Владимир Горбулин |
Ситуацию вокруг Договора о ПРО, сложившуюся на пороге нового тысячелетия, без сомнения можно считать ключевой для развития международных отношений. Эта тема находится в центре внимания многих публикаций как специалистов, так и журналистов.
Противоречия между США и РФ в отношении судьбы Договора о ПРО 1972 года являются сегодня главным препятствием на пути обеспечения дальнейшего прогресса в сфере контроля за стратегическими вооружениями. Основные участники этого Договора уже длительное время выставляют взаимные обвинения, не пытаясь провести объективный анализ ситуации.
Трудно не согласиться с мнением отдельных авторов, высказывающих предположение, что обе стороны просто устали от необходимости считаться с международными договорами в этой сфере и не прочь вернуться в старые «добрые» времена «холодной войны» периода 60-х годов, когда две сверхдержавы руководствовались исключительно собственным пониманием своих национальных интересов. Именно как ностальгия по этим временам звучит высказывание в Центре международных стратегических исследований заместителя министра обороны США
У.Слокоума: «…не допустим, чтобы кто-то имел право «вето» относительно действий, которые считаем необходимыми для обеспечения национальной безопасности». С аналогичными заявлениями выступали и другие представители администрации США. В связи с подобным заявлением можно только подчеркнуть, что своего рода силу «вето» имеют принятые государством международные договоры, и с этим необходимо считаться независимо от личных приоритетов.
Основой противоречий в вопросах модификации Договора о ПРО являются полярные позиции США и России. Соединенные Штаты, ссылаясь на возможность изменения Договора о ПРО в соответствии со статьями ХIII и XIV, предлагают модифицировать Договор. Россия, ссылаясь на другие статьи Договора, в частности на статью I, в соответствии с которой стороны берут обязательство «…ограничивать системы ПРО и принять другие меры в соответствии с положениями Договора, в том числе не развертывать системы ПРО территории своей страны, а также не развертывать системы ПРО отдельного района, кроме как это предусмотрено в статье III Договора…», настаивает на том, что заявленные США предложения о модификации Договора идут вразрез с его существом.
На данном этапе развития мирового сообщества проблема создания систем ПРО имеет принципиальное значение — не только на уровне двусторонних отношений основных ядерных государств (США–РФ), но и в глобальном плане, поскольку затрагивает интересы Китая, стран Европы, Индии, Пакистана и других; несмотря на то, что сам по себе Договор, заключенный между США и СССР, юридически обязателен только для США и правопреемников СССР. Поскольку вопрос о правопреемниках не получил окончательного юридического разрешения (подписанные в 1997 году на уровне министров иностранных дел договоренности все еще не вступили в силу), то единственными участником Договора на сегодня являются только США, что нельзя расценивать иначе как юридический «казус».
В свое время, подписанный в 1972 году Договор стал отправной точкой и своего рода фундаментом для последующих соглашений в сфере контроля над стратегическими вооружениями двух сверхдержав. Поскольку роль стратегического паритета между основными ядерными державами все еще сохраняет свое значение, несмотря на все рассуждения об однополярном или многополярном мире, то ситуация в этой сфере является ключевой для всех процессов контроля за стратегическими вооружениями, в котором участвуют, прежде всего, США, РФ и другие страны — правопреемники СССР (Беларусь, Казахстан, Украина).
С другой стороны, благодаря распространению ракетных технологий и возникновению новых угроз, проблема защиты от ракетного нападения и иррациональных действий некоторых государств имеет значение не только для США, но и для стран Европы, Ближнего Востока и Азии (то есть проблема на сегодня является глобальной). По сути, в этом отражаются результаты естественного диалектического процесса развития средств нападения и защиты. Причем ситуация складывается достаточно парадоксальная – если США и страны — правопреемники СССР связаны системой договорных ограничений в сфере стратегических вооружений, то все остальные государства таких ограничивающих рамок вообще не имеют, за исключением режима РКРТ, членами которого являются далеко не все государства.
Если в суммарном количестве средства стратегического нападения существенно сокращены (в т.ч. и благодаря действиям Украины), то в сфере разработки ракет меньшей дальности несколько иное состояние. Например, появились новые национальные программы создания ракет с дальностью 1000—3000 км: в КНДР (ракета «Нодонг»), в Пакистане (ракеты «Гхаури-1», «Гхаури-2»), в Иране (ракета «Шахаб-3»). Перечисленные ракеты прошли летные испытания. Нельзя полностью исключать того факта, что после завершения создания ракет такого класса эти государства могут предпринять усилия для создания боевых ракетных систем большей дальности.
Аргументом в пользу такого сценария развития событий могут служить проведенные в КНДР испытания ракеты-носителя «Тэподонг-1» (двухступенчатая ракета со второй ступенью от «Скада»). По мнению ЦРУ, «…при наличии действующей третьей ступени и боеголовки, способной функционировать после завершения полета по траектории МБР, переоборудованная ракета-носитель «Тэподонг-1» может доставить легкий полезный груз до Соединенных Штатов».
Можно привести примеры интенсификации разработок ракетного вооружения и в других странах. Из сказанного следует необходимость создания более широких и действенных, чем «Режим РКРТ», международных договоренностей в сфере ограничений ракетных вооружений и средств защиты.
В этой связи, следует согласиться с теми исследователями, которые считают назревшей проблему создания более широких международных договоренностей. Однако приступать к их формированию необходимо, не нарушая, а сохраняя существующую систему договоренностей и дополняя ее новыми более глобальными соглашениями.
Глобальную задачу можно сформулировать как необходимость перехода от ситуации стабильности, основанной на балансе силы (концепция сдерживания), к балансу интересов, закрепленному в международных глобальных соглашениях.
Истоки поляризации позиций США и РФ следует искать в истории и особенностях разработок в области ПРО и стратегических наступательных вооружений.
Из истории разработок
Обратимся к истории разработок США в области создания ПРО. Этот вопрос всегда вызывал наиболее острые политические дискуссии в стране. Объяснение этому феномену следует искать в укрепившемся представлении об американской «исключительности» – неуязвимости Американского континента. В этом плане совершенно справедливым является высказывание российского специалиста С.Рогова: «Признание уязвимости американской территории оказалось весьма непростым для страны, которая почти два века жила в условиях отсутствия непосредственной угрозы» («Независимое военное обозрение», 1999, №6).
Согласие на стратегический паритет с Советским Союзом было вынужденным. Паритет американскому обществу представляется слишком жестким условием. Именно в этом – ключ к разгадке тех огромных усилий, которые предпринимались США в направлении создания систем ПРО, способных вновь восстановить неуязвимость США. Достаточно напомнить основные программы в этом направлении: «Найк — Зевс» (1957—1963 гг.), «Найк — Икс» (1963—1965 гг.), «Сентинел» (1965—1969 гг.), «Сейфгард» (1969—1976 гг.).
Создание противоракетных систем проводилось параллельно с мощным развитием в США и СССР стратегических сил нападения, основу которых составляли межконтинентальные баллистические ракеты (МБР), которым, наряду с совершенствованием их как оружия поражения стала придаваться способность преодоления ПРО. По сути, шел диалектический процесс развития средств нападения (МБР) и средств защиты (ПРО). Причем совершенствование средств нападения, как правило, опережало развитие средств защиты.
В СССР, в Украине, в 1963 году была создана первая тяжелая МБР SS-9. В ответ американские специалисты оснащают МБР «Титан-2» разделяющейся головной частью с головками индивидуального наведения (РГЧ ИН), что, с одной стороны, повышает эффективность действия МБР, с другой – усложняет работу систем ПРО. Аналогичные сложные головные части (РГЧ ИН) появляются в СССР. В обеих странах начинается усиленная разработка специальных средств преодоления систем ПРО (специальных покрытий боевых головок, ложных целей, активных помех, диполей и др.).
В СССР в 1969 году, учитывая возможности развития ПРО и нарождающуюся стратегию ответного удара, принимается новое направление развития сил стратегического нападения. Из двух концепций – создание большого количества простых и дешевых ракет и пусковых установок (предложение российских организаций) и концепции, базирующейся на трех основных принципах развития (предложение украинских организаций) – совершенствование собственно ракеты как оружия поражения, в т.ч. в условиях противодействия ПРО, обеспечение повышенной защищенности пусковой установки и повышение боеготовности ракетного комплекса – выбор был сделан в пользу предложений украинских специалистов.
Вследствие более быстрого развития средств нападения, разрабатываемые на этом этапе системы ПРО оказывались малоэффективными. В 1969 году обе стороны, придя к выводу, что создание систем ПРО является недопустимо сложным и дорогостоящим, начали американо-советские переговоры по ограничению стратегических наступательных вооружений. Переговоры завершились заключением в 1972 году бессрочного Договора о ПРО.
В соответствии с заключенным Договором, каждой стороне разрешалось создать два района базирования средств ПРО в границах национальной территории, в каждом из которых могло быть размещено не более 100 ракет-перехватчиков. В 1974 году Протоколом к Договору о ПРО было введено изменение: вместо двух районов ПРО каждая сторона ограничивалась одним.
Ограниченная система ПРО «Сейфгард» была развернута на базе Гранд-Форкс (штат Северная Дакота) в соответствии со Статьей III Договора. Однако средства нападения развивались гораздо быстрее – эта система была неспособна справиться с МБР, оснащенными средствами преодоления ПРО и многоэлементными ГЧ; как следствие, в 1976 году система «Сейфгард» была демонтирована. В то время как созданная в СССР система ПРО Москвы функционирует и сегодня.
Следующей попыткой обеспечить неуязвимость США было провозглашение президентом Р.Рейганом в 1983 году стратегической оборонной инициативы (СОИ).
Концепция СОИ, предусматривавшая создание широкомасштабной эшелонированной системы с компонентами космического базирования (включая информационные и ударные средства), полностью подрывала режим, установленный Договором о ПРО. Но и этой концепции не суждено было осуществиться. Нападение вновь опережало защиту. В работах украинских ракетчиков было показано, что реальные возможности преодоления ПРО, разрабатывавшейся США в рамках СОИ, с учетом принятия специальных мер противодействия сохраняются достаточными для обеспечения сдерживания.
В исследованиях рассматривались возможности космической системы ПРО, состоящей из 50 космических аппаратов (КА) наблюдения и обнаружения, 100 КА с ударными химическими лазерами; наземных лазеров с зеркалами космического базирования (50 аппаратов). В качестве показателя эффективности такой системы ПРО, ориентированной на перехват МБР на активном участке, принято потенциальное количество перехватов ракет. По оценкам получены такие значения этого показателя: около 5000 перехватов для существующих типов МБР и лишь 50-100 – для МБР, реализующих меры противодействия (сокращение активного участка и модульное построение верхних ступеней).
Таким образом, проведенный анализ показал, что реализация мер противодействия снижает потенциальную эффективность систем ПРО космического базирования в 50—100 раз, что полностью обесценивает рассматриваемую систему. Видимо, к такому же выводу пришли и руководители программы работ в США. В результате, в конце 80-х годов, в период окончания «холодной войны», прозвучали призывы (в т.ч. со стороны председателя сенатского комитета по делам вооруженных сил С.Нанна) о переориентации этой претенциозной программы в направлении создания ограниченной по своим возможностям системы защиты от случайных и несанкционированных пусков баллистических ракет. (Президент Дж.Буш объявил о такой переориентации программы разработок средств ПРО 29 января 1991 года.)
Администрация Б.Клинтона вновь вернулась к идее создания национальной системы противоракетной обороны (НПРО), способной обеспечить неуязвимость всей территории США, но уже от ограниченного удара МБР, прежде всего — со стороны «террористических» государств.
23 июля 1999 года Б.Клинтон подписал закон о НПРО, согласно которому летом 2000 года предполагалось принять решение о том, следует ли разворачивать ограниченную НПРО, с учетом технической ситуации в этой сфере и прогресса в согласовании поправок к существующему Договору о ПРО.
По замыслу американских специалистов, НПРО предназначается для защиты всей территории страны (50 штатов) от ракетного нападения. Развертывание НПРО планировалось осуществить в несколько этапов.
На первом этапе НПРО включала бы следующие компоненты: 20 ракет-перехватчиков наземного базирования на Аляске, одну радиолокационную станцию (РЛС) ПРО для управления боевыми действиями (о.Шемил, штат Аляска), пять РЛС предупреждения о ракетном нападении. Реализацию этого варианта планировалось завершить в 2003 году, при условии принятия решения в 2000 году.
На втором этапе, в том же районе базирования предполагается увеличить количество ракет-перехватчиков (РП) до 100. Начало эксплуатации НПРО второго этапа намечалось на 2005 год.
На третьем этапе планировалось иметь 125 ракет-перехватчиков на Аляске и 125 – в Гранд Форксе (штат Северная Дакота). Система НПРО третьего этапа должна была обеспечивать перехват боевых головок, оснащенных сложными элементами преодоления ПРО при любой ракетной атаке. Начало эксплуатации НПРО третьего этапа предполагалось в 2010—2015 гг.
Очевидно, что хотя предусмотренные масштабы развертывания (200—250 РП), по сути, согласуются с первоначальными ограничениями Договора, тот факт, что они предназначены для обороны национальной территории и география их размещения противоречит Договору, требует согласования поправок к нему. Против этого категорически выступает Россия. Несмотря на многочисленные двухсторонние консультации, стороны так и не приступили к обсуждению необходимых поправок, и в этом суть противоборства между США и РФ, «являющихся» основными стратегическими партнерами Украины.
Окончательная позиция администрации нового президента США будет сформулирована лишь к концу 2001 года, и в этом плане исключительное значение имеет широкое обсуждение проблемы ПРО мировым сообществом. Однако эти работы являются приоритетными для новой администрации, которая, не отвергая и планов предыдущей администрации, ведет также более широкий поиск альтернатив.
В отличие от Б.Клинтона новый президент США Д.Буш планирует создать более крепкий антиракетный щит, «здоровую» НПРО, которая может развиться в систему с использованием элементов космического базирования. Создание такого щита для начала ежегодно потребует дополнительно ассигнований в $8—10 млрд., а в последующем – они будут достигать $20—30 млрд. в год. Если же учесть технические трудности, с которыми уже столкнулись американские специалисты при создании многоярусной НПРО, ее развертывание до конца текущего десятилетия представляется проблематичным.
Одним из принципиальных первоочередных вопросов, находящихся на обсуждении, является оценка соответствия НПРО обсуждаемой конфигурации поставленным целям, ее влияние на стратегическую стабильность.
Согласно имеющейся информации, задача НПРО первой очереди (по планам администрации Б.Клинтона) – обеспечивать защиту от нескольких десятков боеголовок Северной Кореи с низкими возможностями преодоления ПРО. Имеются оценки, что каждый комплекс из 20 ракет-перехватчиков будет обеспечивать с вероятностью 0,98 перехвата от пяти до семи простых баллистических целей (при вероятности перехвата каждой РП приблизительно 0,85).
Для системы НПРО второго этапа в составе двух районов базирования (200—250 РП) ставится задача перехвата «нескольких десятков МБР с существенными возможностями преодоления ПРО».
Поскольку в системе ограниченной НПРО используется РП с большими высотами перехвата и большой дальностью стрельбы (до 2000 км), то возможности селекции целей будут достаточно ограниченными, и в качестве ложной цели можно рассматривать даже корпус последней ступени МБР.
При таком предположении один противоракетный комплекс из 20 РП будет обеспечивать надежный перехват пяти боевых блоков, а комплекс в составе 100 РП – до 25 целей соответственно; то есть минимальная задача НПРО является вполне реальной. Подтверждением этому служит и район размещения НПРО первой очереди на Аляске. Именно РЛС на о.Шемия контролирует запуски с района Северной Кореи и Китая.
В отношении пусков МБР с территории России эта РЛС малоэффективна. При использовании 250 РП, максимальное общее количество перехваченных боевых блоков, защищенных ложными целями, составит около 50 единиц (при применении всего трех ложных целей на каждой МБР). С учетом имеющихся оценок показателей боевой эффективности ограниченной системы НПРО вряд ли следует говорить о ее влиянии на стратегическую стабильность и непосредственно — на возможность поддержания ядерного паритета между США и РФ.
На сегодня все еще сохраняется получивший признание в период «холодной войны» подход к поддержанию стратегической стабильности в мире через обеспечение взаимного ракетно-ядерного сдерживания.
Несмотря на все политические заявления как США, так и Россия рассматривают возможность нанесения ответного «удара возмездия» как гарантию стабильности ситуации. Исходя из этих позиций, наличие или отсутствие средств ПРО национальной территории, безусловно, может сказаться на такой возможности. Весь вопрос в том, каковы возможности такой системы ПРО и каковы масштабы развертывания средств нападения (т.е. сколько боеголовок находится в боевой готовности у каждой из сторон), а также какова способность обеспечить запуск после первого «обезоруживающего» удара.
Поскольку максимальное количество перехватываемых боеголовок системой НПРО в составе 250 РП, как указано выше, не будет превышать 50 единиц, то смещение области стабильности будет совершенно незначительным.
Отсюда достаточно очевидный вывод: при строгом соблюдении декларируемых для НПРО США задач и обсуждаемых масштабов развертывания значимого влияния на стратегическую стабильность в плане двусторонних отношений с РФ не произойдет и перспективы дальнейшего сокращения СНВ, вплоть до 1500 боеголовок, для каждой стороны сохранятся.
Следовательно, цель участников Договора о ПРО состоит не в том, чтобы отказываться от ведения переговоров по согласованию поправок к Договору (как это предусмотрено в самом Договоре), а в том, чтобы такие поправки не позволяли отойти от ограничений Договора по существу и не позволили развернуть такую систему НПРО, которая привела бы к заметному влиянию на стратегическую стабильность в мире. И такая задача вполне реальна при наличии воли у всех участников переговорного процесса. Таким является основной вывод на уровне соглашений между участниками Договора.
Аргументом в пользу именно такого подхода к масштабам развития работ по созданию НПРО в США является и исторический опыт, имевший место в отношении программы СОИ. Наличие эффективных асимметричных мер приведет вновь к опережению средств нападения, и усилия по наращиванию масштабов развертывания НПРО за обсуждаемые рамки будут вновь нейтрализованными, что неоднократно подчеркивается российскими экспертами.
Если обратиться к проблеме нейтрализации ракетной угрозы на глобальном уровне, то в этой сфере усилия должны быть направлены прежде всего на ограничение ракетного распространения. Следует согласиться, что существующие режимы (РКРТ) не имеют достаточного сдерживающего значения. Угроза ракетного распространения имеет возрастающий характер, что является следствием влияния многих факторов.
Прежде всего, баллистические ракеты большой дальности сравнимы по своей «привлекательности» с ядерным оружием. Их наличие свидетельствует о претензиях государства на высокий политический статус, и отсутствие глобальных ограничений упрощает процесс вступления в клуб избранных. Кроме того, имеет место влияние естественного развития средств вооруженной борьбы.
Возможными барьерами на пути усиления ракетной угрозы могут стать:
– создание Глобальной системы контроля за перераспределением ракет и ракетных технологий, предложенное Россией в июле 1999 года на саммите «большой семерки» в Кельне;
– создание Совместного центра обмена данными раннего предупреждения и уведомления о ракетных пусках (меморандум, подписанный США и РФ в июне 2000 года).
Вместе с тем, определенным барьером на глобальном уровне являются и практические работы по созданию средств противоракетной обороны тактического уровня, не охваченные Договором. Однако юридическое разграничение стратегических и тактических средств будет окончательно оформленным лишь после вступления в силу Нью-Йоркского пакета. Необходимо отметить, что многие страны, не участвующие в Договоре, ведут активные работы в этой сфере.
Из изложенного выше следует, что объективной задачей в плане нового мирового порядка, который призван прийти на смену периоду «холодной войны», является, прежде, всего сохранение достигнутой (т.е. существующей) системы Договоров в сфере стратегических вооружений (Договор о ПРО, Договор по РСМД, Договор СНВ-1, СНВ-2). И далее, базируясь на уже достигнутых, необходимо вести поиск более общих, новых договоренностей, которые бы охватили не только уже вовлеченные в этот процесс страны, но также остальные ядерные державы и другие государства.
Официальная позиция Украины в этой сфере достаточно последовательна и обоснованна. Украина подтвердила свою готовность стать одним из правопреемников по всем договорам, подписанным ранее Советским Союзом, и последовательно оформляла свои обязательства юридически: присоединилась к ДНЯО в качестве неядерного государства, ратифицировала и выполняет Договор СНВ-1, ратифицировала Меморандум о правопреемстве по Договору о ПРО, обязательства РКРТ и т.д.
При этом для Украины характерен универсальный подход: она реализует свою приверженность к безъядерному миру не выборочно в отношении отдельных Договоров, а учитывая всю их палитру. С этих позиций попытки наших партнеров перевести обсуждение судьбы Договора исключительно на двухстороннюю основу противоречат этому принципу.
Официальное отношение Украины по проблеме модификации Договора о ПРО изложено 23 ноября 2000 г. в соответствующем заявлении МИД нашего государства в связи с заявлением Президента России от 13 ноября 2000 г. по вопросу стратегической стабильности. В нем, в частности, подтверждается изложенная выше приверженность идее безъядерного мира, поддерживаются инициативы президентов США и России в сфере стратегической стабильности. Украина также отмечает, что условием успешной реализации позитивных принципов, идей и инициатив является сохранение Договора о ПРО.
Учитывая усиливающиеся дискуссии вокруг Договора о ПРО, целесообразность обеспечения легитимности работы Постоянной консультативной комиссии на многосторонней основе, Верховной Радой Украины 11 января 2001 г. был ратифицирован Меморандум «О договоренности в связи с Договором между СССР и США об ограничении систем ПРО» от 26 мая, определяющий правопреемство Украины относительно Договора.
По мнению Украины, переговоры относительно судьбы Договора о ПРО должны проходить в рамках специально созданной для этой цели Постоянной консультативной комиссии (ПКК), в которой представлены не только США и РФ, но и остальные государства — ядерные наследники бывшего СССР: Беларусь, Казахстан и Украина. Как раз многосторонний характер ПКК и является тем важнейшим фактором, который призван способствовать разрешению существующих проблем и обеспечению эффективности и жизнеспособности Договора в ХХІ веке.
Корректность, демонстрируемая сегодня Украиной, вполне оправдана: и США, и РФ – центральные фигуры в дискуссии – являются ее официально декларируемыми стратегическими партнерами, преследующими противоположные интересы.
Первоначально США пытались строить отношения с Российской Федерацией как с единственным правопреемником бывшего СССР по ПРО. Это стремление легко понять: в двустороннем формате проще всего обеспечить реализацию договорных отношений в такой чувствительной сфере, как ограничение стратегических вооружений. Тем более, что в начале 90-х годов российско-американские отношения выстраивались на фоне постперестроечной романтики.
К 1993 г., в немалой степени благодаря упорству Украины в отстаивании ее прав на ядерное наследство, несмотря на сильное давление и со стороны Вашингтона, и со стороны Москвы, позиции партнеров изменились. В письме госсекретаря США украинскому МИДу сообщалось о том, что Соединенные Штаты готовы рассматривать Украину в качестве государства-правопреемника по Договору о ПРО и предложить принять ей участие в работе Постоянной консультативной комиссии, созданной в соответствии с Договором. (Аналогичные послания получили Беларусь и Казахстан). В результате открылась возможность начать работу по подготовке необходимых договоренностей, которые после четырехлетней работы ППК были представлены в составе пакета документов, подписанных представителями США и четырех государств-наследников бывшего СССР 26 сентября 1997 г. в Нью-Йорке.
Следует напомнить, что необходимость подтверждения правопреемство Украины по Договору о ПРО объективно возникла одновременно с подписанием ею 23 апреля 1992 г. Лиссабонского протокола к Договору о СНВ, поскольку эти документы взаимосвязаны. Понимая эту неразрывную связь и принимая на себя соответствующие обязательства, Украина стала выполнять условия Договора между СССР и США о ПРО. Это обстоятельство было зафиксировано еще 9 октября 1992 г. в Бишкеке подписанием главами государств СНГ Решения об их участии в Договоре применительно к своим территориям.
На сегодняшний день, как известно, Меморандум о правопреемстве ратифицирован двумя сторонами из пяти – Российской Федерацией и Украиной. Задержка ратификации со стороны Казахстана не связана с какими бы то ни было политическими проблемами, а официальному Минску ратификация для вступления документа в силу и вовсе не требуется. Следовательно, единственным препятствием остается нежелание признать Меморандум законодателями США.
1 ноября 1999 года ГА ООН большинством голосов одобрила резолюцию 54/54А, подготовленную Первым комитетом ООН по разоружению и безопасности по инициативе КНР, поддержанную РФ и Беларусью, призывающую к последовательным усилиям по укреплению Договора, сохранению его целостности и действенности. Украина тогда была в числе воздержавшихся при голосовании, что отвечало интересам одного из ее стержневых партнеров, выраженных в частности, просьбой бывшего посла США С.Пайфера, чтобы Украина и другие страны «…во время предварительного голосования в первом комитете ООН либо воздержались, либо проголосовали против российского предложения».
При голосовании аналогичной резолюции ГА ООН 55/33В в ноябре 2000 года Украина «покинула лагерь воздержавшихся», в котором остались все европейцы, и присоединилась к оппонентам американским планам модификации Договора о ПРО (среди них оказались и все государства СНГ). Смена позиции в определенной степени свидетельствует об ослаблении сотрудничества США с Украиной на стратегическом уровне к этому времени, а также более корректной редакции самой резолюции.
По мнению некоторых западных политологов, причиной изменения позиции стал продуманный Украиной тактический ход – ее дрейф в сторону России. Поддерживая Договор о ПРО, она не только демонстрирует неудовлетворенность состоянием стратегического партнерства с США, но и опирается на поддержку Москвы в целях усиления сотрудничества с последней.
Справедливости ради следует признать, что оба стратегических партнера ведут себя непоследовательно относительно привлечения Украины к дискуссии, предпочитая проводить обсуждение в формате двусторонних консультаций, хотя их исход во многом определит линию поведения Украины.
В случае, если США все же выйдут из Договора о ПРО, вполне естественным будет выход РФ из Договоров по СНВ-1; тогда и Украина будет считать себя свободной от всех обязательств в этой сфере, за исключением обязательств по ДНЯО.
В известном смысле, такая ситуация может рассматриваться даже предпочтительной для Украины — как страны, обладающей мощной ракетно-космической промышленностью и достаточно высоким научно-технологическим потенциалом. Тем более, что в таких условиях двусторонние отношения США–РФ могут вернуться к состоянию новой гонки вооружений, что будет толкать Россию на военно-техническое сотрудничество с Украиной. Однако не исключено, что для Украины в этом случае будут утрачены надежды на европеизацию.
И все-таки, как было показано выше, официальная политика Украины имеет совершенно другую ориентацию, нацеленную не на раздувание политических амбиций, а на заботу о политической стабильности в мире в целом.
У безъядерной Украины гораздо больше потребностей ратовать за сохранение и упрочнение договорных отношений, чем у ядерных держав. Отказываясь от силового фактора, Киев старается обеспечить интересы национальной безопасности, полагаясь на силу международных соглашений. Для этого необходимо сохранение равноправного членства Украины в Договорах о ПРО, РСМД, ДНЯО, СНВ-1 как ракетно-космической державы с высоким уровнем технологического развития, превосходящим многие де-факто ядерные державы.
Каким видится благоприятное разрешение ситуации вокруг Договора о ПРО с позиции национальных интересов Украины?
1. Мы убеждены в необходимости сохранения Договора о ПРО как основы существующей системы ограничений в сфере стратегических вооружений. То, что ситуация в мире изменилась и на повестке дня — необходимость разработки новой системы договорных отношений, не означает, что оправдавшая себя система должна быть взломана и уничтожена. В этом должны быть заинтересованы все участвующие стороны. И если для этого потребуются умеренные уступки, связанные с внесением поправок, не противоречащих сути Договора (возможность иметь два района базирования ПР общей численностью до 200—250 штук), то Украина готова активно их поддерживать и устранять противоречия, которые явились следствием технического прогресса за прошедшие со времени разработки Договора почти 30 лет.
2. Ситуация требует безотлагательной ратификации Соединенными Штатами Меморандума о правопреемстве, а также документов по разграничению стратегической и тактической ПРО, подписанных 26 сентября 1997 г. в Нью-Йорке министрами иностранных дел стран–участниц Договора. Последние могли бы стать основой для разработки нового глобального соглашения в сфере тактической ПРО.
Ратификация документов этого пакета не только устранит юридический «казус», когда в Договоре имеется лишь одна сторона (США), а правопреемники СССР юридически не определены, но и внесет ясность в допустимую область разработок – тактической ПРО (исключая возможность политических спекуляций вокруг этих работ), работы в которой уже ведутся многими странами.
3. Вопрос оформления участия Украины принципиально важен, т.к. подтвердит последовательность ее политики в сфере контроля вооружений и равноправность в отношении всех Договоров; будет отвечать ее геополитической роли в Европе и создаст условия для активного сотрудничества по вопросу создания ПРО для Европы, где имеются все условия для достижения консенсуса.
Предпосылки для этого имеются. В Украине функционируют два узла СПРН – станции РЛС, предназначенные для обнаружения и определения координат движущихся ракет и космических объектов с наиболее ракетоопасного направления. Эти узлы целесообразно задействовать в системе глобального контроля пространства в интересах не только России, но и всей Европы. Вызывает удивление упорное нежелание считаться с этим фактором как со стороны НАТО, так и со стороны членов ЕС.
Украина могла бы участвовать в создании тактических средств ПРО морского базирования в Черноморском бассейне, а также в других совместных разработках. Вызывает удивление ситуация, когда стратегический партнер Украины США активно сотрудничает в этой сфере со многими странами Европы, Азии, Ближнего Востока и не проявляет никакого понимания к интересам Украины (и тем самым толкает ее на одностороннее развитие сотрудничества только с Россией).
4. Украина с пониманием относится к любым новым инициативам, направленным на упрочение стратегической стабильности в мире в новых условиях, будь то Глобальная система контроля за нераспространением ракетных технологий, обмен данными систем раннего предупреждения, ограничения в отношении милитаризации космического пространства или другие инициативы, и будет способствовать активизации переговорных процессов в этих направлениях.