе производственная система была локальной. Энергетика была локальной - местный уголь, дрова… И, соответственно, производство тоже было локальным. В каком-то фильме персонаж, которому нужны были деньги, сшил сапоги и понес их продавать на рынок. Это в принципе было невозможно: чтобы продавать сапоги на открытом рынке, нужно, чтобы существовал размер - 42-й, 43-й… А в Средние века размеров не было. Размеры появились тогда, когда появилось фабричное производство. До этого же всегда все шилось под заказ. Только когда началось массовое производство, когда на продажу стали шить тысячи костюмов, тогда возникли обмеры населения, стандарты фигуры и т.д.
Но сейчас мы видим четкий технологический тренд, который опять позволяет вернуться к локальности в производстве и энергетике. Хороший пример: новый технический стандарт жилого дома, принятый в Германии в 2017 г., предполагает нулевое потребление домом электричества. Дом сам генерирует все, что ему необходимо. Так отпадает потребность в глобальной энергетике. Благодаря бурному развитию возобновляемых источников и локальному энергетическому самообеспечению, в Германии уже были месяцы, когда стоимость электричества была отрицательной. Такая же ситуация в Чили, Коста-Рике и других странах, инвестирующих в "зеленую" энергетику.
А в промышленности мы получаем аддитивное производство. Лидер этого процесса - 3D-принтеры: их развитие позволяет на местах производить все, что нужно. Уже сегодня ряд автомобильных компаний часть запчастей делают непосредственно в центрах обслуживания. Речь о пластиковых деталях - зачем их возить куда-то?
Особенность аддитивных производств - то, что каждая следующая вещь может быть абсолютно индивидуальной. Если производить шариковые ручки на фабрике, нужно выстроить жесткий конвейер с формами для литья, который будет выпускать только эту модель ручки. Но если мы делаем это на 3D-принтере, то единственное ограничение - материал (пластик) будет один и тот же. А форма, цвет и прочее уже могут быть абсолютно индивидуальными.
Если мы сочетаем низкие транзакционные издержки и возможность локального производства, то можем с очень низкими затратами индивидуализировать производство для каждого заказчика. Это один глобальный технологический тренд. Одновременно в обществе нарастает тренд к индивидуализации, самовыражению. Мы видим: люди пекут себе хлеб, начинают снабжать им родных и друзей. Начинают делать дома пиво - и тоже предлагают его друзьям. Кто-то увлекается и начинает это делать во все большем масштабе - уже и на продажу.
Индивидуализация во главе всего
Возникает вопрос: какие предпосылки давно назревавших перемен первичны - технические или социальные, связанные с изменением характера потребления? Грубо говоря, что было вначале - курица или яйцо, 3D-принтер или массовый запрос на кастомизацию?
Идея индивидуализации продуктов и услуг зародилась еще до появления технических возможностей. Но потом, когда все поняли, что на индивидуализации можно хорошо заработать, начался поиск решений, как это реализовать технически. И покатился снежный ком, который привел к нынешним результатам. Интернет и роботизация плюс гибкие производства, о которых мы говорим, это был первый вариант индивидуализации производственной системы.
3D-принтеры логически продолжают эту цепочку: они сегодня находятся на уровне, на котором находился Интернет в 1995 г. Все технологии уже были, но Facebook еще не было, все медленно работало… то есть из этого еще не сделали эффективно работающую систему. Сегодня мы видим высокую динамику внедрения 3D-принтеров в реальные производственные процессы. Уже 25% из 500 крупнейших промышленных компаний в США используют 3D-принтеры. Но во что это превратится в итоге, мы пока не представляем.
Идеальная структура продаж любой компании - когда каждая произведенная единица товара продается по своей цене клиенту, который может заплатить за этот товар столько, сколько для него приемлемо. Это может означать разрыв в цене в несколько раз на одну и ту же вещь. Идея индивидуализации выпуска продуктов ложится на эту концепцию. Только было бы хорошо, чтобы продукты действительно были разные, а вот издержки - одинаковые. Аддитивное производство позволяет создавать именно такие продукты, делать это экономически выгодным.
Если посмотреть на экономику 3D-принтеров и сопоставить ее с конвейерным производством, то видно, что дороже сам процесс производства (выше прямые затраты), но мы экономим на логистике, складских запасах и прочем. Производителю не нужно иметь запас, он работает под заказ, создает сразу уже проданный продукт. Такая экономика выглядит очень привлекательно.
Массовое производство против штучного
При всей моде на кастомизацию, на крафтовое производство масс-маркет не умирает. Какие-то глобальные производства в любом случае сохранятся, например, химия. Она дает первичные материалы, сырье. Но эффект "подрывных технологий", который все ярче проявляется в современных реалиях, состоит в том, что технологии, создаваемые на микроуровнях для обслуживания дешевых маленьких рынков, в конечном счете имеют такую динамику развития, которая позволяет выдавать продукт, по качеству сопоставимый с продуктом лидеров рынка.
Главное преимущество современных технологий в том, что "крафтовый" товар не будет дороже "масс-маркетового". Уже сегодня мы можем производить индивидуальные вещи по цене массовых. Например, в любом городе есть ателье, где готовые костюмы подгоняют под вашу фигуру. А в США уже работает роботизированная фабрика, которая пошьет для вас индивидуальный костюм. Заказчик снимает мерку (в зеркале, лазером), сам рисует фасон костюма, заносит в компьютер, отправляет на фабрику и получает оттуда именно нужный ему костюм. Цена индивидуального пошива оказывается вполне сопоставимой с ценой массового производства.
Другая популярная сейчас вещь - здоровые продукты. Они дороже, чем продукты с антибиотиками и прочей "химией". Но мы видим, как совершенствуется технология производства здоровых продуктов. Как результат, они тоже начинают дешеветь. Поэтому крафт будет заменять масс-маркет только тогда, когда цена индивидуального продукта будет сравнима с ценой продукта, произведенного для масс-маркета. Новые технологии позволяют это делать.
Для бизнеса стратегически не стоит противопоставлять глобализацию и кастомизацию - они идут рука об руку. Новые транзакционные издержки создают глобальную экономику, в которой мир становится одной большой деревней. Хороший пример - это окупаемость в последнее время авторских фильмов. Они не собирают многомиллионные аудитории и раньше были обречены на прокат в двух-трех залах в стране. Но сейчас Интернет позволяет собрать деньги и продать эти фильмы. Потому что находятся 100, 200, 400 тыс. человек, которые заплатят немного за этот фильм, и это окупит затраты.
Так появляются очень узкие, сфокусированные на потребности небольших групп людей, продукты. Людей, которые любят "завернутые" фильмы, во всем мире, быть может, несколько миллионов. Но это уже аудитория. Как ни странно, такая глобализация ведет к появлению возможностей для создания продуктов, которые раньше были не востребованы.
Национальному бизнесу нужно искать возможности в этих рамках. Первая возможность - это узкие глобальные рынки. Там хорошая защита от крупных компаний именно потому, что они узкие, - крупным компаниям выходить на эти рынки бессмысленно, это неэффективно.
Но здесь выиграет тот, кто сможет снизить административные затраты так же, как это позволяет сделать Uber. Да и тот же Uber может исчезнуть, если кто-то создаст аналогичный проект на основе блокчейна, - все превратится просто в кооператив водителей с децентрализованной системой управления.
Неофеодализм, который не пугает
Мы возвращаемся в социальную структуру, похожую на феодализм, докапиталистическую. У нас феодализм ассоциируется с темными веками, а поскольку капитализм победил, то он плохо писал о побежденном. На самом деле какова характеристика феодального общества? Это кастомизация в производстве, локальность производства и очень дифференцированная социальная структура. Капитализм создал огромный слой среднего класса. И сейчас по нему придется основной удар.
Если потребитель окажется в состоянии самостоятельно определять характеристики приобретаемого продукта, значит, маркетологи не нужны. Да и рабочих, инженеров и т.п. нужно существенно меньше... На первый взгляд, если большинство окажутся безработными, непонятно, кто будет потреблять производимое с помощью новых технологий…
Когда возникло книгопечатание, большое количество людей с очень высокой квалификацией - переписчиков книг - потеряло работу. Когда на смену ремесленникам приходило машинное производство, были луддиты, ломавшие машины, из-за которых они теряли работу. И это был довольно серьезный кризис. Сейчас мы видим, как в разных странах под давлением таксистов пытаются запретить Uber. При смене технологий такие кризисы всегда присутствуют.
Например, когда внедрялась офсетная печать, бастовали печатники. Потому что, когда они набирали свинцовые буковки, у них были надбавки, так как это вредное производство. Люди были готовы болеть раком, но получать больше. Социальные конфликты в этом случае неизбежны. Но если мы оглянемся в прошлое, то увидим, что для всех этих людей потом находилась какая-то работа. 40 лет назад в Швеции было много сталеваров и судостроителей. Сейчас эти профессии там практически отсутствуют. Тем не менее тотальной безработицы в Швеции нет.
Интернет и другие современные технологии, с одной стороны, убивают часть профессий. Но с другой - они же создают новые профессии. Безусловно, нынешний тренд больнее всего ударит по среднему классу. Что мы сейчас видим? Роботы-юристы. Роботы-бухгалтеры. Роботы-финансисты. Куча рутинных вещей, которые делали достаточно высокопрофессиональные люди, - все это может исчезнуть. Чем займутся эти люди? Неизвестно. Вероятно, будет кризис, но в итоге появятся новые рабочие места.
Есть и другой подход, который предполагает, что просто в развитых странах все люди будут получать ежемесячный безусловный доход. Хорошее предложение: ввести налоги на роботов - и из этих денег финансировать безусловный доход.
Статистика по внедрению новых технологий есть, и она показывает прогресс по всем отраслям. В Украине это не так чувствуется, а в США достаточно быстро меняется рынок труда. Там уже 35% занятых - это фрилансеры. То есть люди, которые работают на временных контрактах, вовлечены в какие-то временные рабочие группы, работают "в проектах", а не в корпорациях. Для нас это довольно сложно, но там другая ментальность, люди легко двигаются, легко - вслед за работой - меняют место жительства.
Чтобы развивать национальную экономику в духе времени, Украине нужно менять не промышленную политику, а взгляд на экономику. Мы по-прежнему мыслим категориями 80-х и проблемами 90-х годов прошлого столетия - приватизировать или не приватизировать, реструктурировать или не реструктурировать… А автомобильное производство, например, очень быстро меняется. И мы в этой сфере уже сильно отстаем. Может быть, во всем этом есть глубокий замысел, что в конце концов такое производство остановится, станет невостребованным. И придется создавать совершенно новое производство, соответствующее меняющейся экономике.