СМСку, которая пришла на телефон директора НАБУ Артема Сытника, он зачитал вслух: «Соломенский суд по ходатайству следователя Соломенского управления полиции принял решение изъять у НАБУ экспертизу по делу Приватбанка». Речь о последней экспертизе Минюста, на основании которой могут быть выдвинуты подозрения по делу о мошенничестве и выводе денег из Приватбанка. Далее последовала ненормативная лексика. Уши не затыкала. Потому что позади был более чем двухчасовой разговор и попытка разобраться, в яму какой глубины мы вот-вот можем скатиться.
Безусловно, можно и стоит предъявлять претензии к работе НАБУ за прошедшие пять лет. Как и провести подробный аудит деятельности этого ключевого антикоррупционного органа, на который почему-то не идет уже вторая власть. Но при этом нельзя отрицать наличие прямой атаки на государственный антикоррупционный блок. В ближайшие полгода станет понятно, удастся сохранить с таким трудом выстроенную систему (НАПК—НАБУ—САП—ВАКС) или она будет до основания разрушена при полном попустительстве политической команды, пришедшей во власть на лозунгах о борьбе с коррупцией.
Сытник в кругах власти сейчас самый популярный и одновременно ненавидимый человек. Каждый старается установить личный контакт с «любимцем новой американской администрации». Включая предложения о лоббизме транша МВФ для Украины. Но при этом никто не останавливается в своих подлостях по отношению и к нему, и к системе, одно из ключевых звеньев которой он представляет.
Пойдет ли Конституционный суд на ликвидацию Высшего антикоррупционного суда, начавшего выносить реальные приговоры? Почему центральная власть и президент Зеленский хранят гробовое молчание? Какую роль в расшатывании основ государства играют украинские олигархи и Москва? Какие пласты топ-коррупции могут быть вскрыты делами по ОАСК и экс-нардепу Микитасю? Зачем ОПУ покрывает Олега Татарова? Сколько надо еще времени, чтобы разобраться с пленками Лероса и «понятийками» Кличко? Есть ли у НАБУ реальные претензии к экс-премьеру Гройсману?
Эти темы были подняты в первой части интервью. Но главное — вы получите не лоскутное, а комплексное видение ветерана антикоррупционного послемайданного фронта о том, кто, как и зачем разрушает антикоррупционную систему.
Об атаке Москвы, деле ОАСК и нулевой реакции власти
— Артем Сергеевич, вы заявляете, что система антикоррупционных органов сегодня находится на пике готовности давать результат. Ожидаемое назначение главы Специализированной антикоррупционной прокуратуры (САП) — это последнее звено, и цепь замкнется, с одной стороны.
С другой — очевиден параллельный процесс, разворачивающийся в Конституционном суде еще с прошлого года. Сначала КСУ признал неконституционным закон о незаконном обогащении (хотя Верховная Рада потом и проголосовала его снова), потом у Национального антикоррупционного бюро (НАБУ), сразу после выигранного дела по Запорожскому заводу ферросплавов Коломойского, КСУ отнял право в судебном порядке останавливать сделки предприятий, в отношении которых ведутся расследования. Далее КСУ отменяет ответственность судей за заведомо неправосудные решения. Позднее — заявляет о неконституционности назначения директора НАБУ. Совсем недавно — бьет по Национальному агентству по вопросам предотвращения коррупции (НАПК) и институту декларирования доходов. И, наконец, сейчас КСУ рассматривает обращение группы депутатов по поводу конституционности Высшего антикоррупционного суда (ВАКС).
Речь идет о целенаправленной атаке на антикоррупционную систему страны, по вашим словам, «со стороны определенных сил». Какие силы вы имеете в виду?
— В недавнем заключении Венецианской комиссии, касающемся конституционного кризиса, помимо замеченного КСУ призыва комиссии «с уважением относиться к судьям», есть и главный: КСУ фактически узурпировал власть в стране и присвоил себе полномочия парламента. Так европейцы хоть и завуалированно, но комментируют решение КСУ по декларациям.
Это решение было абсурдным, как и все вышеперечисленные вами решения КСУ, однако первым, которое судьи вынесли при наличии явного конфликта интересов: декларации пяти судей КСУ на тот момент находились в поле зрения НАПК и судов.
Все это говорит о том, что цель — заблокировать и разрушить антикоррупционную систему — не изменилась. Но изменилась тактика. Ведь если два года назад атаки велись исключительно против директора НАБУ: всем казалось, что главное — поставить своего лояльного человека, то сейчас атакуют институты.
— Потому что с началом работы Высшего антикоррупционного суда замкнулся антикоррупционный цикл?
— Да. И сменой фамилий его теперь не разомкнуть. Даже отсутствие главы САП уже не в состоянии остановить работу, только притормозить. Ну а первые приговоры пока еще только разминающегося ВАКСа по делам, которые годами лежали в других судах, — ожидаемый повод для публичных истерик фигурантов громких расследований. А также для прямых атак. Причем со стороны нескольких центров.
Во-первых, есть Москва, которая пытается разрушить антикоррупционную систему в Украине. Главная цель — дискредитировать нашу страну в глазах Запада и лишить Украину поддержки. Здесь ключевой инструмент — миф о «внешнем управлении», в том числе и НАБУ. В то время как правда в том, что без наших западных партнеров мы бы никогда не продвинулись настолько далеко и не создали такой антикоррупционный механизм.
Во-вторых, мини- и макси-олигархи, которые банально хотят закрыть вопросы по своим делам. Они объединяются, как те же Коломойский и Бахматюк, проплачивают какие-то митинги и рекламу, «работают» с депутатами и фракциями в парламенте в части принятия/непринятия нужных им законов. Причем все это настолько на поверхности в СМИ, что вряд ли мои слова можно считать каким-то эксклюзивным выводом. Бахматюк признает, что получил миллиард с лишним гривен рефинансирования, однако вместо того, чтобы вернуть деньги государству, тратит их на свое публичное обеление.
В-третьих, группа вокруг главы Окружного административного суда Киева (ОАСК) Павла Вовка. Даже не группа, а целая система, сложившаяся вокруг суда первой инстанции (!), принимающего решения, которые касаются всего государства и топов из власти. Это стало очевидным после того, как мы несколько месяцев прослушивали его кабинет. Решения ОАСК давно вышли за рамки не только закона, но и здравого смысла. Как еще можно назвать, к примеру, одно из последних решений о запрете подавать в розыск одного из наших подозреваемых? Речь об организаторе коррупционной схемы, нанесшей ущерб в 93 миллиона гривен ПАО «Одесский припортовый завод», доверенном лице народного депутата VIII созыва.
Здесь стоит сказать, что их цепочка достаточно действенна. Есть Высший совет правосудия (ВСП), который защищает любого представителя судебной системы. И чтобы ни вытворял судья, если он идет в канве общего плана, то остается безнаказанным. Поэтому мы уже три месяца «играем» в подозрения судьям ОАСК, предупреждающие меры и прочее, в то время как видим абсолютно четкую связку этого суда с Конституционным. Как только в прошлом году появилось дело о незаконном обогащении Вовка, КСУ сразу вынес решение о неконституционности закона, на котором оно основано. Вопрос об отмене Конституционным судом полномочий НАБУ по подаче исков о признании недействительными договоров, заключенных госпредприятиями, о чем вы упоминали, также обсуждался в кабинете Вовка.
То есть в руках у этих людей еще со времен Януковича находится конституционный орган целой страны. В результате все наши шаги, которые угрожают этой априори коррупционной системе, они сносят посредством решений как самого ОАСК, так и КСУ и любых других государственных органов. Поэтому сейчас, когда многие эпизоды мы не только раскрыли, но уже и практически доказали, группа Вовка активизировалась максимально. Тем более что во главе КСУ оказался Александр Тупицкий — человек, скажем так, более склонный к компромиссу, нежели его предшественник Станислав Шевчук.
Более того, в том же кабинете Вовка мы увидели реальную картину прихода к власти в КСУ самого Тупицкого. И вот сегодня Конституционный суд, как я уже сказал, принимает решение в отношении функционирования государства в явном конфликте интересов, вызывая жесткую реакцию западных партнеров, абсолютно не понимающих, как такое вообще возможно. Но даже это еще не самое страшное. Самое страшное — впереди.
Напомню, что в результате утраты НАБУ полномочий подавать иски об аннулировании незаконных сделок, государству и местным общинам был нанесен серьезный ущерб. Потому что это был действенный инструмент возврата средств. На момент соответствующего решения КСУ свыше ста сделок были признаны недействительными на сумму свыше 8 миллиардов гривен, из них на 3 миллиарда гривен — это договоры между ООО «Котлас» и «Укрнафтой». И сейчас на основании этого решения КСУ ООО «Котлас» и «Укрнафта» пытаются добиться пересмотра решения суда, чтобы не возвращать «Укрнафте» 3 миллиарда гривен за фактически не поставленные ей нефтепродукты.
После удара по НАПК будут утрачены более четырех тысяч дел, касающихся внесения недостоверных сведений в е-декларации. Правоохранительные органы в общей сложности зарегистрировали 4700 дел по фактам недостоверного декларирования, из них НАБУ на момент решения КСУ проводило расследование в 111 уголовных делах.
Отмена же решения о создании ВАКС уничтожит всю антикоррупционную систему на корню. Мы потеряем все, что выстраивали пять лет, и перезапустить механизм в ближайшей перспективе будет невозможно.
— На каком фоне все это происходит — слабости государственной власти во главе с Зеленским или пособничества власти?
— Я бы хотел избежать каких-либо политических заявлений, но могу комментировать юридические решения, в том числе Конституционного суда, потому как они напрямую влияют на результаты деятельности НАБУ. Конечно, мне не совсем понятно, почему о ситуации вокруг дела ОАСК знают чуть ли не в Австралии, а из офиса президента Украины (ОПУ) нет реакции. Однако проблема сама по себе не решится. Мы как правоохранители свою функцию выполнили. Теперь дело за прокуратурой, судом и государственной властью (ОПУ, Кабмином, ВРУ), которая на уровне парламента должна инициировать шаги, способные выстроить систему защиты от подобных явлений. И не надо даже ликвидировать ОАСК, просто лишите его несвойственных для суда первой инстанции полномочий. Через два месяца о нем вообще забудут.
Но решительных и жестких действий требует не только ОАСК. В качественном переформатировании нуждается Высший совет правосудия. И это настоятельно рекомендовали Венецианская комиссия и Международный валютный фонд (МВФ), меморандум с которым на этот счет подписан Украиной. Хотя европейцы всегда очень осторожны в подобных выводах и рекомендациях. Однако в этом случае речь идет о критической необходимости завершения судебной реформы.
— И, похоже, о власти как о четвертой силе, заинтересованной в том, чтобы снести антикоррупционные институты. Что она подтверждает своим бездействием или действиями. Нам известно, например, что Банковая была в курсе предстоящего решения КСУ в отношении НАПК и декларирования. А глава СБУ Баканов при посредничестве своего советника от Коломойского обращался к главе КСУ и просил огласить решение после местных выборов, чтобы не бить по и без того низкому рейтингу партии власти.
Более того, по нашей информации, генпрокурор Ирина Венедиктова, исполняя обязанности главы САП, третью неделю не подписывает подозрение Тупицкому. Оно касается как раз дела о его приходе к власти в КСУ, о чем вы упомянули. А ведь именно Офис генпрокурора должен быть справедливым и эффективным координатором всего правоохранительного блока, — это его прямая функция.
— С последним не совсем согласен. В 2015 году на этапе написания законов о НАБУ и о предотвращении коррупции все понимали проблематику Генпрокуратуры, которую нужно было кардинально реформировать. Однако это невозможно сделать за месяц или даже за год, а НАБУ нужен был оперативный результат. Поэтому возникла идея Специализированной антикоррупционной прокуратуры с гарантиями независимости, в том числе от генерального прокурора. Точно такая же логика создания антикоррупционного суда. На самом деле сегодня ВАКС и САП — это первые институты новых будущих реформированных судов и прокуратуры. Ключевое — будущих. Потому что в настоящих судах антикоррупционные дела тянутся годами, а генпрокурор по-прежнему считает нормальным менять в реестре прокуроров по делу ночью. (Речь о деле заместителя главы ОПУ Олега Татарова. — И.В.). Считаю, что в такой ситуации влияние генерального прокурора на деятельность антикоррупционного блока должно быть как раз минимальным, а не координирующим.
Теперь о позиции власти в отношении решений КСУ. Я не буду гадать, кто там и что знал. О том, что Конституционный суд примет такое решение, говорили политики и писали медиа еще летом. После решения о неконституционности указа президента о назначения директора НАБУ уже было очевидно, что если не принять мер, эти силы снесут все — и декларирование, и ВАКС, все. Здесь важно понимать, что НАПК не трогали ровно столько, сколько оно занималось фикцией, а не проверкой деклараций. Но ударили, как только в агентство пришел Новиков и появились результаты. Впрочем, считаю, что если бы не прозвучало такой, в том числе и международной, реакции на решение КСУ по декларированию, то у нас уже не было бы и Высшего антикоррупционного суда.
— И все же, что с подозрением Тупицкому?
— То, как Тупицкий пришел к власти в КСУ, по нашему мнению, действительно подпадает под состав преступления. Был предпринят ряд незаконных действий в отношении главы КСУ, которые подтверждены записями из кабинета главы ОАСК Вовка. Однако данный факт находится вне зоны нашей компетенции, и расследование по статье о препятствовании действиям государственного деятеля ведет Государственное бюро расследований (ГБР).
— То есть это подозрение ГБР не подписывает Венедиктова?
— Я не могу это комментировать.
— А то, что Венедиктова, опираясь на решение Печерского суда, намерена передать пленки Вовка и дело по ОАСК в Госбюро расследований, прокомментируете?
— Печерский суд — еще одна часть спрута, о котором мы говорим. Невозможно решить вопрос в КСУ или ОАСК, значит, идем куда?
— В Печерский суд.
— А почему? Потому что там работает железное правило: или ты в системе, или уходи. А если вдруг случается исключение, то реакция системы мгновенна. После того, как судья ВАКС Михайленко дала разрешение на специальное расследование в отношении Злочевского в деле о пятимиллионной взятке, ее тут же вызвали на заседание ВСП и наказали. А судей ОАСК, которые нам запрещают объявлять в розыск подозреваемых, никто никуда не вызывает и не наказывает. На этом фоне даже заикаться о том, что происходит в судах на местах, страшно.
Кстати, в Печерском суде оспаривали нашу подследственность не только по делу ОАСК, но и по делу Злочевского. Позже, правда, адвокаты подозреваемого отозвали свою жалобу, которой планировали через суд обязать генерального прокурора сменить подследственность в данном деле. А буквально вчера судья Печерского райсуда Киева Сергей Вовк постановил передать дело, в котором фигурирует заместитель главы ОПУ Олег Татаров, из НАБУ в ГБР.
Таким образом суд вмешивается в дискреционные полномочия генерального прокурора. Адвокат Вовка просто идет в суд и требует забрать дело у НАБУ, потому что якобы у нас спор за дело с ГБР. Но никакого спора нет. И даже если бы был, то решать его имеет право только генпрокурор, а никак не Печерский суд.
— Ваши действия в этой ситуации? Вы готовы отдать дело по ОАСК?
— Нет, конечно! Однако у генпрокурора есть законное право принять такое решение. Давать какие-либо прогнозы здесь сложно. Однако с учетом ночной практики внесения изменений в Единый реестр досудебных расследований (ЕРДР) я могу допустить, что могут быть приняты процессуальные решения не в пользу НАБУ.
— А в пользу ОАСК. То есть Венедиктова вам в этой истории не товарищ?
— Сложно сказать. Генпрокурор подписала ряд документов, важных для досудебного расследования. Например, представления в ВСП об отстранении подозреваемых судей ОАСК от свершения правосудия, несколько ходатайств следственному судье ВАКС о проведении следственных действий.
— Не будем забывать, что Венедиктова столкнулась с сильнейшим давлением общественности, осведомленной о происходящем с делом ОАСК. Здесь как раз медийное сообщество, заметив обеспокоенность Австралии, выступило единым фронтом.
— Да, но в июне ею было принято еще одно важное решение, которое я полностью поддерживаю и считаю достаточно волевым. Речь о назначении четверки по квоте генпрокурора в конкурсную комиссию по назначению руководителя САП. Все они известные международные эксперты. Более того, именно Венедиктова инициировала норму, согласно которой решение о победе в конкурсе будет легитимным только в том случае, если за него проголосуют как минимум два международных эксперта. И это тоже важный шаг. Теперь, правда, возникала проблема в парламенте с семеркой от ВРУ, вокруг которой начались скандалы. В результате процесс вот уже полгода как заблокирован. Поэтому все важные для нас решения пока принимаются не в САП, а в Офисе генпрокурора.
Но я все-таки воздержусь от окончательных оценок деятельности генпрокурора, оставив некий оптимистичный люфт.
О кейсах олигархов, деле Микитася и «понятийках» Кличко
— На каком этапе находится расследование мошенничества и вывода денег из Приватбанка и почему до сих пор нет результатов? Будут ли в ближайшее время объявлены подозрения?
— Надо понимать, что большая часть возможных схем по выводу денег происходила в частном банке и это были деньги вкладчиков. Поэтому изначально прямой подследственности НАБУ в этом деле не было. И мы, собственно, смотрели на него через призму процесса национализации «Привата» и действий работников Национального банка. Однако после того как генпрокурор Рябошапка проанализировал степень влияния бывших бенефициаров Приватбанка на другие правоохранительные органы, расследующие дела «Привата», было принято решение собрать все эпизоды воедино и отдать в НАБУ. Что и было сделано. И я убежден, что именно этот шаг экс-генпрокурора стал причиной его увольнения. Кто поднимал вопрос по Рябошапке в парламенте? Депутаты, которые прямо связаны с Коломойским. Здесь, кстати, очевиден вопрос несостоятельности гарантий, которые получает генпрокурор от государства. Отправлять его в отставку 226 голосами слишком простая задача для такого состава парламента, как этот. Кстати, антикоррупционный прокурор имеет больше гарантий, чем генеральный прокурор. Как это ни парадоксально.
Что касается «Привата», то одной из самых больших проблем является экспертиза. У НАБУ нет своих экспертных учреждений и мы всегда зависим от других, в первую очередь государственных структур. А они, как известно, подчиняются другим правоохранительным органам и другим органам власти. Поэтому всегда есть риск как подкупа эксперта, так и прямой команды сделать неправдивое заключение.
— СБУ очень долго тянула с экспертизой, но у вас же есть другая, Минюстовская. Правда?
— У нас на сегодняшний день есть наработанные решения, которые требуют согласования прокурора. Сейчас в этом деле однозначно играет свою роль отсутствие руководителя САП. Но я думаю, что в ближайшее время мы поймем, в какую сторону повернется дело и есть ли у Генпрокуратуры воля двигать его в рамках закона.
— Предъявив подозрения?
— В том числе. На самом деле уже сейчас есть достаточное количество громких дел, которые расследованы и дальнейшее рассмотрение которых в суде зависит исключительно ор позиции генпрокурора. Тот же Ротердам+, который, по нашему мнению, уже давно должен был передан в суд, но в силу не совсем адекватных действий курирующего это дело прокурора, заблокирован. При этом мы уже неоднократно инициировали замену прокурора, который закрыл дело и его постановление признано судом незаконным.
— Но в этом деле важно не только доказать ущерб, но и компенсацию получить. Согласно экспертизе, полученной НАБУ, речь о 40 миллиардах гривен, взыскание которых может существенно пошатнуть позиции как ДТЭК, так и Ахметова лично. Но для этого заявить о нанесении ущерба должно правительство Украины, представляющее интересы народа. Что вы сделали для того, чтобы убедить Шмыгаля и Малюську в необходимости такого шага?
— Вы знаете, у нас на этот счет достаточно странный диалог с Кабмином и Минюстом в эпистолярном жанре. В течение двух лет наша сторона неоднократно перечисляла аргументы с просьбой дать нам в дело представителя государства. Однако пока позитивного ответа нет. Кабмин кивает на Генпрокуратуру, Генпрокуратура — на Кабмин.
— По-видимому, Кабмину, героически сражающемуся с ковидом, психологически комфортнее изъять 40 миллиардов из программ местного самоуправления, нежели законно вытребовать их у Ахметова.
— Ну, таких прямых ответов нам тоже не дают, однако и какого-то конкретного посыла в нашу сторону со стороны правительства нет.
— Зато в Верховной Раде для вас есть достаточно прямой посыл и от правительства, и от депутатов. 27 ноября был зарегистрирован правительственный проект закона №4437 «О внесении изменений в Закон Украины «О Национальном антикоррупционном бюро Украины». В пояснительной записке указано, что законопроект предусматривает внесение изменений в закон о НАБУ, согласно которым парламент сможет увольнять директора НАБУ при наличии оснований, предусмотренных в законе. В их числе и решение Ровненского суда о коррупционной деятельности, где у вас не закрыт гештальт с незадекларированным отдыхом, хоть вы и подали на этот счет иск в Европейский суд по правам человека (ЕСПЧ).
— Насколько я знаю, необходимость такого переходного законопроекта обсуждалась на встрече формата G-7. В отношении неправомочности решения Ровненского суда, а также внесения моего имени в Единый реестр лиц, совершивших коррупционные или связанные с коррупцией правонарушения, иск действительно находится на рассмотрении в ЕСПЧ.
— Но ЕСПЧ — это игра вдолгую. И формально то, что власть обещала послам G-7, она вроде бы выполняет. Однако под ковром делается масса абсолютно противоположных движений. То есть парламент все равно будет дергать, — по нашей информации, вы уже ангажированы на заседание антикоррупционного комитета; СБУ не будет давать адекватные экспертизы; с МВД у вас после «рюкзаков» понятно, какие отношения. И там никто не злопамятный, но все злые и память у них хорошая. Опираться-то на кого?
— Если говорить о реальных опорах, то это как раз сегодняшний состав НАПК, куда пришли люди, знающие специфику этой работы. Заработал антикоррупционный суд. Думаю, что к марту мы все-таки получим главу САП. Да, в нашем замкнутом цикле нет своей экспертизы, своей прослушки и прочего. Да, нам бы хотелось иметь более широкую поддержку центральной власти и парламента. Однако давайте признаем, что сегодня влияние олигархов на парламент просто беспрецедентное.
— А президента? Владимир Зеленский, по вашему мнению, заинтересован в сохранении антикоррупционной системы или, наоборот, стремится к ее разрушению?
— Судя по его словам на встрече с послами G-7, — заинтересован. Более того, он дал международным партнерам президентские гарантии того, что будет стоять на страже этой системы.
— А судя по действиям? Тот же кейс Татарова, третью неделю сохраняющего свой пост в ОПУ после того как «заместитель президента по справедливости» Ирина Венедиктова заблокировала вручение ему подозрения в коррупции по делу о квартирах для Национальной гвардии.
— Здесь стоит остановиться подробнее, потому как это первое столь масштабное дело, которое расследуется в условиях замкнутого антикоррупционного цикла. На его примере можно изучать, как должен работать антикоррупционный механизм в государстве. По следам журналистского расследования Bihus.info мы зафиксировали факт, открыли производство и начали расследование. В результате к ответственности был привлечен ряд лиц, среди которых — народный депутат и бывший известный застройщик Максим Микитась, а также командующий Нацгвардией генерал-полковник Юрий Аллеров. Микитась сначала получил пять миллионов залога, потом апелляция увеличила сумму до 80 миллионов. В итоге за нарушение обязательств с него безвозвратно в пользу государства взыскали 30 миллионов гривен и отправили в СИЗО. Через некоторое время он начал с нами сотрудничать. В результате мы знаем всю картину по Нацгвардии, а также он активно дает показания по другим направлениям.
По условиям сотрудничества со следствием Микитась уже возместил 50 миллионов ущерба из 80 необходимых. Кстати, еще у двух подозреваемых также есть соглашения со следствием, которые подтверждены судом.
Один из эпизодов дела по квартирам Нацгвардии касался экспертизы, благодаря которой постарались занизить размер нанесенного ущерба. Вот в этой точке и появилась фамилия нынешнего заместителя главы ОПУ господина Татарова. Который на момент совершения преступления работал начальником юротдела строительной компании «Укрбуд». И вместе с Микитасем дал взятку (паркоместо) руководителю экспертного учреждения. Свидетели дали достаточно подробные показания, включая переписку в телефонах и другие доказательства. Для детективов и прокуроров ситуация абсолютно ясная, не вызывающая никаких сомнений в обоснованности подозрений этим трем людям. В результате предъявляется подозрение руководителю экспертного учреждения и Микитасю, а вот на стадии вручения третьего подозрения вдруг выясняется, что в группе поменяли прокуроров.
— Генпрокурор Венедиктова ночью без предупреждения внесла изменения в реестр дел.
— Честно говоря, с такой историей я столкнулся впервые. Как по сути законченное дело будет развиваться дальше — вопрос. Я пока не буду говорить по другим эпизодам, потому что при помощи Микитася начали вскрываться и другие достаточно интересные факты.
— Так Татарову вручат подозрение? И что делать с решением судьи Печерского суда Вовка о передаче дела ГБР?
— По Вовку мы поддерживаем позицию САП, прокуроры подают апелляцию. Вообще мне сложно представить как после того, как одному из участников преступления уже избрана мера пресечения, когда суд уже дал оценку подозрения, где прописаны все три фигуранта дела, можно не предъявить подозрение Татарову.
Поэтому НАБУ сделает все возможное для того, чтобы справедливость и законность решения были обеспечены. Ситуация очень схожа с делом о взятке нардепу Юрченко за лоббирование решения в парламентском комитете. Юрченко получил подозрение только после того, как была определена мера пресечения посреднику. Хотя в этом случае реально смешно слушать представителей власти, говорящих, что «мы отменили депутатскую неприкосновенность». На самом деле все наоборот.
— Решение замкнули исключительно на качестве генерального прокурора. Сейчас депутаты дрессируются и охраняются только позицией Венедиктовой.
— С другой стороны, если генпрокурор заденет и начнет работать по депутату какого-то олигарха, то для него быстро соберут 226 голосов за отставку. То есть у нас нет системных решений. Даете дискрецию прокурору, дайте ему реальную независимость от этих же депутатов. Здесь очевидная связь и зависимость. К сожалению, по этой же причине и утечки постоянные, вследствие чего мы не можем финализировать свои операции.
— Кейс Микитася по значимости и масштабу может оказаться не менее циничным, чем ОАСК. Это же не только дело о квартирах Нацгвардии, но и еще о многих эпизодах, связанных с «подводным миром» Киева. Микитась заговорил не только с детективами НАБУ, он абсолютно четко в своих постах рассказывает о том, как его «главный юрист Татаров, заместитель Майборода и подставной инвестор Федотенков на основании липового меморандума раздерибанили «Укрбуд».
— Дела, которые мы с вами обсуждаем, настолько масштабны, что их действительно нельзя удержать в каких-то рамках. Когда ты тянешь ОАСК, то выходишь на половину судебной системы страны. Когда разрабатываешь человека, который очень долго при власти, а еще и один из лидеров застройщиков в Украине, то априори получаешь много сюрпризов. Естественно, Микитась много говорит и подтверждает. Но это показания одной стороны. Все нужно проверять и только потом делать выводы.
— Правда ли, что Микитась передал следствию документы и информацию, которая была связана с Березенко, Кононенко, Порошенко и «понятийками», подписанными Кличко?
— Не буду я это комментировать, потому что еще идет расследование.
— Пленки, которые предоставил народный депутат Гео Лерос, учитываются?
— Проблема в том, что в природе существует достаточно большое количество различных записей и пленок, однако никто не может похвастаться законностью их получения. В этом случае мы всегда проверяем два качества доказательства: принадлежность и допустимость. Поэтому очень много скандалов, которые сегодня вбрасываются в медиа, изначально ни на чем не основаны.
— Ну, там же не только пленки, но и материалы, изъятые из компьютера Комарницкого с черной бухгалтерией компании «Эко-Буд-Трейд», занимавшейся строительством Подольско-Воскресенского моста. Четкие схемы «освоения» столичного бюджета.
— И это тоже недопустимые доказательства. Однако если сигналы получены, то их, безусловно, надо перепроверять и подкреплять уже допустимыми доказательствами. Только так можно выйти на подозрения и суд. Поэтому все, о чем вы спрашиваете, пока у нас называется оперативной информацией.
— Ну, так вторая каденция Кличко пошла. Разве Киев не стоит того, чтобы кто-то наконец-то потянул за эту ниточку и превратил тонны оперативной информации в допустимые доказательства? И только нам показалось, что когда при Богдане Банковая наезжала на Кличко, вы оперативно включились, проведя обыски у Столара и Комарницкого? Когда же на Банковую зашел Ермак, договорившийся с Кличко, с доказательствами снова случилась проблема.
— Обыски при Богдане проводили не мы. Однако повторюсь, дела, подобные делу Микитася, это достаточно трудоемкие и глубокие кейсы. И мы ими занимаемся.
— А кто охраняет Микитася? Это важно не только в смысле объема его знаний, которыми он начал с вами делиться, но и тем, что в отношении него началась масштабная кампания по дискредитации. Микитась, конечно, не из подарочного магазина. Но ему позволили влезть в историю с похищением его адвоката. Теперь любой, на кого он укажет пальцем, будет говорить: «Кому вы верите, он же людей ворует!». Это важно.
— Этот инструмент всегда используется. Однако дискредитация происходит в рамках общественного мнения. И мы вряд ли можем на это влиять.
— Нет, вы можете на это влиять, контролируя действия Микитася, который сидит либо под замком, либо на стакане и свободном доступе к телефонам…
— Постойте, мы говорим сейчас не о каком-то биороботе, который полностью нам подчиняется, а о человеке. Какое-то время он был в клинче с нами, но потом решил пойти на сотрудничество. Это, кстати, подтверждает правильность тактики, избранной в первую очередь детективами.
Более того, его соглашение со следствием не значит, что он вмиг стал кристально чистым. Я напомню, что он прежде всего — подозреваемый по целому ряду преступлений. А не свидетель и тем более — не изобличитель. Если брать стандарты доказывания в Украине, то они намного жестче, чем в других европейских странах и Штатах. Доверие к показаниям полицейского в Америке — неоспоримо. Как и доверие к свидетелю, который дал присягу говорить правду. У нас же показания одного человека — ноль. Поэтому можно дискредитировать Микитася сколько угодно, но если его показания подтвердятся другими доказательствами, то ничто не повлияет на ход расследования. Только на восприятие этого дела общественностью.
И сейчас Микитась может рассказывать все, что угодно. Но опять-таки стоит помнить, что во многих процессах, о которых он рассказывает, он сам принимал участие. Понятно, что его цель — минимизировать собственные риски. Поэтому на сегодня показания Микитася — это трамплин для прыжка, который может закончиться абсолютно по-разному. Либо мы получаем допустимые доказательства и убеждаемся в его честности, либо доказываем, что ситуация была не такой, какой ее нам хотят представить. По ситуации с экспертом и Татаровым уже все произошло и доказано, в остальных случаях — еще нет.
— А в эпизоде с Владимиром Гройсманом? Экс-премьер публично обвиняет НАБУ во вранье, возникшем сразу после того, как стало понятно о его президентских амбициях.
— Так мы ж еще ничего не говорили на этот счет.
— Так скажите.
— Информационная политика НАБУ состоит в том, что мы делаем заявления, исходя только из уже установленных фактов. Стопроцентно установленный факт — дело по квартирам Нацгвардии. В части других эпизодов — идет расследование.
— Но ведь от вас же утекли материалы по Гройсману?
— Я не согласен с такой формулировкой. В рамках расследования этого факта по ряду направлений проводились обыски. Естественно, что люди и организации, которые обыскивались, знакомились с документами. Поэтому информация стала публичной. Что для нас не очень хорошо.
— Экспертиза по оценке помещения в деле Гройсмана завершена?
— Нет, не завершена. Поэтому я и не могу ни в положительном, ни в отрицательном аспектах комментировать это дело. Как только будут стопроцентные доказательства той или иной версии, мы все прокомментируем.
Вторую часть интервью можно прочитать здесь.