Еще до недавних пор отечественная экономика оставалась почти незаметной на радарах глобальных процессов. Украина иронически ассоциировалась с перманентными коррупционными скандалами и слабыми институтами, сделавшими возможными и потерю территорий, и банковский кризис, и медленные темпы роста. Но как только аграрный экспорт оказался под вопросом из-за бесчеловечного нападения московии, восприятие глобального значения нашей страны резко изменилось.
На фоне разрушения нашей экономики осатаневшими оккупантами западные санкции тоже понемногу сдавливают горло московского рейха. Война в центре Европы превратилась в настоящий вызов всем международным институтам. Лучше сказать, что она еще раз подчеркнула их жалкую и мелкую природу, являющуюся не более чем кормушкой испуганных бюрократов.
Скорее всего, подрыв этих институтов даст о себе знать в более продолжительной перспективе. А сам факт войны и санкций за агрессию имеет ряд вполне конкретных глобальных макрофинансовых измерений. Если есть некоторый оптимизм по поводу действий санкций на экономику московии, то именно совокупность новых вызовов макрофинансовой стабильности может оказаться слабым местом в архитектуре коллективного сдерживания дальнейших параноидальных намерений относительно глобальной гегемонии уральской обезьяны с известной кнопкой.
Во-первых, глобальная экономика еще не успела полностью восстановиться после коронакризиса. Несмотря на относительный рывок в странах Азии и ряде развитых стран, в целом можно было бы ожидать возвращения глобального ВВП на докризисный уровень в этом году или в начале следующего. Но, скорее всего, этого не произойдет. Масштабные санкции, вызывающие у нас естественную радость и ощущение неожиданного сюрприза со стороны западных партнеров, адресованы экономике, внутренний рынок которой не мог быть до недавнего времени проигнорирован. Выход многих компаний с него, потери нерезидентов, выходивших из российских активов, в конце концов ограничения на внешние выплаты и прочее так или иначе скажутся на финансовом состоянии глобального корпоративного сектора. К сожалению, Европа окажется наиболее уязвимой по соображениям высокой вероятности замедления роста именно из-за неосмотрительности в предыдущие десятилетия бизнеса с сырьевой автократией. Импортеры продовольствия испытают невиданный удар по условиям торговли. То же самое коснется импортеров энергоносителей. Сырьевое ралли даже если и воспринимается как временное, но эта временность с большой вероятностью будет воссоздавать сама себя из-за дальнейших изменений в геополитике сырьевых потоков, текущим эффектом чего будет однозначное замедление роста.
Во-вторых, существует вероятность затягивания глобальной экономики в воронку стагфляции. Дело не в том, что война, развязанная кровавым режимом «советских богоборцев», всколыхнула сырьевые цены. Дело в том, что сырьевой шок, обусловленный геополитическими факторами, вырастает на гребне сырьевой волны постковидного восстановления. Если еще месяц назад начало нормализации монетарной политики не выглядело светлым призраком в конце туннеля утонченно однообразных коммуникаций ведущих центробанков, то на сегодняшний день уровень неопределенности по поводу дальнейших монетарных решений, скорее, вырос, чем снизился. Геополитическое потрясение обычно не является шоком спроса на сырьевом рынке. И игнорирование его в монетарных решениях выглядит полностью вписывающимся в доктрину гибких центробанков. Но именно здесь как раз и кроется проблема. Сырьевые цены военного шока окажут еще большее давление на цены во многих уголках мира. Они будут еще больше разжигать жажду инфляционной инерции к пожиранию доходов самых бедных и среднего класса. Но центробанки будут дополнительно ограничены замедлением роста из-за проявления обратной стороны санкций. Конечно, ситуация выглядела бы лучше, если бы следствием более быстрой нормализации тогда было бы некоторое смягчение монетарных условий сейчас. В результате попытки максимизировать темпы восстановления после ковидного кризиса лишь ухудшили стартовые условия, в которых ведущие центробанки могли бы стать демпфером рикошета санкционного давления. То есть нынешняя ситуация, скорее, усложнит trade-off монетарных регуляторов. Они все больше будут оказываться под давлением со стороны как тех, кто видит угрозу возврата инфляции, так и тех, кто справедливо будет указывать на целесообразность монетарной аккомодации экономических последствий справедливой санкционной политики.
В-третьих, долговые потолки не отодвигаются в небо все время. Развитые страны выходят из ковидного кризиса с явно суженным фискальным пространством. Страны с формирующимися рынками вплотную приближаются к уровням долгового бремени первых, считавшегося приемлемым для богатых наций еще 15–20 лет назад. Это же касается корпоративного сектора. Период ультранизких процентных ставок сказался на изменениях в структуре капитала ведущих компаний. Долгового бремени ускоренного роста не избежал даже Китай. Почему факт долгов важен? Дело не только в том, что на риски рецессии страны реагируют контрциклической политикой. Дело в том, что масштаб геополитического шока, ядерный шантаж и структурная уязвимость отдельных ключевых стран мира к давлению со стороны геополитических факторов требуют изменения приоритетов в сфере публичных финансов. Расходы на оборону покажут тенденцию к росту. Также будут расти расходы на адаптацию к новым ценовым реалиям на энергетических рынках. Спрос на новые инфраструктурные решения только повысится. То есть дополнительные потребности в финансировании окажут продолжительное влияние на бюджеты во многих странах. А значительные долги предыдущих периодов существенно сузят возможности по погружению в первичный дефицит бюджета на значительный срок. Этот конфликт между изменениями в приоритетах публичных финансов и долговым бременем так или иначе будет иметь последствия по возможности центробанков гарантировать ценовую стабильность, тем более когда последняя выглядит жертвой стагфляции.
В-четвертых, санкции продемонстрировали новое проявление проблемы «безопасных активов» (safe assets). Можно сколько угодно накапливать резервы, но если они размещены в инструментах, на которые можно наложить арест, то польза от них незначительна. Это же касается золота. Можно много говорить об оптимальной структуре валютных резервов центробанка с поправкой на геополитическое преимущество большего веса золота, но возможность конвертировать золото исключительно во внутреннюю валюту делает его не более чем драгоценным металлом. Удар по резервам оркостана является крайне показательным прецедентом, призванным продемонстрировать решительность в сдерживании военной агрессии. Но не исключено, что в долгосрочном периоде ряд стран с гиперконцентрацией резервов будут стремиться к большей их диверсификации. И уже речь не будет идти только об оптимальной композиции валют и резервных активов. Заинтересованность в увеличении доли резервов в активном управлении в частности через фонды прямых иностранных инвестиций не гарантирует лучшую адаптацию к макрофинансовым шокам. Как показывает опыт ряда африканских стран, диверсификация резервов у одних может заканчиваться повышением уровня коррупции у других. Впрочем, до сих пор существующая увязка между безопасными активами и демократическим политическим режимом их эмитентов служила важной формой привлекательности накопления резервов, облегчавших обеспечение макрофинансовой стабильности во многих странах. Отход от этой формы за счет внеэкономических мотивов их диверсификации только ухудшит качество глобальных внешних активов центробанков. Вряд ли статус резервной валюты доллара и евро пошатнется мгновенно. Но если он начнет шататься, то это однозначно будет означать, что кто-то очень хочет избежать опыта центробанка рф. А это, возможно, будет плохим сигналом того, что лучше потеря этого статуса, чем появление очередного фюрера.
Конечно, это не весь перечень новых тенденций глобальной макрофинансовой организации мира. Еще многие из них не сформировались четко, чтобы о них можно было говорить с тем либо иным уровнем аналитичности. О чем можно сказать с уверенностью, так это о том, что более узкое пространство политики международных партнеров Украины является для нас риском.
Бремя санкционного давления является асимметричным в разрезе демократий и автократий. Более узкое пространство политики и ухудшение перспектив глобального роста могут породить ту же проблему единства по поводу продолжительности поддержания санкций. Торги вокруг времени их ослабления в обмен на «более гуманное обращение» оккупантов или еще что-то в этом духе неприемлемы для Украины, полностью принявшей на себя военный удар по свободному миру.
Аналогично с секторальными санкциями. Они носят характер продолжительного действия. С одной стороны, они существенно ограничат способность мордора к регенерации обрубленных нашими воинами конечностей военного потенциала. С другой — их ослабление в обмен на что-то из разряда «торгов воздухом» станет крайне опасным поощрением к тому, что после Украины будет следующая жертва. Просто обремененные долгами и рецессией демократии могут пошатнуться. Не хочется в это верить, но чем больше существует вероятность макрофинансовой уязвимости наших партнеров, тем больше будет поощряться агрессор. Именно поэтому наше будущее должно зависеть значительно больше от нашей самоотверженности и мужества. Вместе к победе!
Больше статей Виктора Козюка читайте по ссылке.