UA / RU
Поддержать ZN.ua

Экономика Украины: жизнь после кризиса?

Положение дел в различных секторах национальной экономики однозначно свидетельствует о том, что Украина является неотъемлемой частью глобальной экономики...

Автор: Богдан Данилишин

Положение дел в различных секторах национальной экономики однозначно свидетельствует о том, что Украина является неотъемлемой частью глобальной экономики. Но мы еще не в состоянии (как по объективным, так и по субъективным причинам) адекватно использовать эту всемирную взаимозависимость, вследствие чего не всегда удается получить от глобализации все «бонусы». Хотя приходится ощущать на себе все проблемы, с ней связанные.

Одним из примеров такого негативного влияния стал кумулятивный эффект мирового финансового кризиса: «финансовое цунами» активизировало и усилило кризисные явления, которые уже давно накапливались в нашей экономике. Правительство Украины вместе с другими институтами государственной власти и представителями национального бизнеса разработало и внедрило соответствующие меры, о которых уже хорошо известно общественности. Уже после этого на вашингтонском финансовом саммите лидеры «группы 20» в своей совместной декларации провозгласили основные направления борьбы с кризисными явлениями, которые, в принципе, подтвердили правильность нашего подхода. В частности, было заявлено, что они:

— будут осуществлять любые дальнейшие действия, необходимые для стабилизации финансовой системы;

— признают важность поддержки монетарной политики, отвечающей внутренним условиям;

— будут использовать фискальные методы стимулирования внутреннего спроса, пока не будут созданы основы политики, способной обеспечить фискальную стабильность;

— помогут странам с новообразованными рынками получить доступ к финансированию, включая инструменты обеспечения ликвидности и программы поддержки.

На сегодняшний день по каждому из этих пунктов правительство Украины уже могло бы отчитаться о проделанной работе. Отчитаться, конечно же, перед своим народом, поскольку даже беспрецедентный по своим размерам кредит от Международного валютного фонда Украина получила, не соглашаясь на чьи-то требования, а просто согласовав с международными экспертами те шаги (иногда довольно жесткие и непопулярные), которые сама считает нужным осуществить. Следовательно, вне всякого сомнения, общими усилиями нам удастся минимизировать последствия кризисных явлений и снова вывести экономику на широкий путь развития.

Поскольку мировой кризис пришел к нам прежде всего из-за оттока инвестиций и падения фондового рынка, хочу заметить, что, к сожалению, фиктивный капитал, обращающийся на этом сегменте финансового рынка, оказался еще и «фиктивным зеркалом», в довольно искаженном виде отражающим реальное состояние нашей экономики. Если в 2007-м — первой половине 2008-го это зеркало было похоже на телескоп, демонстрирующий нам «небо в алмазах», порождая слишком оптимистические прогнозы и представление о настоящем положении дел, в частности, в таких отраслях промышленности, как металлургия, энергетика и химическое производство, то в конце 2008 года «телескоп» перевернулся и показывает нам (если доверять индексам ПФТС) едва ли не полный развал.

Очевидно, обе «картинки» далеки от реальности. Украинская экономика довольно мощная и имеет реальный потенциал для дальнейшего роста. Конечно, этим утверждением я не пытаюсь приукрасить действительно серьезную ситуацию, а в некоторых отраслях и секторах экономики — настоящий системный кризис.

Впрочем, кризис, как известно, — это не только спад производства и тупик, кризис — это очищение экономического организма. Это не только реальная возможность, но и необходимость кардинальных реформ, способных обеспечить ускоренное количественное и качественное развитие экономики в будущем. И думать об этом будущем нужно уже сегодня.

По разным оценкам, кризис может продолжаться от шести месяцев до трех лет. А что же дальше?

Прежде чем попробовать ответить на этот вопрос, необходимо сказать о том, а возможны ли вообще какие-либо прогнозы. Ведь мы живем в условиях свободной экономики, когда направления и темпы развития определяются преимущественно требованиями рынка.

По моему убеждению, основой для подобного прогнозирования может быть только активная государственная экономическая политика. Под давлением последствий мирового кризиса даже такие принципиальные защитники неолиберальной экономической теории, как бывший гла­ва Федеральной резервной сис­темы США А.Гринспен, вынуждены признать, что одни лишь рыночные силы не могут обеспечить нормальное функционирование современной экономики и исправление диспропорций, возникающих как на внутрен­них рынках отдельных стран, так и в глобальной экономике в целом. Но, учитывая опыт многих стран, хорошо известный и нам, попытки мелочного вмешательст­ва, а тем более прямого администрирования рыночных отношений со стороны государства тоже не приводят к желаемым результатам.

Следовательно, единственной альтернативой, с которой согласились, кажется, и руководители «Большой двадцатки», является политика «либерального патернализма». Наша задача — не идти против ветра рыночных требований, пытаясь воплотить какую-то нереалистическую политику, а всячески использовать различные попутные ветры, направляя корабль национальной экономики к намеченной цели. Именно такая активная и вместе с тем ответственная, построенная на рыночных реалиях экономическая политика и позволит нам с оптимизмом смотреть в будущее.

Прежде всего нам все же придется определиться с несколькими общими вопросами, без ответа на которые мы не сможем эффективно решать проблемы отдельных отраслей. Первый из них касается собственности на средства производства. Да, Конституция Украины признает многоукладность нашей экономики и равноправие всех форм собственности. Но права предполагают и обязанности. Частная форма собственности зарекомендовала себя как довольно эффективный инструмент решения многих проблем. (Достаточно вспомнить хотя бы о том, что самый распространенный в советские времена термин «дефицит» фактически исчез из нашего лексикона, оставшись, пожалуй, только для обозначения нехватки денежных и валютных ресурсов, к чему мы еще вернемся.) Но, к сожалению, во многих случаях мы еще не видим адекватной социальной ответственности частных собственников. И речь идет не только о благотворительности или сохранении социальной инфраструктуры предприятий, а в основном об ответственном отношении к развитию новообразованных, особенно приватизированных, предприятий.

Частный собственник должен понимать: государство, народ раз­решили ему заниматься предпринимательской деятельностью, исходя из его социальной обязанности наладить эффективное про­изводство товаров или предостав­ление услуг, способных быть конкурентоспособными на рынках, и обеспечивать занятость населения с оплатой на уровне, достойном европейской страны. Право частной собственности — не «священная корова», которая может безнаказанно лежать на пути социального развития страны. Государство не должно перманентно пугать кого-то возможной национализацией, а тем более конфискацией собственности. Но, как мы видим на примере наиболее либеральных экономик мира, государство тоже имеет не только право, но и обязанность вмешиваться в развитие экономических процессов вплоть до национализации предприятий и учреждений, крах которых может больно ударить по интересам миллионов наших сограждан.

Необходимо определиться и с соотношением разных форм собственности и их секторальной структурой. Считаю, что именно в этом вопросе государство, правительство могут осуществить быстрые и эффективные шаги. И прежде всего — обеспечить эффективное управление государственным сектором экономики, к которому должны быть привлечены лучшие менеджеры путем открытого тендера. Это, кстати, должно касаться не только непосредственно предприятий, но и всего государственного сектора, в том числе и тех, кто предоставляет населению различные услуги: управленческие, контрольные, информационные...

Государственный сектор занятости не должен рассматриваться как совокупность «лишних людей», на содержание которых государство только напрасно тратит деньги. Как и в остальных развитых странах, государство должно быть самым важным и привлекательным работодателем, который отбирает лучших работников, предлагая им лучшие материальные условия, но и требуя наилучшей работы. Сначала — испытательный срок, затем — короткие, на несколько лет, контракты, и только после этого специалисту может быть предложена постоянная государственная служба (или управленческая работа на государственном предприятии). Толь­ко такой подход, по моему убеждению, сможет обеспечить эффективную деятельность государственного сектора и, соответственно, значительное сокращение его численности. Нет, я сказал бы по-другому — значительное высвобождение рабочих кадров для частного сектора.

В этом же аспекте надо рассматривать и проблему развития малого и среднего бизнеса, в котором заняты около 6 млн. человек. Мы как-то забыли, что именно собственников таких предприятий в свое время рассматривали и как главный двигатель экономики, и как гаранта социальных и политических прав и свобод. Но у нас опять получился «перекос» в направлении крупного бизнеса. А крупный бизнес, вне всякого сомнения, очень важен для экономики, но с точки зрения собственности принципиально мало отличается от государственного капитализма, в котором мы жили не одно десятилетие. То же отчуждение от собственности, управление миллиардными суммами и тысячами работников, боль и беспокойство которых кажутся из высоких кабинетов довольно абстрактными, независимо от того, где эти кабинеты находятся...

Малый и средний бизнес не только ближе к людям, но и более гибкий. Не нужно только относиться к нему как к мелким сделкам типа «купи-продай» или «шашлычных услуг». Сегодня он должен стать равноправным партнером крупных предприятий как производитель-смежник. Как губ­ка, он должен абсорбировать и рабочие и инженерные кадры, и определенные услуги и этапы работ, которые оказываются неэффективными на крупных предприятиях, но вместе с тем быть готовым всегда предложить их гиган­там индустрии, когда «маховик экономики» будет стремительно набирать обороты. Имен­но такого амортизатора, как выяс­нилось, и не хватает нашей экономической системе. Таким образом, именно проблему развития малого и среднего бизнеса и нужно было бы сегодня обсуждать с «капитанами крупного бизнеса». Это наше общее дело.

Конечно, государство не должно оставлять без внимания и крупные компании. Считаю, что необходима специальная программа для поддержки (прежде всего законодательной) планов преобразования крупных украинских компаний и холдингов в настоящие транснациональные компании с филиалами и дочерни­ми компаниями за границей. И не для того, чтобы переводить в них корпоративные права и экспортные поступления, а чтобы с их помощью выстраивать наиболее рациональные схемы производства и сбыта, а также выхода на новые зарубежные рынки. Крупнейшие украинские компании уже пытаются достичь этого, скупая промышленную собст­венность за границей, размещая (иногда довольно сомнительными методами) свои ценные бумаги на зарубежных фондовых рын­ках, участвуя в крупных операци­ях поглощения и слияния капиталов и т.п. Нужно четко понимать, что в действительности «транснационализация» украинских корпораций — это большая проблема не только развития крупного бизнеса, но и нашего места в мировом разделении труда.

Родственным является и вопрос о желательном соотношении между промышленностью, сельским хозяйством и сферой услуг. Украина — потенциально довольно крупное государство для того, чтобы были развиты все или большинство секторов и отраслей экономики. Но двигаться одновременно по всем направлениям невозможно: направленность векторов приложения усилий в разные стороны может привести к тому, что мы просто останемся на месте в то время, когда даже для того, чтобы оставаться на месте в глобализованной экономике, надо довольно быстро бежать. Следовательно, рассечение гордиева узла структурных изменений все равно неизбежно, сколько бы мы ни откладывали настоящее решение этой задачи.

Несомненно, Украина должна обеспечить полное использование своих преимуществ в произ­водстве сельскохозяйственной продукции. Впрочем, это можно сделать только после коренной индустриализации аграрного сектора, требующей комплексного подхода. Мы не можем и в дальнейшем продолжать «поддерж­ку села» простым бюджетным финансированием поддержки статус-кво. Собственно, мы должны поддержать не традиционное село, а то, о котором речь шла еще почти полстолетия назад, — это когда будет стерта грань между городом и селом. Тот, кто считает, что это «коммунистическая утопия», может поехать в Запад-ную Европу и увидеть, что имеет­ся в виду. Мы должны вывести сельскую жизнь на уровень европейских, а не африканских стандартов.

Правительство коренным образом откорректировало политику долгосрочного развития аграрно­го сектора. Так, если в 2007 году инвестиции в основной капитал отрасли выросли всего на 18,4%, то за девять месяцев 2008-го — на 56,2%. Аналогичный показатель для прямых иностранных инвестиций за девять месяцев оказался вдвое выше.

Значительным потенциалом ускорения развития нашего агросектора может стать земельная реформа. Но, запуская землю в экономический оборот, нужно заранее продумать финансовые условия его обеспечения. Ведь нам необходимо, чтобы самая плодородная в мире земля использовалась не под поля для гольфа, а под нивы для выращивания растений, для обеспечения нашей продовольственной безопасности, а уже затем — для удовлетворения потребностей иностранных потребителей.

Желательно разработать многолетнюю (или постоянно действующую) государственную программу кредитования сельского хозяйства и пищевой промышленности, а возможно (в качестве дополнения), и создать государственный земельный банк. Ведь государство не имеет права допустить, чтобы переданная в залог коммерческим банкам земля была в случае неуплаты долга передана собственникам, которые просто выведут ее из сельскохозяйственного оборота. В этом случае, наверное, было бы лучше, чтобы она снова оказалась в государственной собственности, но осталась в сельскохозяйственном использовании.

Что же касается промышленности, то нам необходимо как можно быстрее обеспечить большую диверсификацию нашего про­изводственного потенциала. Собственники и руководители наших металлургических комбинатов могут гордиться тем, что на эти предприятия приходится свы­ше 40% валютных поступлений от украинского экспорта. Но для тех, кто отвечает за экономику страны, это — сигнал критической зависимости. Даже 10—15% национального экспорта могут рассматриваться как «красная зона», что свидетельствует о возможности ощутимого удара по экономике страны в случае резко­го изменения конъюнктуры на мировом рынке. С чем мы, собст­венно, и столкнулись в прошлом году.

Высокое напряжение конкуренции на мировом рынке оставляет нам мало шансов занять достойное место в традиционных отраслях. Но вполне реальна возможность проявить себя в новых отраслях и направлениях. Но и в этом случае конкуренты не оставляют много времени на раздумья. Наши программисты — одни из лучших в мире, а новой компьютерной силой (прежде всего благодаря использованию гибкой сис­темы аутсорсинга) стала Индия.

В связи с этим следует обратить внимание еще на одну проблему, решение которой не требует длительных согласований и законодательных изменений. Речь идет о финансировании нашей науки, в частности Национальной академии наук. Мы столько говорим о наших научных достижениях, о том, как ценят наших ученых за границей... Но умы, как и сердца, стремятся туда, где их больше ценят. Уверен, скоро мы в очередной раз увидим, что первыми из кризиса начнут выходить те, кто сможет предложить новые идеи и технологии. Следовательно, экономика знаний продолжит свое победное шествие. И мы еще раз сможем убедиться, что каждая гривня, вложенная в образование и науку, приносит наибольшую социальную прибыль.

Когда-то у Б.Франклина спросили: «Какая из свобод главнейшая?» И он ответил: «Свобода слова: с ней мы сможем завоевать все остальные свободы, а без нее — все потерять». Аналогично, самыми важными являются инвестиции в науку: новые знания позволят нам решить любые проблемы, а их отсутствие приведет (уже приводит) к утрате и ранее занимаемых позиций. Вот о чем хотелось поговорить с нашими олигархами. Где у нас мощные научные центры наподобие тех, которые содержат западные транснациональные корпорации? Так и дальше будете жить чужим умом (технологиями)?

Ученым необходимо обеспечить все условия для исследований, даже если придется отказываться от «майбахов» и «лексусов». По правде говоря, я ввел бы дополнительный налог для целевого финансирования науки. Именно за счет избыточного потребления. А пока этого не произошло, Министерство экономики создает собственный Фонд финансирования исследований и планирует активно поддерживать тех ученых, чьи разработки могут принести конкретные преимущества украинским предприятиям в их конкурентной борьбе на мировом рынке. Рассматриваю это только как первый шаг в указанном направлении и надеюсь на поддержку инициативы и государственными структурами, и частным бизнесом.

Кажется, никто не отрицает, что перспективы научно-инновационного развития у нас довольно неплохие. Например, по количеству научных учреждений и качеству исследований с точки зрения потребностей бизнеса Украина опережает некоторые страны Ев­ропейского Союза: Италию, Латвию, Польшу. Но перспективы нужно реализовывать, что очень проблематично, если на финансирование НИОКР расходует­ся даже менее 1% ВВП, в то время как в среднем по ЕС этот показатель вдвое больше, а в Скандинавских странах превышает 3,5%.

Реальная поддержка — это не отдельные гранты и программы, когда по старинке распределяются бюджетные средства. Необхо­димо обеспечить финансирование на уровне не «случайного дождика», а современной «ирригационной системы». Инновационное развитие должно наконец стать не на словах, а на деле стратегическим направлением нашей экономики. А для этого необходимо обеспечить действенную связь бюджетного финансирования фундаментальных научных исследований с гибкой системой внедрения их результатов.

Проверенным инструментом такой «связи» во всем мире являются технопарки. К сожалению, так же, как и со свободными (или специальными) экономическими зонами, у нас этот путь развития почему-то смешивают с необходимостью предоставления каких-то льгот: налоговых, таможенных и т.п. Необходимо четко сказать: налоги должны платить все. И тем более современные, высококонкурентные (высокорентабельные) отрасли. Государство должно обеспечивать необходимые условия для разработки передовых идей, а их внедрение должно давать высокие прибыли предпринимателям и налоги — государству.

Говоря о технопарках и специальных экономических зонах, нельзя обойти вниманием проблемы территориального разделения труда и распределения трудовых ресурсов внутри страны. Как специалист, посвятивший немало времени изучению этой проблематики, могу указать на многочисленные недостатки нашей экономики. Но, учитывая объемы статьи, отмечу только один — региональный дисбаланс. Конечно, экономическая структура не должна быть однородной на территории всей страны. Тем более такой большой, как наша. Но наличие отсталых, а иногда и просто депрессивных регионов не украшает карту европейской страны. Таким образом, перед нами стоит задача поднять отдельные регионы страны до уровня промышленно развитых стран, при этом не задерживая развитие и тех регионов, которые сегодня выполняют роль «промышленного локомотива».

И еще об одной из вечных проблем — энергетической. Мы так давно говорим об энергосбережении, что это уже потеряло всякий смысл. Сегодня в повестке дня вопрос энергоэффективности, по которой мы отстаем не только от Германии (в которой энергоемкость ВВП как объем потребления первичных энергоресурсов на 1 тыс. долл. ВВП составляет 0,15 тонны), но и от соседних стран — Польши (0,2 тонны), Румынии (0,21), Чехии (0,23). К сожалению, у нас этот показатель все еще достигает 0,45 тон­ны на 1 тыс. долл. ВВП (по ППС).

Падение производства не должно остановить работу по энергопереоснащению предприятий, монтажу нового энергоэффективного оборудования и внедрению новых технологий. Бюджетное перенапряжение — это удобный случай ввести налоги на чрезмерное использование энергии, а для энергоэффективного оборудования — внедрить ускоренную амортизацию. Нужно, опять-таки, перейти от слов к делу. Разумеется, это ляжет тяжким, а возможно, и непосильным бременем на некоторые предприятия и даже отрасли. Но может ли экономика страны, не располагающей в достаточном количестве энергетическими резервами, позволить себе такие отрасли?

Хотя и этот вопрос неоднозначный. Украина богата на различные энергетические ресурсы. Иное дело, что кое-кому намного легче продолжать бездумный экспорт чужих нефти и газа, чем, например, обеспечить необходимые капитальные вложения для организации производства биотоплива или переработки угля в газ и жидкое топливо, как это делают многие страны — от Южно-Аф­риканской Республики до Китая. Можно было бы вспомнить и опыт Бразилии, использующей для этого свои аграрные ресурсы.

Кризис и временное конъюнктурное падение цен на энергоно­сители дает нам реальную возможность заставить промышленных потребителей перейти на энергосберегающие технологии: они смогли выжить при высоких ценах, пусть сейчас направляют «дельту» на техническое переобо­рудование. Вряд ли есть смысл отдавать это на откуп частным собственникам и их «эффективным менеджерам». Соответствующие отчисления должны аккумулироваться государственным бюджетом, а потом возвращаться предприятиям в случае реализации ими энергосберегающих программ. Отчисления нужно взимать с чистой прибыли, чтобы бизнесмены не перекладывали их через механизм ценообразования на потребителей своей продукции.

Теперь перейдем к некоторым относительно новым проблемам, острота которых проявилась во время кризиса. Как известно, финансирование реального сектора обеспечивается по двум главным каналам — банковским и фондовым рынками. Поскольку финансовый кризис на этот раз ударил прежде всего по фондовым рынкам, мы начнем с украинского фондового рынка.

Сегодня его не видно и не слышно. Еще полтора года назад он рекламировался как один из самых динамичных в мире. Еще бы: рост фондового индекса ПФТС по своим темпам уступал только китайскому аналогу. Хотя аналогичный рост экономики и украинская экспансия на мировом рынке не наблюдались. По всем другим международным рейтингам мы были примерно соседями Гондураса. Это четко указывало на искусственность фондового ажиотажа и образование очередного «финансового пузыря», который и лопнул у всех на глазах. Выведение за границу 2—3 млрд. долл. спекулятивных инвесторов оказалось достаточным для того, чтобы активность рынка замерла (как известно, временное прекращение торгов на нем уже стало нормой), а индекс упал почти в шесть раз. На самое дно.

Низкий уровень развития финансового рынка страны и, главное, отсутствие системности в его развитии превращается в одну из основных проблем экономики, поскольку не позволяет:

— идентифицировать реальных собственников капитала (корпоративных прав), а также отслеживать реальные потоки капитала и предвидеть их последствия для экономики в целом;

— аккумулировать на фондовом рынке излишки капитала и сбережений, что, с одной стороны, усложняет стерилизацию денежной массы и способствует развитию инфляционных процессов, а с другой — исключает возможность привлечения на отечественном рынке значительных средств для развития крупных предприятий.

Одной из основных причин такого положения дел является ненадлежащая институционная структура рынка, которая в значительной степени копирует американские аналоги (независимые регистраторы, инвестиционные компании, функционирующие вне пределов банковского надзора, и т.п.). Такая система и ранее не соответствовала условиям развития рыночной экономики в Украине, а тем более не может сохраниться в условиях, когда даже США вынуждены признавать крах своей модели. Следовательно, учитывая уроки кризиса, государство должно взять на себя значительную часть работы по созданию современной эффективной системы функционирования финансового рынка и только постепенно передавать соответствующие функции и институты частному сектору, чтобы избежать негативных явлений (финансовых мошенничеств, нелегального вывода капитала за границу, использования финансовых институтов для отмывания грязных денег и т.п).

Как известно, многолетние попытки реорганизации структуры фондового рынка наталкивались на сопротивление различных лоббистов, отстаивавших необходимость развития рынка именно по «рыночной» (точнее — американской) модели. Кризисное падение полностью доказало ошибочность такого подхода, и это дает основания говорить о том, что структурная перестройка фондового рынка должна быть осуществлена правительством в принудительном порядке. Установив реальный контроль над институтами фондового рынка, государство должно будет принять действенные меры по обеспечению европейских стандартов его деятельности, включая требования по обнародованию важной информации о деятельности акционерных обществ, обеспечению реальных прав миноритарных акционеров и т.п.

Возможно, в дальнейшем также было бы целесообразно:

— провести ревизию прав корпоративной собственности и деофшоризацию, которая будет состоять в том, что за нерезидентами, в частности офшорными ком­паниями, будет признано право на корпоративную собственность только в том случае, если будет доказано проведение расчетов по ней по надлежащей цене и подтверждено поступление соответствующих средств в Украину. Таким образом, простое переписывание прав собственности на нелегально открытые офшорные компании будет аннулировано, и предприятия перейдут под полную украинскую юрисдикцию, в частности налоговую и валютную;

— осуществить мероприятия по ускорению создания и развития второго уровня пенсионной системы (негосударственных пенсионных фондов) с целью увеличения внутренних источников финансирования операций на фондовом рынке Украины;

— осуществить комплексные меры по обеспечению реального доступа на фондовый рынок массового отечественного инвестора, в том числе при первичном публичном размещении акций ведущих государственных компаний и банков.

Напряжение, возникшее в банковском секторе, свидетельствует также о проблемах структурного и регуляторного характера. Как известно, у нас нет «министерства по делам банков», а банковский надзор отнесен к компетенции независимого центрального банка страны — Национального банка Украины. Правительство, со своей стороны, осуществило определенные шаги, используя рычаги влияния на государственные банки — Ощадный и Экспортно-импортный, а также на Государственное ипотечное учреждение. Как известно, их уставные фонды были увеличены. Кроме того, значительно повышены суммы гарантированных государством вкладов физических лиц в коммерческие банки.

Но мировой финансовый кризис в очередной раз подтвердил высокий уровень зависимости различных финансовых учреждений — банковских и небанковских — и необходимость обеспечения универсального надзора за их деятельностью. Универсаль­ные надзорные органы уже существуют во многих странах (прежде всего у членов Европейс­кого Союза), и развитие и усовершенствование финансовых инструментов на отечественном рынке, а также рост зависимости от рынка внешнего все более настойчиво требуют создания единого органа надзора за финансовыми учреждениями и в Украине. Специалистам эта проблема известна давно. Так же, как и ее сложность. Но эту работу необходимо провести сейчас с тем, чтобы послекризисный надзор осуществлялся уже на более скоординированном уровне. Инициа­тива такого объединения должна исходить, вероятно, от Национального банка — государственного института, наиболее подготовленного для этого. А правительство должно всячески ее поддержать.

Также необходимо прийти к согласию и в вопросе о создании государственного учреждения (банка) долгосрочного кредитования и инвестирования. В мировой практике такие учреждения принято называть «национальными банками развития». Первые национальные банки развития появились еще в 30-е годы прошлого века, сейчас их количество в мире превышает 520. Такие учреждения служат инструментом государственной политики, широко используются для предоставления «политических займов» — кредитов с преференциальными процентными ставками, «адресных займов» для определенных отраслей или даже предприятий. Поэтому, в отличие от коммерческих банков, они создаются в соответствии с отдельным законом, который регулирует все вопросы управления, порядка деятельности, взаимоотношений с собственниками, клиентами, партнерами и предусматривает, что приоритетом деятельности является финансирование проектов, которые имеют особое экономическое, социальное или экологическое значение и по тем или иным причинам не привлекают учреждения частного сектора.

Главным условием успеха создания таких учреждений выступают преференциальные регуляторные нормы, применяемые к ним, а также более низкие затраты на их обеспечение необходимым капиталом. Например, банк развития в Японии получил высокий кредитный рейтинг благодаря поддержке со стороны правительства, обеспечившего ему дешевые заимствованные фонды. В Корее государственные банки проводят операции по более гибким правилам относительно «кредитного потолка», учитывая их значительное участие в программах реструктуризации национальной экономики.

Не буду скрывать, что в развитых экономиках подвергают сомнению значение и роль подобных банков, но в переходных экономиках и странах с зарождающимися рынками их значение трудно переоценить. Что особенно ярко подтверждает опыт восточноазиатских стран.

В последнее время довольно остро стоит проблема валютно-курсовой политики. По моему мнению, ее значение для всех субъектов рынка (и для рядовых граждан) требует большего участия правительства (прежде всего министерств финансов и экономики) в разработке и реализации такой политики. Задача должна состоять в том, чтобы одновременно обеспечить: 1) свободно плавающий курс национальной валюты относительно других иностранных валют, уровень которого будет определяться реальным соотношением спроса и предложения иностранной валюты; и 2) относительно низкую волатильность, прогнозированность и понятность для участников рынка средне- и долгосрочных тенденций движения валютного курса.

Соотношения обеих составляющих этой цели должны определяться и обеспечиваться, исходя из реальной политико-экономической внешней и международной ситуации в результате согласованных действий всех государственных органов валютного регулирования.

И в завершение хочу затронуть вопрос, касающийся всех граждан нашей страны. Речь идет о правах рабочего человека — человека труда. О защищенности его права на труд и достойное материальное вознаграждение. Прежде всего это задача профсоюзного движения. Но в условиях его слабости и недостаточного развития (анализ причин выходит за пределы данной статьи) эти функции обязано взять на себя государство.

Довольно часто правительство критикуют за то, что оно содействует общему повышению заработной платы в темпах, превышающих рост производительности труда. Напомню, что рост производительности более высокими темпами, чем оплата труда, — это один из фундаментальных законов марксистско-ленинской политической экономии. Так же, как и закон опережающего роста производства средств производства для производства средств производства по сравнению с производством средств производства для производства предметов потребления. И не надо искать эти законы в других теориях экономического роста. Эти законы (я не затрагиваю вопрос об их «объективности») могли реализоваться только в условиях административно-плановой, а отнюдь не рыночной экономики. Тем более что и показатель производительности труда никто сейчас, к сожалению, не рассчитывает. Ми­нистерство экономики только сейчас разработало соответст­вующие методические рекомендации.

Если сравнивать с темпами роста ВВП на душу населения, то примерно до 2004 года у нас наблюдалась обратная тенденция: производительность росла быстрее, чем оплата. По сравнению с нашими соседями — Польшей и Россией — ситуация у нас не хуже.

Объяснение состоит в том, что в рыночных условиях соотношение темпов зависит от пропорций распределения национального дохода (или ВВП) между различными формами дохода — заработной платой и прибылью и, соответственно, между наемными работниками и работодателями. В условиях социализма единым работодателем было государство, и оно не было заинтересовано в изменении пропорций. Поэтому и требовало «более настойчиво работать». А теперь посудите: тот факт, что богатство наших олигархов еще два-три года назад оценивалось в 2—3 млрд. долл., в прошлом-позапрошлом году увеличилось до десяти и выше, а накануне кризиса у некоторых превышало и три десятка, может ли означать, что производительность их труда (а управление капиталом — это тоже труд) возрастает за год более чем вдвое? Или им этот экономический закон не писан?

Я говорю это к тому, что опережающие темпы роста оплаты труда могут и не вызывать инфляционного давления, если при этом изменяются пропорции распределения реальных доходов (чему получатели прибыли будут противодействовать).

Но в этом случае правительство должно думать и о других проблемах, ведь есть более важные вещи, чем инфляция. Например, социальное спокойствие. У нас еще есть некоторый «запас», но думать о социальной безопасности правительство должно заранее. Кроме того, американские ученые Д.Эсемогл и Дж.Робинсон доказали: если неравенство достаточно большое, то собственность в глазах населения теряет свою легитимность, результатом чего становится снижение инвестиций. Знакомая ситуация? Следовательно, побуждение или, если хотите, «принуждение к солидарности» наемных работников, собственников и высшего руководства (менеджмента) корпораций еще долго будет оставаться имманентной функцией государства в условиях транзитной экономики. Это касается вопросов социальной защиты работающих, возможных сокращений, уровня оплаты труда, соблюдения экологических норм и тому подобного.

Еще раз хочу подчеркнуть: прежде всего этим должны заниматься профсоюзы. Но их огосударствление и, более того, превращение в элемент идеологического фасада во времена советской власти не означает, что граждане останутся без надлежащей защиты со стороны правительства своих прав в отношениях с работодателями. Это будет оставаться нашим общим и приоритетным делом.