То, что сегодня происходит в Туркменистане, тамошняя официальная пропаганда помпезно называет «эпохой нового Возрождения». В стране провозглашена политика открытых дверей и курс на демократизацию, начались реформы в экономике, в области здравоохранения и образования. Здесь много деклараций, что не удивительно: Гурбангулы Бердымухаммедов постоянно балансирует между продолжением авторитарного курса Туркменбаши на самоизоляцию и политикой открытых дверей. В действиях нынешнего президента Туркменистана видится не столько попытка уйти из «золотого века» Сапармурада Ниязова, сколько намерение приспособить режим к процессам, происходящим в стране и мире. Таким образом он хочет укрепить и усилить свою личную власть и гарантировать стабильность в стране.
Среди последних нововведений — конституционная реформа, расширившая полномочия президента. Это произошло в том числе и за счет упразднения уникального законодательно-исполнительного органа Туркменистана — халк маслахаты. Этот народный совет, состоявший из 2507 постоянных членов, назначаемых президентом, включал в себя членов правительства, парламента, совета старейшин, силовиков, а также региональных руководителей. Этот орган помогал туркменскому руководству придать принимаемым им решениям видимость всенародного участия. Теперь полномочия халк маслахаты переданы президенту и парламенту. Подобные изменения должны не только упростить механизм управления государством, но и закрепить в стране «конституционный авторитаризм» Бердымухаммедова.
Спустя полтора года после занятия президентского дворца Гурбангулы Бердымухаммедов продолжает выстраивать в высших эшелонах такую вертикаль власти, которая была бы не просто лояльна к нему, а беспрекословно преданна. Поэтому в органах власти очень много родственников и земляков президента из его родного Ахальского района. Пусть они некомпетентны. Зато в их личной преданности Бердымухаммедов не сомневается. Ведь своим положением в обществе, богатством они обязаны только ему. Эта политика позволяет президенту контролировать ситуацию в стране, на корню пресекая возможное недовольство. Но для подобной чиновничьей среды, помимо некомпетентности и интриганства, характерна и коррупция в больших масштабах, и связи с наркобизнесом.
Другой существенной проблемой для Бердымухаммедова является отсутствие в стране профессионалов. После многократных чисток, устраиваемых с известной периодичностью Туркменбаши, в стране практически не осталось квалифицированных специалистов в сфере экономики, промышленности и государственного управления. А после кадровых чисток, проведенных в первый год пребывания у власти Бердымухаммедова, на вершине туркменского олимпа практически сменился весь состав руководства страны. Из окружения Ниязова остались немногие. В их числе помощник президента Виктор Храмов, заместитель управделами президентского аппарата Александр Жадан и секретарь президента Владимир Умнов. Они не только содействуют Бердымухаммедову в выработке внутренней политики, но и помогают ему лично патронировать финансовые потоки, циркулирующие под контролем высокопоставленных вельмож.
Кроме того, из старой команды остались министр обороны Агагельды Мамметгельдыев и глава внешнеполитического ведомства Рашид Мередов. Мамметгельдыев, будучи пенсионного возраста, не имеет политических амбиций. А Рашид Мередов, являясь одним из немногих профессионалов в окружении президента, помогает тому выстраивать внешнеполитическую стратегию. Она должна не только вывести страну из самоизоляции, в которой та оказалась в результате политики Ниязова, но и улучшить имидж Бердымухаммедова.
Надо признать, что Ашгабаду пока удается решать свои внешнеполитические задачи: он активно развивает отношения не только с Россией и Китаем, но и со странами Запада. При этом на Западе не питают иллюзий относительно нынешнего туркменского режима. Но на контрасте с тоталитарным режимом Ниязова правление Бердымухаммедова выглядит достаточно либеральным: в стране периодически проходят амнистии, а репрессии не носят системного характера. И этот занавес демократии вполне устраивает Европу и Америку, заинтересованных в туркменских нефтегазовых ресурсах.
Несмотря на то что Бердымухаммедову удается формировать вертикаль власти, все же ситуация в Туркменистане далека от стабильности, а положение президента не столь надежно. В начале сентября почти сутки в Ашгабаде шел ожесточенный бой между неизвестной группой вооруженных людей и правительственными войсками. При проведении этой операции власти использовали бронетехнику: звук разрывающихся снарядов был слышен по всему городу. По разным данным, во время перестрелки 12—13 сентября погибло от двадцати до ста сотрудников МВД и минобороны. Около десяти посмертно получили высшие государственные награды Туркменистана.
По официальной версии, на заводе по производству питьевой воды в ашгабадском районе Хитровка шел бой с некой группировкой, занимавшейся торговлей наркотиками. Возможно, что туркменские власти в этот раз действительно говорят правду, и туркменскому спецназу противостояли боевики наркомафии. Но, по другим версиям, сражение на Хитровке стало либо следствием межкланового противостояния, либо операцией по ликвидации боевиков-исламистов. Эксперты вспоминают, что незадолго до событий был совершен налет на оружейный склад, расположенный в Ашгабаде. Тогда было похищено большое количество стрелкового оружия. Однако события 12—13 сентября рассматриваются и под другим углом.
В последние месяцы были серьезно усилены меры безопасности Гурбангулы Бердымухаммедова: кортеж президента, помимо традиционных автомобилей охраны, стали постоянно сопровождать четыре—пять грузовиков с солдатами. Кроме того, служба безопасности президента изолировала жильцов домов, расположенных по ходу следования машин. Упредительные меры дают основания предполагать, что туркменские спецслужбы располагали информацией о готовящемся покушении на Бердымухаммедова. Не исключено, что события 12—13 сентября имеют к этому самое непосредственное отношение. Если эти предположения верны, то уже в ближайшее время в стране следует ожидать массовых репрессий.
Что же касается заказчика покушения, то претендентов хватает. Например, в Туркменистане знают о недовольстве лидеров марыйского клана, имеющего большие средства за счет наркотрафика: сегодня представителей этого клана нет в высших органах власти. Задумать покушение могли и радикальные исламисты, желающие установить в стране законы шариата. Не исключено, что к этому покушению могли иметь отношение и спецслужбы третьих стран. При этом для последних главным была бы даже не гибель президента, а намерение напугать Бердымухаммедова, чтобы он был более внимателен к пожеланиям соседей. Как это, например, произошло в ноябре 2002 года с Ниязовым. Не стоит забывать, что сегодня Центральная Азия — крайне неспокойный регион. А у Туркменистана хватает проблем с соседями.
Например, Ашгабаду и Ташкенту трудно прийти к согласию по проблеме использования воды. Экономика и Туркменистана, и Узбекистана зависит от Амударьи. А в последние годы туркмены все больше пользуются водой этой реки для нужд собственного сельского хозяйства. Соответственно меньше воды получают узбекские крестьяне. Непростые отношения у суннитского Туркменистана складываются и с шиитским Ираном, который претендует на региональное лидерство: не так давно туркменские спецслужбы разгромили подпольную шиитскую мечеть, действующую в стране.
Да и Россия заинтересована в том, чтобы Гурбангулы Бердымухаммедов был более уступчив в вопросе газа. Ведь сегодня за Туркменистан идет отчаянная борьба, поскольку на кону его «газовые запасы планетарного масштаба». Сейчас американская консалтинговая компания DeGolyer & MacNaughton проводит оценку запасов газа Туркменистана. По неофициальной информации, полученные данные свидетельствуют, что запасы Тахтабазской группы месторождений составляют около 5 трлн. куб. м газа. При этом ширина продуктивного пласта — около 500 м, давление — до 600 атмосфер, а площадь газоносной территории — приблизительно 200 на 70 км.
В 2004 году DeGolyer & MacNaughton уже проводила оценку запасов крупнейшего в Туркменистане Давлетабадского газового месторождения, а Gaffney, Cline & Associates Ltd. (Великобритания) сертифицировала запасы ряда газовых месторождений на востоке страны. По официальным туркменским данным, опубликованным в 2006 году, в стране открыто 149 газовых и газоконденсатных месторождений с подтвержденными запасами около 5 трлн. куб. м. При этом потенциал только Давлетабадского месторождения, которое анализировали и западные эксперты, в то время оценивался в 1,7 трлн. куб. м.
Грандиозность объемов этих запасов сравнима с запасами российских групп месторождений в Сибири. Так, суммарные запасы крупнейших месторождений Ямала, которые планируются к разработке обществами Группы «Газпром»— Бованенковского, Харасавэйского и Новопортовского, исчисляются 5,8 трлн. куб. м газа, Штокмановское месторождение — 3,7 трлн. куб. м, Уренгойское месторождение — второе в мире по величине пластовых запасов — более 10 трлн. куб. м…
Для реализации энергетических проектов, которые могут оживить пребывающую в удручающем состоянии туркменскую экономику, нужна политическая стабильность в стране. Но при этом энергетические ресурсы являются для Туркменистана и для правящего режима серьезным дестабилизирующим фактором, поскольку у основных геополитических игроков может появиться желание разыграть свою рисковую партию и получить вожделенный доступ к разработке крупных месторождений.
В этой связи стоит напомнить, что именно Россия является основным поставщиком газа в страны Европейского Союза. Однако, несмотря на значительные запасы, России не хватает собственного добываемого газа, чтобы покрыть контракты на поставку голубого топлива в Европу. С каждым годом этот дефицит только растет. А без увеличения поставок газа в Европу Кремль не может играть в свои геополитические игры с Западом. Поэтому для покрытия своего газового баланса «Газпром» вынужден закупать газ у Туркменистана.
Сегодня Москва крайне заинтересована в том, чтобы не только подписать долгосрочный контракт на покупку туркменского газа по приемлемой цене, но и получить доступ к перспективным месторождениям. Ведь они находятся в не столь тяжелых климатических условиях, как сибирские. Да и географически эти месторождения куда ближе к странам-потребителям газа. Однако у россиян пока ничего не получается. Хотя туркмены и делают публичные реверансы в сторону Москвы, Россия не закрепилась в Туркменистане: две летние поездки главы «Газпрома» Алексея Миллера в Ашгабад закончились неудачно. Несмотря на оказанное давление, Бердымухаммедов не пошел на уступки россиянам.
Пока Бердымухаммедов следует политике Ниязова энергетической многовекторности: Туркменбаши всегда выступал за создание конкурентной среды в нефтегазовой сфере. Ашгабад не собирается географически ограничивать свою политику ни Москвой с Пекином, ни Вашингтоном с Брюсселем. Однако из наиболее реальных партнеров Туркменистана в энергетической сфере — России, Китая и ЕС с США — сегодня наибольшие шансы получить доступ к перспективным месторождениям существуют у Пекина. И, судя по всему, экономическое и политическое присутствие КНР со временем только будет расти: в контексте глобальной конкуренции за энергоресурсы региона между Россией и Западом, в Ашгабаде Поднебесную рассматривают как собственную страховку.
Поэтому из трех маршрутов транспортировки туркменского газа — Транскаспийского и Прикаспийского трубопроводов и газопроводной системы Туркменистан—Китай — пока реализовывается только китайский. Что же касается первых названных, то в среднесрочной перспективе они скорее всего не будут реализованы. Причин несколько.
Во-первых, руководство Туркменистана, несмотря на декларируемую политику открытых дверей, постоянно находится перед выбором: проводить ее или отдать предпочтение политике Сапармурада Ниязова. Дело в том, что у туркменского истеблишмента живет страх перед иностранным: в Ашгабаде полагают, что иностранцы могут разрушить их государство. К тому же политика открытых дверей подразумевает приход в страну крупных транснациональных компаний. В Азербайджане и Казахстане это означает их фактическую неподконтрольность местным властям. Для Ашгабада подобное положение дел будет означать утрату контроля над ситуацией в стране, что неприемлемо для туркменского руководства. Во-вторых, несмотря на декларации, никто из Евросоюза не предпринимает никаких усилий для реализации Транскаспийского проекта.
Наконец, в-третьих, существует фактор Китая: Пекин стремится получить доступ к участию в разработке крупных туркменских месторождений, чтобы заполнять газопроводную систему Туркменистан—Китай. Например, не так давно представители «Газпрома» говорили туркменам, что хотели бы после официального обнародования компанией DeGolyer & MacNaughton оценок запасов газа Туркменистана не только профинансировать строительство Прикаспийского газопровода, но и построить нитку, связывающую Тахтабазскую группу месторождений с Прикаспийским газопроводом. Поначалу туркмены вроде бы даже дали свое согласие на этот вариант. Но спустя некоторое время россияне услышали, что соединительной нитки не будет. По неофициальной информации, причина такого решения Ашгабада — в негативной реакции китайцев, которые сами претендуют на эту группу месторождений.
На этом сложном геополитическом фоне украинские надежды войти на энергетический рынок Туркменистана выглядят не очень радужно, поскольку Украина сегодня стоит в конце очереди за туркменским газом. Ведь после того, как прекратились его прямые поставки в нашу страну, а диалог между лидерами двух стран никак не наладился, фактически сошли на нет и двусторонние межгосударственные отношения. А находясь в состоянии политической разбалансированности, Киев нынче вряд ли может предложить туркменским парт-
нерам что-либо, кроме традиционной идеи возобновления прямых поставок газа по низким ценам. Эти украинские предложения изначально неконкурентоспособны по сравнению с тем, что выкладывают на стол переговоров европейцы, китайцы и россияне.
Показательно, что несмотря на то что туркменская сторона дала агреман на нового посла еще 30 июня, через неделю после официального запроса Киева, Алексей Ивченко ехать в Ашгабад не спешит. Видимо, экс-глава «Нафтогаз України», причастный к дальнейшему разрушению украинско-туркменских отношений в газовой сфере в 2005—2006 годах, хорошо понимает, насколько неблагодарна работа в этой стране, и как мало шансов восстановить это сотрудничество.
В то же время отсутствие в Киеве пятый месяц посла Туркменистана свидетельствует о том, что наша страна не входит в число внешнеполитических и внешнеэкономических приоритетов Ашгабада. И эта ситуация кардинально отличается от бывшей в середине девяностых, когда Украина являлась для Туркменистана основным внешнеэкономическим партнером. Сегодня же перед Киевом стоит вопрос даже не столько о том, чтобы получить допуск к разработке нефтегазовых месторождений, сколько о том, чтобы сохранить Туркменистан как рынок сбыта украинской продукции.
Возможно, перспективы нашей страны улучшатся после визита в Киев Гурбангулы Бердымухаммедова, который украинцы лоббируют уже много месяцев. Украинская дипломатия уже частично сняла вопросы, препятствовавшие приезду туркменского президента в украинскую столицу. Речь идет о строительстве дренажно-коммуникационного тоннеля в Ашгабаде и моста через Амударью. Но чтобы Бердымухаммедов приехал в Киев, в Ашгабаде сегодня хотели бы знать, с кем он может вести переговоры, чтобы достигнутые договоренности выполнялись, а не были бы пересмотрены украинским руководством на следующий день после завершения визита. Пока же, наблюдая за украинским внутриполитическим кризисом, туркмены теряются в догадках. Это означает, что подготовка визита туркменского президента может затянуться еще на долгое время. Что, конечно же, никак не будет способствовать решению стратегических задач Украины в обеспечении своей национальной безопасности.