КОНЦЕПЦИЯ И МОДЕЛЬ ЭКОНОМИЧЕСКОГО РАЗВИТИЯ ДЛЯ УКРАИНЫ

Фонд интеллектуального сотрудничества «Украина — ХХІ век» инициировал встречу известных украинских ученых. В режиме «мозгового штурма» научные сотрудники и политики попытались сконструировать эффективную модель украинской экономики. Конечно, в ходе одной дискуссии изобрести формулу хозяйственного успеха для Украины практически невозможно. Но «дебют» состоялся.

Богдан ГУБСКИЙ, народный депутат Украины, зампред комитета Верховной Рады Украины по вопросам финансов и банковской деятельности, председатель совета Фонда интеллектуального сотрудничества «Украина — ХХІ век», доктор экономических наук:

— Хотел бы акцентировать внимание на исключительной важности затронутой проблемы: от того, какая именно концепция будет реализовываться в процессе трансформации, насколько системной она окажется, зависит тип рыночной экономики, к которому придет страна.

Несоответствие избранной модели развития реальным процессам жестоко наказывает «нарушителей» законов гармоничного и сбалансированного развития. В частности, таким наказанием был всемирный экономический кризис и великая депрессия конца 20-х — начала
30-х годов. Реакцией человеческого интеллекта на те события стала теория Кейнса и практика трансформации экономической стратегии, реализованная Ф.Рузвельтом в США. Мы стали свидетелями того, как консервативный подход к выбору модели развития стран Юго-Восточной Азии, экономику которых перенасытили быстротечные финансовые процессы, был «наказан» глобальным финансовым кризисом. Собственно, и крах социалистической системы главным образом произошел из-за неспособности эффективно соединить саморегулирующие и централизованные регуляторные механизмы.

Методологическая неопределенность стратегий экономической трансформации была характерна практически для всех постсоциалистических стран. Это объяснялось отсутствием необходимого общественного консенсуса (политиков, ученых-экономистов, предпринимателей, просто граждан) и нехваткой собственного опыта рыночных трансформаций, толкающим к заимствованию чужих моделей экономического развития.

С теоретической точки зрения, вроде было из чего выбирать. Однако для практического внедрения западными специалистами через международные организации (МВФ) была предложена модель экономических реформ, известная как «вашингтонский консенсус». Рыночная трансформация проводилась в направлениях: макроэкономической стабилизации, либерализации цен и рынков, приватизации и реструктуризации, институциональных реформ. Практическую апробацию прошла «шоковая терапия» (Польша, Румыния, Словения, Словакия, Чехия, Россия, Киргизия, Эстония, Латвия, Литва, Молдова). Как видим, она стала наиболее распространенной. В Украине (а также Армении, Грузии) происходило смешанное реформирование с элементами институционализма.

Отрицательные тенденции социально-экономического развития 1991—1999 гг. стали следствием не целенаправленных рыночных реформ, а непоследовательной политики их проведения. Украина в своем «перманентном переходном состоянии» почти полностью утратила стратегические ориентиры. Стандартную модель рыночной трансформации практически провалили — это признают не только отечественные, но и зарубежные ее идеологи. Самыми неудачными оказались структурные реформы: после периодической (после очередной смены правительства) их декларации наступал период практической бездеятельности. Потенциал реструктуризации не был реализован ни в течение инфляционных периодов, ни за довольно продолжительное время относительной финансовой стабилизации.

Невозможно провести любые серьезные реформы, если политика не базируется на экономическом консенсусе, во главе угла которого — учет текущих и перспективных, индивидуальных и общественных интересов; равноправие всех, когда речь идет об условиях развития и получении результатов общественного прогресса; демократичность развития с реальным участием людей в принятии решений, влияющих на их жизнь.

Бесспорно, ключ для перехода Украины к основам постиндустриального развития — определение модели, адекватной требованиям современной эпохи. Безусловной и очевидной является необходимость скорректировать содержание той модели развития, которая реализуется сегодня в Украине. Возможно, ее нужно изменять коренным образом. Нам следует определиться с системой целей, которые были бы реальны исходя и из сегодняшней ситуации, и из реальной оценки наших возможностей. Какую из известных моделей развития нам избрать в чистом виде или трансформировать, чтобы реально достичь цели?

Валерий ГЕЕЦ, директор Национального института экономического прогнозирования НАН Украины, академик НАН Украины:

— О переходных формах модели развития, в частности о том, какими они должны быть, сегодня, к величайшему сожалению, говорят мало. На мой взгляд, это и стало одной из причин не совсем удачного проведения административной реформы. Нет полного понимания переходных форм, позволяющих достичь необходимого взаимосогласования.

Отставание наблюдается на двух направлениях.

Первое — изменения в собственности. Понятно, что формируются новые составляющие негосударственной собственности. Но содержание этих перемен угрожающее. Не может быть так, чтобы субъект собственности, владея 0,1% фондов, получал 20% доходов от собственности. Это касается иностранных собственников и финансовых посредников. Такая ситуация — нонсенс! Если мы и дальше будем изменять форму собственности таким же образом, то возникнет достаточно серьезное внутреннее противоречие: институт частной собственности не будет формировать заинтересованности в развитии, а наоборот — будет направлен лишь на дальнейшее распределение и перераспределение собственности.

Мы продолжаем движение по пути приватизации, утверждая, что приватизация за деньги принесет столь необходимый успех. Она в самом деле может дать доходы для бюджета, может даже содействовать появлению определенных инвестиционных обязательств. Но то, что субъекты, получив доходы от собственности, потом их не капитализируют, а вывозят, окажет серьезное и деструктивное влияние на экономику в среднесрочной перспективе. Для нас это крайне нежелательные тенденции.

Еще один элемент структурных преобразований связан со структурной трансформацией экономики. Она остается деформированной за счет доминирования энергоемких отраслей, отраслей первичного передела, первичной переработки минеральных ресурсов: электроэнергетики, угольной промышленности, металлургии. Сейчас для Украины такая структура промышленности неприемлема. Хотя первые шаги, связанные с изменением структуры ВВП в пользу сферы услуг, принесли определенный результат, но, мне кажется, они исчерпали себя: удельный вес этих отраслей уже отвечает стандартам рыночно развитых стран. Дальнейшие преобразования в этом секторе экономики связаны именно с изменением соотношения в отраслях: насколько мы сможем получать доходы от следующей стадии переработки, настолько здесь будет происходить прогрессивное накопление капитала. Мы должны переориентироваться на прибыль именно производственного происхождения, а не на полученную по схеме рентных отношений, когда получаем ренту от использования природных и минеральных ресурсов, в большинстве своем вывозящихся за границу. Это комплекс довольно серьезных вопросов, с решением которых нельзя медлить.

И наконец несколько слов об институциализации рынка и роли государства, а также о конкурентоспособности украинской экономики. Я лишь обозначу два тезиса. На мой взгляд, конкурентоспособность экономики Украины можно реализовать прежде всего за счет ценовой конкурентоспособности. Получение конкурентных преимуществ за счет инноваций техники и технологии является серьезной проблемой, ибо только экономика страны, которая сама или вместе с другими странами контролирует хотя бы отдельные приоритетные сферы научно-технологического развития и использования инноваций, может достичь серьезных успехов. Во всех других случаях успех возможен лишь в долгосрочной перспективе.

Реальны потери в образовании, потери в здоровье населения из-за огромного количества заболеваний. Необычайно острыми становятся проблемы социальной защиты. Совокупное действие указанных факторов может привести к обострению проблемы трудовых ресурсов, поскольку прогнозы здесь больше пессимистические, нежели оптимистические. На мой взгляд, одной лишь концепции реформирования политики зарплаты недостаточно. Хотя как формировать, развивать рынок труда? Пока в существующей модели вопросов больше, чем ответов. Рынок формируется спонтанно.

Анатолий ГАЛЬЧИНСКИЙ, советник Президента Украины, доктор экономических наук, профессор:

— Я считаю, что в теоретическом плане проблема изменения концепции и модели реформ сегодня не стоит. Речь идет о модели продолжения нашего движения вперед. Нынче общество, политическое руководство, все здравомыслящие люди понимают, что та модель реформ, которой мы придерживались, уже полностью себя исчерпала. Если в ее рамках можно было что-то сделать, можно было каким-то образом вывести экономику из кризиса — то делалось это с большим опозданием: мы потеряли половину экономического потенциала. И на том, чтоб и в дальнейшем придерживаться той политики, которая — еще раз повторяю — себя полностью исчерпала, наверное, мало кто будет откровенно настаивать. Даже крайние правые силы, имеющиеся в стране и в том числе представленные в правительстве, сегодня, по крайней мере в своих официальных заявлениях, стараются в определенной степени отмежеваться как от «вашингтонского», так и от «поствашингтонского консенсуса».

Для нас проблема не в этом, а в том, есть ли в стране социальные и политические силы, на которые мог бы опираться Президент, силы, способные радикально изменить курс реформ. Я убежден: концепцию могут предлагать те политические силы, которые влияют на реальные процессы, происходящие в государстве. Будем откровенны: у нас очень часто существует различие между заявлениями, которые мы делаем, и программными документами, обнародованными в период с 1994-го и по 1999-й год. К разработке соответствующих стратегических документов причастны ведущие ученые, политические и деловые круги. Однако выработанные решения повисают в воздухе, не имея соответствующей политической поддержки. Снова отрабатывать новые концепции, новые модели экономической политики, четко не представляя политические силы, которые будут их реализовывать, — мне уже не хочется этого делать. И я б от этого отказался.

Основные проблемы сегодняшней Украины лежат вне экономики. Речь идет о комплексе вопросов по возрождению духовного потенциала нации, без которого развитие общества, движение вперед невозможны. В этом плане, мне кажется, мы можем констатировать фактическую деградацию формирующейся элиты. Речь идет, как минимум, о деградации того элитного потенциала, который сформировался на начальном этапе реформ, нашего движения по пути независимости. Этот идейный потенциал в значительной степени себя исчерпал. Повторяю: в обществе формируется своеобразный мировоззренческий вакуум, очень и очень опасный.

Теперь о структурной трансформации экономики. Она определяется нашим местом в сегодняшнем глобализованном мире и соответствующим мировым распределением труда. У нас часть экспорта в структуре ВВП превышает 56 процентов. Украина полностью зависит от внешней конъюнктуры.

То же самое я могу сказать и о конкурентоспособности украинской экономики. Мы должны очень трезво оценивать эту проблему. С кем и в рамках каких отношений следует сравнивать конкурентоспособность наших товаров? С немецкими или с французскими? Нет. Мы можем говорить опять-таки о конкурентоспособности украинской экономики в рамках существующей стратификации государств, в пределах стран индустриального развития. Сегодня важно не потерять своего места именно в этих пределах. В мире существует жесткая конкуренция, порожденная интенсивным процессом выталкивания энерго-, сырье- и экологоемких производств на периферию высокотехнологических экономических систем. И здесь нам отведено соответствующее место. Еще раз повторяю — мы должны вести речь о нашей конкурентоспособности на уровне индустриальных технологий. Что же касается высоких технологий — здесь, за небольшим исключением, наши перспективы весьма незначительны.

Институциональные реформы, о которых сейчас много говорят, не могут существовать сами по себе, быть одинаковыми на все случаи жизни. Если окончательно определимся с моделью послекризисного развития, моделью ХХІ века, моделью, учитывающей все политические и прочие силы, которые окажут влияние на все аспекты развития общества, тогда именно под эту модель и следует провести институциональные реформы и, таким образом, обеспечить создание соответствующей институциональной среды.

Мы вышли из кризиса. Кризис сам по себе деформировал протекающие процессы. Сейчас надо переосмыслить сделанное, найти более конструктивные решения. Но до этого мы еще не доросли.

Александр СОРОКИН, председатель правления Госэксимбанка Украины:

— Анатолий Степанович Гальчинский уже акцентировал внимание на зависимости украинской экономики от конъюнктуры внешнего рынка. У нас, к примеру, есть проект развития экспорта. Имеются две целевые программы. И мы пришли к выводу, что наш экспорт — это 72% импорта. То есть по существу чисто украинского экспорта у нас нет. Даже если производим сталь или что-то другое — существует множество факторов, на которые мы не влияем. Поэтому, формируя позицию валютного поведения банка, учитываем: есть позиция экспортера, есть позиция импортера. К сожалению, как известно, наш торговый баланс всегда был со знаком «минус». Даже в самые лучшие годы. Правда, сейчас ситуация изменяется. Например, у нас, как это ни парадоксально, положительные платежные позиции и сальдо — с Европой, в частности с Германией. Но все это положительное, к сожалению, перекрывается отрицательным сальдо в торговле с Россией. Впрочем, никогда в чистом виде доля экспорта-импорта в ВВП не определяет место и статус страны в международном разделении труда.

Юрий ПАХОМОВ, директор Института мировой экономики и международных отношений НАН Украины, академик НАН Украины:

— С самого начала реформаторского движения у меня сформировалась его оценка как ошибочного и неуспешного. Модель экономического развития, предложенную МВФ, отвергли практически официально — и не только во всем мире, но даже и у нас. Но до сих пор не прозвучало ни одного соответствующего заявления от наших реформаторов при власти. Возникает закономерный вопрос: почему модель МВФ у нас так «прижилась»? Думаю, что ответ, во-первых, в возможности мгновенного обогащения властных слоев, а во-вторых, в ее простоте. Ведь властным структурам остается лишь «дирижировать» монетарными рычагами.

Но и это не полный ответ на поставленный вопрос. Очень серьезная причина — наша привычка любую модель или теорию превращать в религию. Мы действовали по принципу: быть большим католиком, чем Папа Римский. Ни Польша, ни Венгрия, ни Румыния не демонтировали государство — мы демонтировали. Весь мир использует планирование. Мы же боимся даже вслух говорить о планировании развития.

Какой я вижу модель для Украины? Уверен, успеха можно достичь на пути синтеза моделей. Например, возьмем проблему увеличения платежеспособного спроса. Для этого необходимо соединить в валютной политике идеи монетаризма и идеи посткейнсианства, неокейнсианства. Одна политика дает возможность давить на одну педаль, а когда пережали и необходимо смягчить ситуацию — на другую. То есть в одних условиях проводить жесткую политику, чтобы придавить метастазы, а потом легкий нагрев — это элементы кейнсианства. Если передержали, эмиссия оказалась чрезмерной и возникает опасность неконтролируемой инфляции, — снова перешли к монетаризму и так далее.

Андрей ГРИЦЕНКО, заведующий кафедрой экономической теории и экономических методов управления Харьковского национального университета им. В. Каразина, доктор экономических наук, профессор:

— Наша страна очень бедна. ВВП таков, что даже стыдно говорить. Производственные фонды устарели, уровень их снижается, и никаких перспектив в этом плане не видно. Отраслевая структура не просто ухудшалась в течение 10 лет — она абсолютно не соответствует национальным интересам и жизненным потребностям населения. Всю банковскую систему Украины, в сущности, можно сравнить лишь с каким-то средним по размерам банком любой европейской страны. Эту ситуацию нельзя изменить ни за пять, ни за десять лет. В ближайшие десятилетия Украина не в состоянии стать по уровню развития европейской страной с европейской ментальностью. Чем же она может стать?

Уровень, характеризующийся высокими современными технологиями, существует и в Украине, и в других странах. Люди, занимающиеся этими проблемами, свободно контактируют с американцами, европейцами. Следовательно, формируется определенный транснациональный уровень. Но долгое время у нас будет существовать и иной уровень, мало связанный с тем, который формируется. Это уровень простого воспроизводства по довольно примитивным технологиям, где заняты как малоквалифицированные, так и высококвалифицированные работники. Там тоже будет своя дифференциация. И будет уклад, будут люди, длительное время занятые преимущественно в натуральном хозяйстве.

То есть возможна ситуация, при которой Украина не останется, как многим прежде казалось, неким монолитом, который будет постепенно приближаться к европейским странам и в конечном итоге каким-то образом интегрируется. Это будет страна с очень разными уровнями развития. И здесь не будет так называемого «среднего украинца». Потому что средний — это абстрактное понятие, корректное лишь тогда, когда большинство ему соответствует. А такой середины не окажется, если большинство будет дифференцировано.

Нужно заботиться о том, чтобы у занятых преимущественно натуральным или мелкотоварным хозяйством были условия для своего труда. Чтобы наемные работники получали не половину прожиточного минимума, а зафиксировали свои отношения с работодателем на достойном уровне. Это то, что по силам органам законодательной и исполнительной власти. Но не более. Необходимы совместные действия. В условиях, когда у разных групп населения практически нет более или менее консолидирующих интересов, а различные политические партии разъединены и не способны олицетворять «объединительное начало», когда мы не в состоянии добиться, чтобы правительство отражало какое-то реальное большинство, поскольку его нет в обществе, возникает такая ситуация, когда развитие на какой-то модельной основе становится в принципе невозможным.

Конечно, можно надеяться, что стихийно сложится какое-то политическое большинство, способное сформировать правительство. Это в определенной степени случайность: нет объективных предпосылок — экономических, социальных — для того, чтобы это реализовывалось как закономерность. А если так, то здесь возможны и, пожалуй, в определенной степени целесообразны определенные авторитарные шаги. Вероятность того, что они будут отрицательными или положительными, одинакова. И вообще здесь может возникнуть абсолютно непредвиденная ситуация.

Как бы наше общество ни развивалось — по такой модели, по другой, без модели — роль государства должна возрастать.

Валерий МАТВИЕНКО, президент Центра украинско-американских стратегических инициатив, доктор философских наук:

— Молодежь совершенно иначе воспринимает сегодняшний день. Мы провели исследование в 50 промышленных городах. И выявили неординарную тенденцию: среди молодых людей в возрасте от 20 до 25 лет примерно 40% особенно интересуются прошлым. У них тяга к социальным гарантиям. Имеется еще одна настораживающая тенденция — у молодежи формируется критическое отношение к происходящему сегодня. Устроиться на работу по окончании института невозможно, а папа с мамой и бабушка с дедушкой рассказывают о том, как легко это было до недавнего времени. Эти ростки сегодня пока еще не развиты, но по сути зарождается революционный и бандитский ресурс.

Дмитрий ЛУКЬЯНЕНКО, заведующий кафедрой международного менеджмента Киевского национального экономического университета, доктор экономических наук, профессор:

— Современная рыночная экономика опирается прежде всего на крупный бизнес. В нынешних условиях наш крупный бизнес ориентирован не на реализацию модели конкурентоспособной национальной экономики, а на чужие ресурсы, на их транзит, импорт или на взаимосвязанный экспорт-импорт. Во многом этот бизнес не заинтересован в экономическом процветании собственной страны и даже в экономической стабильности, ибо это — бизнес на различии цен, на платеженеспособности предприятий и тому подобное. Именно так отечественный топ-менеджмент «зарабатывает» огромные капиталы, хотя не в этом основная проблема. Такой бизнес является по сути пассивным, он подвергает коррозии не только менеджмент, но и деловую среду. К сожалению, и средний, и малый бизнес превратился у нас в «школу теневой экономики».

Сергей ПИРОЖКОВ, директор Национального института украинско-российских отношений при СНБОУ, академик НАН Украины:

— Разделяю мнение, что готовых моделей для конкретной страны не существует вообще. И каждая политическая сила должна сама создавать и формировать ту модель, которую она реально видит в конкретных условиях и в конкретной ситуации и готова ее реализовывать. Если одна группа будет создавать модель, а другая ее реализовывать, возникнет разрыв, и в результате ничего не получится. И то, что мы наблюдали в течение десяти лет в Украине, подтверждает, что кто-то писал модели, кто-то старался их реализовывать, а в сущности ничего практически не делалось.

От глобализации выиграют только наиболее развитые страны. Страны постсоветского пространства имеют в основном большие риски и потери. Считаю, что один из главных результатов глобализации для наших стран — вывоз и сокрытие капитала за границей. В сущности, глобализация расширила масштабы этого ныне массового явления. Согласно экспертным оценкам, на счетах в иностранных банках, преимущественно в оффшорных зонах, осело около 100 млрд. долларов США, вывезенных из стран СНГ. То есть, глобализация для нас связана с такими проблемами, которые никак не контролируются и которые никак не предупреждают, исходя из необходимости защищать нашу слабую экономическую систему.

Регионализация должна стать новым вызовом глобализации. Думаю, что глобализация, хотя она, бесспорно, несет определенные преимущества через развитие прежде всего Интернета, создание новых экономических возможностей и тому подобное, в слабых странах создает серьезные препятствия для развития. Это, кстати, понимают и в России, которая приступила к осуществлению собственной политики интеграции и микроглобализации в рамках постсоветского пространства.

Россия определила два уровня приоритетов в этих интеграционных процессах. Первый — создание союза Россия-Беларусь, а второй — Евразийское экономическое сообщество, базирующееся на странах, входящих в таможенный союз. Таможенный союз не обеспечивал тех преимуществ, которые дает Евразийское экономическое сообщество.

Рядом с сугубо экономическими задачами — торговля, тарифы, квоты и т. п. — Евразийское сообщество может ставить и политические. Оно имеет также и военное измерение, которое определяется договором о коллективной безопасности.

В сущности, под эгидой России, являющейся сегодня самодостаточной, происходит формирование новой коллективной структуры. Она привязывает к себе страны, требующие определенных стимулов для нормального развития. Например, Беларусь заинтересована в развитии отношений с Востоком через Россию, Казахстан — со странами Запада, опять же через Россию. Иными словами, сегодня важное значение приобретает трансрегиональное сотрудничество, которое и для Украины могло бы стать импульсом экономического развития. Однако мы его практически не используем.