UA / RU
Поддержать ZN.ua

Парадокс как закономерность

Столетие беспорядка и новая ненормальность мира.

Автор: Наталия Резникова

Сентябрь ознаменовался стартом предположений о том, каким будет мир после пандемии. Стратег Deutsche Bank Джим Рид и его коллеги опубликовали исследование, посвященное форматированию наших представлений о новой эпохе.

Это будет эпоха кризисов, беспорядка и печатания денег центробанками. «Столетие беспорядка» или «новая ненормальность», по версии аналитиков, будут характеризоваться восемью тенденциями:

Противостояние между США и КНР — этакий аналог холодной войны — станет реакцией на рост номинального ВВП Китая и проявится в эскалации экономической войны (см. рис.).

Использование тарифных и нетарифных ограничений на торговлю, санкций, блокирование активов и запрет на трансфер технологий будут деформировать представления о развитии глобализации путем либерализации международных экономических отношений.

Но уникальны ли предложенные представления о том, что ожидает мир в ближайшее десятилетие?

Еще в ноябре 2012 года Национальный совет по разведке США подготовил доклад «Глобальные тенденции 2030: Альтернативные миры» (Global Trends 2030: Alternative Worlds). В этом исследовании, направленном на формирование основных представлений о будущем, оперируют понятиями «мегатенденции» и «факторы, изменяющие правила игры».

К мегатенденциям отнесены: расширение прав и свобод; распыление влияния стран; демографическая ситуация; растущая нехватка продуктов питания, воды и энергоресурсов.

Склонность к кризисам мировой экономики, дефицит власти, потенциал нарастания конфликта, расширение границ региональной нестабильности, влияние новых технологий и роль США признаны факторами, изменяющими правила игры. Вместе с тем коллапс или снижение влияния США рассматривались как угроза наступления периода глобальной анархии, ведь пока что нет государства, способного заменить Штаты как гаранта международного порядка.

«Новая ненормальность» Джима Рида имеет много общего с концепцией «новой нормы», предложенной ведущим экономическим консультантом мультинациональной финансовой корпорации Allianz Мохамедом Эль-Эрианом в мае 2009 года. В частности, это и выраженное замедление темпов экономического роста по сравнению с предыдущим десятилетием, и нарастание долговых проблем, и демографические сдвиги. Но если Эль-Эриан изменения в демографии рассматривает сквозь призму старения населения со всеми последствиями этого процесса, то для Джима Рида они являются проявлением возрастающих возможностей для миллениалов формировать новую реальность уже в 2030 году.

Согласно обоим прогнозам, ведущие страны мира выходят на новую траекторию роста. Это касается и темпов, и факторов, и качества роста. Многие критерии, по которым оценивали динамику развития еще в конце ХХ — начале ХХІ века, требуют пересмотра. Новые технологии, инновации, которые внедряются в том числе небольшими компаниями, радикально и быстро меняют рынки и отрасли. Это по-новому определяет поведение на рынке, в частности, и подход к реализации крупных долгосрочных проектов. В современном мире утрачиваются отраслевые критерии прогрессивности или отсталости: инновационным потенциалом владеют практически все отрасли.

Демографические различия между странами Организации экономического сотрудничества и развития (ОЭСР) и странами, не являющимися членами ОЭСР, также влияют на ключевые макроэкономические переменные, демонстрируя долгосрочный характер своего проявления. Бесспорно, такое состояние дел формирует заколдованный круг зависимости создания новых рабочих мест от совокупного спроса, а он, в свою очередь, от попыток мировой экономики избавиться от рецессионных недостатков, которые, бесспорно, отображают структурные несовершенства национальных экономик. Проблема низкой производительности труда в эру технологизации и инноватизации процесса производства деформирует восприятие человека как носителя навыков и умений.

Демографическое окно — это ситуация, при которой соотношение работающего населения и так называемых иждивенцев (детей и пенсионеров) является оптимальным для обеспечения экономического роста. Такая ситуация была до недавнего времени и в Китае, ставшем центром притяжения для многих многонациональных предприятий. Сейчас демографическое окно открывается в Индии. В Европе же оно закрылось еще в начале 90-х годов прошлого века. Поэтому европейские страны заинтересованы в притоке квалифицированной рабочей силы. Это связано с желанием получить «первый и второй демографические дивиденды». Суть «первого демографического дивиденда» сводится к увеличению доли трудоспособного населения и сокращению количества иждивенцев «снизу», из-за падения рождаемости. Благодаря чему растет объем произведенного продукта при незначительном потреблении. Но со временем старение той части населения, которая обеспечивала демографические дивиденды в трудоспособном возрасте, при той же низкой рождаемости «отнимает» так называемый первый дивиденд.

Вместе с тем создаются предпосылки для получения «второго демографического дивиденда», возникающего в результате накопления гражданами среднего возраста капитала на пенсионных счетах. Именно такие изменения в накоплении, как считается, были одним из факторов спроса, послужившего причиной развития финансовых инноваций, ведь свои сбережения население хотело именно инвестировать. То есть негативы и позитивы демографических изменений в экономике балансируются. И только перспективный анализ изменений в структуре населения страны и обеспечение соответствующих ему институциональных условий будут определять, насколько обременительными или благоприятными окажутся демографические изменения для конкретной страны.

Другая особенность «новой нормы» по Эль-Эриану или «ненормальности» по Джиму Риду — это обострение долговых проблем, непосредственно связанное с проблемами старения населения и безработицы. Готовность страны сокращать свои долги снижается со старением нации. Поэтому кредиторы, скорее, сократят объемы новых кредитов стране со стареющим населением.

Фискальное пространство — это разница между текущим уровнем долга и лимитом долга, превышение которого приводит к ситуации, когда долг становится неустойчивым, и его эффективное фискальное управление невозможно. Старение нации влияет на фискальное пространство с точки зрения как государственных доходов, так и расходов. Это в который раз подтверждает тезис о том, что старение нации оказывает значительное влияние на все сферы жизни страны и общества, а также нуждается в новых стандартах государственной политики.

Насколько эти прогнозы реалистичны в будущем? Как отмечает Вячеслав Бутко, историцизм не является доказательной базой в экономической дискуссии. События прошлого вообще невозможно экстраполировать на будущее. К тому же, по мнению эксперта, в прогнозах о технологическом лидерстве Китая игнорируется тот факт, что на Востоке нет ни одного оригинального технологического продукта, изначально изобретенного, разработанного как промышленный образец и внедренного в производство на мировом уровне. Поэтому указанные прогнозы являются внутренне противоречивыми и не учитывающими способность западного капитализма к восстановлению.

На последнем Давосском форуме и Саммите ООН ревизии начали подвергать понятия развития и роста как такого. Мол, это безответственно в отношении нынешних поколений и недопустимо в отношении грядущих. В условиях пандемии COVID-19 мир словно бы выполнил запрос экоактивистов: уменьшились объемы мировой торговли и промышленного производства, соответственно, сократились перевозки, снизились объемы потребления и, конечно, выбросы СО2. И вот именно сейчас борьбу между «реальностью» и «дополненной реальностью» уверенно выигрывает первая. Вряд ли на такое развитие событий рассчитывали сторонники мейнстримных течений деиндустриализации и жесткой специализации. Оказалось, что страны, слишком сконцентрировавшиеся на услугах, а не на производстве, слишком понадеявшиеся на сравнительные преимущества как универсальный механизм выбора специализации и, соответственно, претендентов на получение титула «национальный победитель», утратили контроль над реальностью, которая требует обеспечения базовых нужд выживания. В условиях глобального закрытия границ очевидной стала уязвимость стран, независимо от уровня их развития, к разрушительным последствиям приостановки взаимосвязей между странами и ограничений движения товаров и капиталов.

Цепочки добавленной стоимости в ситуации эпидемии COVID-19 и, соответственно, дефрагментация технологических цепочек, создавших новое международное разделение труда, где развитые страны — это «белые воротнички», а остальной мир — подмастерья, стали новым проявлением неозависимости. Это возможность для развивающихся стран (в том числе и для Украины) реализовать свой потенциал секторального доминирования. В условиях неозависимости обреченность на отставание сменяется возможностями для развития.

В мире создается единое пространство взаимодействия, структура которого позволяет генерировать сигналы из одной части мира и передавать их на другую, что влияет на геостратегию и поведение разных международных субъектов. Так что мир глобализируется, скорее, как объект, то есть объективно наращиваются глобальные проблемы, которые в методологическом плане выступают как общепланетарные, решение которых требует планетарных усилий. И это еще один повод определять неозависимость как новый этап глобализации — все страны зависят от внешних триггеров, которых чаще всего изображают в виде черных лебедей или джокеров.

В условиях пандемии оказалось, что, несмотря на глобализацию, каждый оказался один на один в борьбе с ее последствиями. Проблема заключается в том, что из-за устаревших традиций объективная глобальность и неизменно существующая субъективная разрозненность, неумение человечества выступать как единый планетарный субъект становятся одной из самых угрожающих дисгармоний современности. А потому в долгосрочном прогнозе мы имеем дело с отсутствием альтернативы сосуществованию и с наращиванием способности отдельных государств кооперироваться перед угрозами глобальных проблем, придавая миру черты планетарного субъекта.