В Боснии и Герцеговине вновь открылись старые раны. С легкой подачи общественного объединения «Вперед за правду» на поверхность всплыл вопрос об окончательном «разводе» двух субъектов БиГ — Республики Сербской и Мусульманско-Хорватской Федерации.
В минувший понедельник идейные вдохновители выхода РС из федерации начали сбор подписей за проведение референдума. Три тысячи голосов, заявляют руководители организации, это минимум, который необходим для рассмотрения вопроса в парламенте Республики Сербской — Народной Скупщине. При этом противники Дейтонских мирных соглашений от 1995 года убеждены: их инициативу готовы поддержать от 300 до 500 тысяч жителей РС.
В последний раз о разделе федерации вслух говорили два года
назад. Тогда озабоченным победой националистов на парламентских выборах в БиГ западным эмиссарам удалось донести до Сараево свой главный мессидж: любые сепаратистские телодвижения могут вылиться в новый конфликт. И не только в пределах боснийских границ.
При этом почти никто из них не отрицал: то, что представляет собой эта крохотная балканская республика, трудно назвать многонациональной страной. Скорее, искусственно разделенной по этническому признаку. «Эдакое учебное пособие для западных миротворцев», — констатируют сами боснийские политики.
Предполагалось, что ударной силой Боснии могло бы стать твердое намерение интегрироваться в Европейский Союз, зафиксированное в программах всех политических партий республики. Однако реальные шаги на пути покорения евросоюзовских высот заканчивались там, где появлялась необходимость проводить реальные реформы. Тамошние политики понимают: любые непопулярные меры могут в один момент разрушить в республике и без того хрупкий мир. Как результат — 40-процентный уровень безработицы и две трети молодежи (по данным ООН), желающей во что бы то ни стало эмигрировать из страны.
Другие направления выбирают и западные доноры. На что, похоже, имеют полное моральное право: после окончания боснийской войны международная помощь Сараево составила более пяти миллиардов долларов. Неожиданная щедрость со стороны России, проявленная в прошлом году, в виде 100 миллионов условных единиц на развитие экономики БиГ не в счет. Де-факто это была всего лишь выплата 15-процентной части долга России перед Югославией. Что касается боснийских банков, которым вкладчики доверяют, то они фактически не вкладывают свои денежные средства в кредитование местной экономики: в стране, говорят, трудно найти компанию, которой можно доверять.
Смогут ли в Сараево адекватно отреагировать на сепаратистские настроения в Республике Сербской, неизвестно. Тем более что сделать это с такой сложной политической системой, как в БиГ, не так уж и просто. Напомним, что у каждого субъекта федерации есть свой президент, правительство, парламент, армия и полиция. Над ними — центральное правительство и коллегиальное президентство: в него входят представители трех общин, которые по очереди исполняют функции первого лица. Нелишне упомянуть и так называемого верховного представителя международного сообщества. Формально он должен следить за выполнением Дейтонских соглашений, однако, пишет европейская пресса, бывали случаи, когда ему удавалось принимать те или иные государственные решения без согласования с местными властями.
Также неизвестно и то, как аукнутся идеи вдохновителей боснийского референдума на территории другой Балканской страны — Сербии и Черногории. Насколько взаимосвязаны политические процессы в этих двух государствах, можно было проследить несколько лет назад: после прихода к власти в Белграде Воислава Коштуницы в Боснии резко уменьшилась поддержка сербских националистов.
Союз Сербии и Черногории многие эксперты по сей день расценивают как пример эдакой «фасадной», или «витринной», федерации. Не исключено, что от подобных эпитетов ему не избавиться до тех пор, пока в Подгорице будут сильны идеи, проповедуемые нынешним премьер-министром. Как известно, Мило Джуканович (в узких кругах просто Бритва) обещает сделать Черногорию независимой с 1997 года. Однако доказать, что Черногория действительно «страна воинов и поэтов», ему не удалось до сих пор: на проведение референдума по независимости было наложено вето западных стран.
Между тем Подгорица продолжает отщипывать у Белграда независимость по кусочкам. Так, на этой неделе черногорский парламент утвердил национальный флаг, гимн и день государственного праздника — 13 июля. По словам спикера тамошнего законодательного органа Ранко Кривокапича, впервые за долгое время республика обрела все три символа государственности. Реакции Белграда на момент подготовки этого материала не последовало.
Возможно, там просто были заняты инаугурацией нового президента — Бориса Тадича. Еще бы, соратник бывшего премьера Зорана Джинджича нанес во втором туре выборов поражение кандидату от Сербской радикальной партии Томиславу Николичу.
С одной стороны, соперник Тадича сам приблизил свое фиаско. Обещать в предвыборных речах возрождение Великой Сербии, которая включала бы часть территорий современных Боснии, Хорватии и Македонии, — по сути, то же самое, что призывать к новой войне. С другой стороны, уверены местные эксперты, на сербского избирателя не могла не подействовать жесткая позиция Евросоюза. Накануне выборов европейские чиновники без устали заявляли: в случае победы Николича Сербия окажется в полной международной изоляции.
Кстати, прошедшие выборы были примечательны как раз тем, что кроме Европейского Союза ни одна внешняя сила не пыталась всерьез повлиять на их исход. Ладно еще США — они целиком поглощены Ираком. Но где была Россия, при каждом удобном случае напоминающая о собственных интересах в регионе? Неужели прошлогодний уход российских миротворцев из БиГ и Косово должен был предвещать и свертывание ее политической миссии на Балканах?
Но вернемся к новому «шефу» (так называют своего президента сами сербы). Борис Тадич, как и некогда Коштуница, обещает «вернуть Сербию Европе», подчинить взрывоопасное Косово, укрепить союз Сербии и Черногории, разобраться с преступными кланами, которые до сих пор верховодят в республике, и навести порядок в экономике. Нет, это не тавтология, спешат заверить местные аналитики. Речь, скорее, идет о второй попытке демократического возрождения страны (первая у сербов ассоциируется со словами «революция» и «Коштуница»). К слову, сам Воислав Коштуница — нынешний премьер Сербии — победу Тадича вопринял очень болезненно: накануне выборов он заявлял, что никогда не поддержит кандидатуру лидера Демократической партии. Еще бы, сторонники новоизбранного президента не раз обвиняли правительство Коштуницы в нежелании продолжать реформы, начатые Зораном Джинджичем.
Впрочем, уже осенью в Белграде могут состояться новые парламентские выборы — тридцатое (!) волеизъявление за неполных пятнадцать лет. Стоит ли удивляться тому, что из-за низкой явки Сербия два года жила без президента?