Ситуация, возникшая в мире после 11 сентября 2001 года, подталкивает мировое сообщество к выработке закона о таком новом виде конфликтов в ХХІ веке, как война с терроризмом. Национальная стратегия защиты Соединенных Штатов открывается красноречивым утверждением — «Америка является воюющей нацией». Дальше идет расшифровка этого утверждения: «сегодняшняя война — против террористических экстремистских сетей, включая их государственных и негосударственных сторонников». Этой войне было дано много определений — «война с терроризмом», «глобальная война с терроризмом» и даже «продолжительная война». Все это, по сути, означает одно: использование военной или другой силы для поражения террористов везде, где они будут обнаружены.
В Соединенных Штатах признают факт войны с терроризмом и ее политические и юридические последствия. Собственно, что это — «война вообще», «новая форма военных действий» или «противостояние с миром терроризма»? Это действительно война в рамках имеющейся юридической структуры — или, как ее определил президент США Джордж Буш в меморандуме Белого дома от 7 февраля 2002 года, «новая парадигма»? «Эту новую парадигму вводим не мы, а террористы. Она требует новой трактовки законов войны, которая при этом была бы совместима с женевскими принципами», отмечается в меморандуме. Не означает ли это следующее: президент Буш считает, что традиционный закон вооруженного конфликта (часто квалифицируемый в США как «закон войны» и соответственно иллюстрируемый четырьмя соглашениями 1949 года в Женеве) не выдержал испытания ХХІ веком и требует изменений или корректировки?
Если это действительно «новая трактовка» американской стороной, то очень важно, чтобы она вписывалась и координировалась с международным ответом на терроризм как на явление, которое в последнее время получает распространение во всем мире. Традиционно и в соответствии с практикой многих последних лет, терроризм определялся как прежде всего внутренняя проблема, сдерживание которой возлагалось на внутренние законы. Действия террористов, которые, как, например, в случае с «Аль-Каидой», давно уже приобрели международные масштабы, не могут расцениваться как обычные преступления, которые должно рассматривать в свете внутренних законов той или иной страны. Таким образом, возникает необходимость расширения заложенных в международное право рамок вооруженного конфликта. Очевидно, что одна страна, какой бы мощной она ни была, не уполномочена единолично вершить правосудие от лица международного сообщества. В сложившейся ныне ситуации, быть может, есть смысл создать авторитетный Международный антитеррористический трибунал, который обладал бы четко выписанными полномочиями судить и привлекать к ответственности преступников из мирового террористического интернационала?
Однако, если мы говорим о смене парадигмы трактовки законов войны с терроризмом, то не стоит ли одновременно выписать соответствующие законы, которые способствовали бы защите жертв, оказавшихся в зоне конфликта, вызванного действиями террористов? Не подлежит сомнению, что необходима смена парадигмы, в соответствии с которой должны учитываться законные права гражданского населения, всегда больше всего страдающего от непримиримого противостояния задействованных в конфликтах сторон. Прежде всего речь должна идти о конфликтах, аналогичных иракскому: на территории этой страны каждый день от рук исламских экстремистов гибнут десятки невинных людей, а у государства нет сил противостоять нападениям террористов.
Наверное, должно быть определено, что когда внутреннее насилие достигает уровня «вооруженного конфликта», то в войне с террористами могут применяться методы и средства, являющиеся адекватным ответом на усиление угрозы со стороны террористических группировок. Ведь если в мирное время отношения между государством и его оппонентами полностью регулируются законами, защищающими права человека, то повышение внутреннего насилия до уровня «вооруженного конфликта» переводит ситуацию в совершенно иную плоскость. В плоскость, где невозможно полностью гарантировать права человека и его защиту от лиц, не считающихся с жизнью своих соотечественников и ведущих неприкрытую войну против гражданского населения, сознательно прибегая к самым варварским методам уничтожения мирных людей. И если до недавних пор террористические действия в основном распространялись в рамках контекста национальной внутренней борьбы, то глобализация терроризма подтолкнула террористов с Ближнего Востока расширить свои действия за пределы их собственных территорий и осуществлять свои нападения и на территории Европы.
Решая этот вопрос, лица и международные организации, принадлежащие к западному миру, угодили в классическую ловушку штампов и навешанных ярлыков. Ловушка эта не нова, но весьма комфортна для тех, кто осваивает выделенные ресурсы на определенную проблему или какую-то задачу. Дело в том, что, анализируя факты, лежащие в основе сложившейся ситуации, мы видим: хотя военные действия в борьбе с терроризмом были довольно успешными, свои возможности они уже исчерпали. Поскольку война — это вооруженное противостояние и является лишь частью мер и средств, которые можно применять для решения каких-то проблем.
Если об этом говорит президент США Джордж Буш, то, очевидно, он как политик, вынужденный говорить очень простыми для рядового гражданина фразами, в принципе прав, называя указанное противостояние войной с терроризмом. Но когда о войне с терроризмом говорят люди, профессионально исследующие этот процесс, — они либо некомпетентны, либо вводят общественность в заблуждение. Конфликт, возникший в противостоянии с терроризмом, некорректно называть войной. Ведь это конфликт, противостояние, комплекс различных конфронтационных действий. И только небольшая надводная часть айсберга противостояния может идентифицироваться как война. Военными методами этот вопрос принципиально невозможно решить. Поэтому затормозились процессы решения проблемы в Афганистане и Ираке, и таким образом они будут тормозиться по всему миру.
Военные завершили разгром военизированных формирований противника, и сегодня в Ираке и в Афганистане должны были бы работать совершенно другие специалисты. В меньшей степени — специалисты военной полиции, сейчас практически полностью взявшей на себя все функции обеспечения безопасности в Ираке, а в большей степени — спецслужбы. Однако намного более важной является работа по созданию новой структуры. То есть новой системы: миссии общества, идеологии и политики. Эти вещи намного сложнее, быть может — не столь очевидны, но это именно то, чего крайне недостает ныне. Если продолжать противостояние силами военных (в частности, военной полиции), то это приведет к тому, что все те же военные — а они уже спрашивают себя, что же делать дальше, — могут предложить другой выход: установление военной диктатуры. Собственно говоря, иного выхода они просто не могут предложить, поскольку им не известны другие способы для стабилизации ситуации.
Может, мы просто забыли, что в западных странах военные — часть западного общества. А что они предлагают в других, менее развитых странах, — можно проследить на недавнем примере Таиланда. Авторитаризация и диктатуризация могут надвигаться постепенно, но их последствия всегда будут отрицательными. Нужно признать: конфронтация, возникшая и подпитывающая терроризм, образовалась по вполне естественным причинам — накопление потенциала экономических, политических, культурных, психологических различий, таким же естественным образом переросших в возмущение. Можно сказать, что существуют потоки торнадо, ураганов и цунами, вызванные этой разницей потенциалов.
Полагаю, именно с этой точки зрения изучают указанную проблему многие аналитические западные центры. Но есть обстоятельство, мешающее политикам и власть имущим всего мира прислушиваться или использовать мнения и разработки людей, понимающих настоящие причины и настоящие модели того, что реально происходит. Очень четко обрисовал картину, подобную сегодняшней, Эрих Мария Ремарк, описывающий наблюдения нелегального эмигранта врача, находящегося в нескольких сотнях метров от здания Лиги наций и видящего, как приезжают и уезжают счастливые и одетые в роскошные костюмы, меха и украшения аристократы и сопровождающие их дамы. Они решают мировые проблемы, а между тем война уже идет в Европе. Ремарк гениально очертил это не с точки зрения социального маргинала, а с точки зрения политического изгнанника антивоенного, антиагрессивного толка, хорошо понимающего причины конфликта.
К чему это привело, мы знаем. История нам показала, что была запущена крайне опустошительная и жестокая война, которой могло и не быть. Причина — этим хорошо и богато одетым господам, которые не были наивными или недалекими, просто было некомфортно, невыгодно решать новые задачи новыми методами. И признать, что вне их узкокорпоративного мира существуют проблемы, о которых они не желали даже слышать. Поскольку были полностью зациклены на решении своих карьерных политических вопросов, увлечены желанием расширять бизнес-горизонты и приумножать финансовые достижения и попытками взять от жизни все, что давало им привилегированное положение в обществе.
Кстати, совершенно аналогичная проблема существует сейчас и в Украине. Так называемая элита занята переделом и дерибаном страны, не думая, что возникающие сегодня вызовы могут одним махом пресечь это все и не дать использовать уже добытое ранее. Итак, возвращаясь к войне с терроризмом, глобальным вызовам и задачам, можно констатировать: эти нестандартные новые задачи изо всех сил пытаются решить устаревшими методами вчерашнего дня. Именно по тому рецепту, о котором кто-то из великих сказал, что заурядные генералы всегда готовятся к вчерашней войне.
Так же заурядные политики готовятся к решению вчерашних проблем. Что фактически признавал предыдущий президент США Билл Клинтон, когда говорил: мы были готовы к «холодной войне» с сильным, но обозначенным противником — Советским Союзом, но не готовы к необозначенной войне с противником, которого невозможно обнаружить. По сути, то, что возмущение вызывается наращиванием разницы экономических, социальных, политических и культурных потенциалов, не является чем-то новым. По крайней мере, это известно политическим, экономическим и системным аналитикам. Возникает классический вопрос: что делать? Ведь, как свидетельствует предыдущий опыт, политики всерьез займутся решением этих вопросов, когда они войдут в состояние острого кризиса.
Собственно, призывы реформировать ООН и другие международные институты — в целом правильны. Но на это уйдет очень много времени. Европейский Союз имел шанс реформироваться на протяжении нескольких десятилетий. Однако на решение проблемы борьбы с терроризмом столько времени просто нет.
Соответственно, должен быть применен иной подход. Поскольку политикой таких масштабов, бесспорно, преимущественно занимаются юристы, следует отметить, что и здесь мы попадаем в ловушку ярлыков, штампов и вчерашних решений. Дело в том, что юридическая наука только оформляет механизмы, создающиеся естественным путем или разрабатывающиеся соответствующими институтами. Но сами законы неспособны создать такой институт, как картина неспособна создать реальность. Попытка «загнать» проблему юридическим путем — обречена, пока не будут созданы работающие механизмы и институты, которые уже потом можно оформить юридически.
Очевидно, что человечество попало в свою очередную кризисную полосу. Когда пытается решать новые неотложные проблемы старыми методами. Когда нет заинтересованности у тех, кто обладает ресурсами, и есть заинтересованность у тех, кто пытается изменить систему различными способами. В этом смысле можно признать, что даже «Аль-Каида» пытается изменить систему. Просто ее «методы» и «цели» весьма специфичны. Вопрос в том, смогут ли достигнуть своей цели «Аль-Каида» или какие-то другие экстремистские группировки? А подобное может произойти, поскольку тенденции, четко вырисовывающиеся сегодня в Латинской Америке, намного деструктивнее и опаснее. Есть основания ожидать, что они смогут благодаря упрощению парасоциалистического и паракоммунистического подходов все-таки достигнуть определенного успеха.
Вопрос, способно ли человечество защитить свои достижения, представленные высшей формой развития западной цивилизации, и продолжить их, — является вопросом, насколько человечество сможет сконцентрировать свои ресурсы и передать управление тем, кто видит адекватные методы противодействия активизации террористических группировок и успеет это сделать в реальном времени, а не будет пытаться использовать модели вчерашнего дня.