28 мая этого года в Республике Беларусь состоится второй тур парламентских выборов, который и покажет, будет ли в этой стране новый высший законодательный орган — Верховный Совет, способный если не противостоять курсу президента Александра Лукашенко, то хотя бы внести ясность в итоги общебеларусского референдума. Референдума, на котором избиратели положительно ответили на четыре вопроса. О придании русскому языку статуса второго государственного, о более тесной интеграции с Россией, о замене новой символики Беларуси на старую, советскую и о праве президента распускать парламент в случае нарушения последним Конституции.
Ситуацию в стране комментирует экс-председатель ныне действующего парламента, «дипозитарий» Беловежских соглашений, народный депутат Беларуси Станислав Шушкевич.
— Господин Шушкевич, как вы относитесь к тому, что произошло в стране 14 мая этого года? Как вы расцениваете итоги этого дня?
— Начинать с 14 мая нет смысла. Все начиналось значительно раньше. Я бы сказал, когда был августовский путч в Москве в 1991 году, то наш парламент так испугался того, что его могут взять за грудки, что стал очень покладистым и напринимал кучу таких постановлений, которые не воспринимались нутром многих наших парламентариев. Но они приняли Декларацию о суверенитете, ратифицировали Беловежское соглашение, утвердили новую символику, человеческие праздники, наши традиционные, белорусские, утвердили христианские праздники и т.д.
Но потом у них получилось так: если продолжить эту линию, то нужно делать дальнейшие шаги. Не декларировать рынок, а вести к рынку. А вот это начало угрожать потерей многих привилегий, положения, должностей тех, кто был в парламенте. У нас, как вы знаете, было более 80% представителей Компартии и ею предложенных, в частности 50 человек назначенных ею ветеранов и инвалидов.
И вот этот парламент начал задумываться, а что же будет дальше. Ведь невозможно только наблюдать и потреблять, нужно же и работать, что-то делать. И, видимо, парламент решил, что нужно вернуться назад и таким образом остаться у власти. И сделал ставку на Кебича. И разработал Конституцию «под Кебича».
Когда я был главой парламента, мне не стыдно ни за один принятый документ. Но вопросы о республиканской, о местной власти, о президентстве были решены одним махом: приняли 38 постановлений и законов и Конституцию одним голосованием. И, повторяю, приняли Конституцию «под Кебича», чтобы он был президентом. Все уже видели, что Кебич много дров наломал, но не видели, что еще больше наломать могут другие. Пришел Лукашенко и начал пользоваться властью, данной ему Конституцией.
Больше того, не существует механизма запрещения деяний президента, которые нарушают Конституцию. Референдум 14 мая тоже является нарушением Конституции. Более того, когда стало ясно, что вопросы референдума могут не пройти, то тогда были монополизированы средства массовой информации. И состоялась самая большая провокация в Беларуси, когда в СМИ наша национальная символика — бело-красно-белый флаг и герб «Погоня» — была показана как фашистская. И большинство даже решило, что она и придумана была фашистами. Никакой другой информации нигде не было.
В условиях такого политического бескультурия, неосведомленности населения, оппозиция занималась оппозиционными делами в парламенте, а министерство культуры действовало медленно. В условиях, когда информации о подлинной истории Беларуси не было, а об истории Советской Белоруссии информации было много, и состоялся референдум.
Ну что я могу сказать? Я действительно в состоянии ужаса. Если я еще могу понять итоги референдума по Могилевской области, то ничего не могу растолковать по Гродненской. И один очень уважаемый мною человек, белорусский писатель, живущий в Польше, философ в определенном смысле сказал: «Сам белорусский люд вынес себе смертный приговор».
Еще могу сказать, что был референдум о присоединении Австрии и Судет к Германии, был референдум о сохранении Советского Союза. И вы видите, какими были, к примеру, итоги следующего референдума в Украине, когда там голосовали за независимость. Наш этот референдум ждет такой же конец. Наш народ только, к сожалению, пройдет долгий путь покаяния и страданий, пока мы выровняем эту ситуацию законным нормальным способом.
— Многие в Беларуси говорят, что наступил авторитарный режим президента Лукашенко. Как вы к этому относитесь?
— Это действительно во многом так. Однако любая власть существует для того, чтобы что-то делать с государством. А государство у нас катится вниз. За год президентства Лукашенко темпы падения производства у нас только повысились. И, понятно, тяга к авторитарности в этих условиях есть. И существует угроза, что не будет избран новый Верховный Совет. Он скорее всего и не будет избран. Вы судите сами: наш президент вряд ли понимает что-либо в экономике или в государственном строительстве, но арифметику он, видимо, знает. Чтобы существовал парламент, нужно от 260 депутатов две трети, то есть 177 человек. Избрано 20, сорок два округа выбыли, осталось 200 округов, в которых нужно избрать еще 157 депутатов. Явка избирателей была 64,5%, и чтобы избрали остальных, нужно какое-то чудо.
В итоге будет функционировать старый парламент. Но он таков, что если сделать еще один банкет от имени Лукашенко, то большинство на пузе поползет поддерживать президента.
— А у вас есть надежда на молодежь, которая очень пассивно принимала участие в выборах? Ведь молодежь преимущественно всегда оппозиционна власти?
— У нас наблюдается очень плохое явление. Оппозиция очень мало обращала внимания на молодежь, все больше соревновалась со стариками. Эту ошибку я принимаю и на свой счет.
Конечно, хотелось, чтобы молодежь становилась более самостоятельной, хозяином своей жизни. И она у нас ориентировалась больше рыночно, чем старшее поколение. Но она отшатнулась от политики. А в Беларуси около 38% избирателей — старики, ветераны и инвалиды, пенсионеры. Они придут и за все что угодно проголосуют. А к тем, кто не придет сам, к тем приедут, и они все равно проголосуют.
— А может ли Конституционный суд определить, какие вопросы референдума получили поддержку, а какие нет?
— Наш Конституционный суд не может рассматривать итоги референдума. У нас получился парадокс: нужно определить, конституционны ли предложения президента. А по закону о Конституционном суде это не предусмотрено. Он не может принять к рассмотрению вопросы конституционности предложений. Он может только определить, конституционны ли решения президента. А решений президента нет, есть итоги референдума.
Другое дело — само решение о референдуме, повторяю, было неконституционным. Но несовершенство нашего законодательства не позволяет использовать даже те структуры, что у нас есть, в том числе и КС, чтобы референдум предотвратить. По нашим законам, парламент после 6 месяцев выполнения полномочий не имеет права вносить изменения в Конституцию. И теперь, когда новый парламент не будет избран, а старый не может изменять Конституцию, то мы в состоянии этого театра абсурда будем жить еще очень долго. К сожалению, все будет так.
— А возможен ли союз президентской власти с коммунистами, которых Лукашенко вроде бы критикует?
— А такой союз не нужен. Это одно и то же. Патриотический союз, Славянский собор, компартия. Я как-то занимался одним очень неблагодарным делом — анализировал программы всех наших политических движений. Так это то же самое, что разбираться в мусорнике. Так вот все они есть один прокоммунистический мусорник, свалка. Там, повторяю, и Патриотический союз, и Славянский собор, и белорусская ЛДП. Они за государственную собственность на все, за то, чтобы мы не были государством, а стали частью России, за то, чтобы был русский язык, и т.д. Они уверены, что не существует белорусской нации. Они вряд ли читали что-либо из белорусской литературы. Они читали «Боевой устав пехоты» и что-либо в этом роде. И такое политруковское воспитание с детства даже не позволяло им тянуться к другим книгам. Они и не тянулись, в отличие от многих, которые тоже ничего не видели. Но тянулись и находили.
Я всегда говорю, что если бы наш президент почитал Айтматова, то у него он нашел бы свой образ — манкурта с Буранного полустанка.
Кстати, ведь неизвестно, кто по национальности наш президент. Он ведь начинает свой родовод, отца он своего не знает. Это тяжело, этим нельзя попрекать человека, но это так и есть. И многие другие такие были и достигли государственных высот. Другой пример: Гитлер.
— А не очень ли жестко вы судите президента?
— Я никогда не попрекаю человека происхождением. Это очень тяжелый сложный вопрос, особенно в наших условиях. А наш президент в известном интервью о своей национальности сказал: «Я — советский белорус». Я не знаю, что такое «советский белорус». А те белорусы, что живут за пределами Беларуси, они что, «антисоветские». Я этот термин не воспринимаю.
— По мнению лидера национально-демократической оппозиции — БНФ Зенона Позняка, выборы показали, что общество разделилось на сторонников БНФ и Компартии, так как их представители во многих округах вышли во второй тур. Как вы к этому относитесь?
— Знаете, Зенон Позняк — человек, которого я очень уважаю и который показал пример того, как нужно себя вести на определенном этапе. Но что касается аналитики, просчитывания ситуации, то тут вы меня извините, я сторонник того, что анализ нужно делать, имея некоторые социологические данные, которые должны быть репрезентативными. Поэтому я пока не вижу оснований для такого заявления. И главная ошибка нашей оппозиции в том, что она все время занималась сама собой и той средой, которая ее поддерживала. Оппозиционеры не распространяли свою деятельность на тех, кто хоть немножко не такой, как они. Их никак не тянуло к центру.
В своей массе это приятные культурные люди, которые знают белорусскую историю, культуру, традиции и т.д. Но как политические деятели они мудрости не набрались. Они, к примеру, очень боролись со мной, кстати, с Беловежскими соглашениями. Когда мы приняли Декларацию о независимости, когда я в бутылку лез, чтобы ее приняли, они же вышли из зала, не голосовали. И только после поняли, что Декларация эта хороша, и внесли предложение утвердить ее как конституционный закон. После Беловежских соглашений они протестовали: мол, как это мы могли создать СНГ. Но ведь не было другого пути. Такое колоссальное разъединение не могло привести к окончательным результатам.
То же самое и с языком, с гербом. Их нужно было утверждать конкретными делами. Нельзя думать, что в политике ты самый умный.
В итоге, я сказал бы, всем нам утерли нос большие примитивы, менее культурные и образованные и не сориентированные по-государственному, а настроенные антибелорусски.
— А как вы относитесь к идее более тесной интеграции с Россией?
— Это политическая декларация. Поймите, ведь ни один русский человек не чувствовал себя плохо в Беларуси. Какие раньше были препятствия для интеграции? Не было. Но ведь интеграция отличается от глупости тем, что она является желанием снизу иметь определенные связи и экономические, и политические. Когда они нам будут нужны — мы будем их устанавливать, торговать без препятствий.
А у нас сделано по-другому. Это все равно, что голову засунуть в ловушку: вот вам бесплатно военные базы, вот все остальное, только похвалите нас.
Есть надежда и на то, что будет российское топливо. Наш президент все время говорит, что за время его правления Беларусь постоянно платит за топливо. Да, она расплачивается, но кредитами, а наше производство падает. И когда воздержатся от кредитов, то я вас уверяю: Россия за просто так не даст нам ни газа, ни нефти. Это нужно быть страной идиотов, чтобы давать бесплатно. Рынок предполагает: за полученное мы должны платить своим трудом.
А чтобы не было препятствий к интеграции, должны быть нормальные таможенные, финансово согласованные действия. И в этом смысле мы можем иметь уникальный таможенный союз с Россией. Но когда это будет односторонний союз, то Беларусь от этого не выиграет. К примеру, распространим мы на Беларусь высокие российские акцизы на ввоз легковых автомобилей. Мы прогадаем, ибо для России такие акцизы выгодны, она производит свои автомобили и высокими акцизами на чужую продукцию защищает своего производителя. А Беларусь своих легковых авто не производит. Так зачем нам ограничивать их ввоз так жестко, как Россия. Ведь белорусскому человеку придется платить втридорога.
То же самое и с производством сахара, когда у нас плохо растет сахарная свекла.
Каждая позиция должна определяться разумно, а не декларациями и указаниями. Поэтому я — за союз, но за разумный, за взаимовыгодный. Нам нужны свои акцизы и пошлины на ряд товаров. Кстати, рынок регулирует их автоматически.
— Вы вышли во второй тур выборов. Как вы оцениваете свой шанс стать депутатом нового парламента?
— У меня практически нет шансов, хотя мой ближайший соперник набрал 18%, а я 32 с небольшим процента. Кандидатов было десять, но на выборы по моему округу пришли 51,6% избирателей. И в мире еще не было такого, чтобы активность избирателей во втором туре была выше, чем в первом. Следовательно, второй тур не состоится, хотя я все сделаю, чтобы он состоялся. Со стариками, поддерживающими коммунистов, я ничего не сделаю, а молодежь не пойдет. Да я и сам бы не пошел, так как результатов положительных не вижу. И законодательство должно быть разумное, чтобы могла решать активная часть населения, а не был установлен порог участия в выборах в 50%.
— Что же ждет Беларусь?
— Повторяю, я вижу путь страданий и покаяния. Этого можно было избежать. Ведь все равно невозможно в центре Европы быть единственным заповедником коммунизма и антирыночности. Это просто невозможно. И люди, которые думают, что сегодня стало плохо потому, что отступили от коммунистической идеологии, они очень быстро убедятся: это не так. Но сегодня это убеждение большинства, и оно вбито в головы теми, кто не понимает, где причина, а где следствие. Более того, какой может быть экономический контакт с Россией, когда тут будет все государственное, а там — все частное. Невозможно развивать такие контакты, не будет широкой интеграции.
Я боюсь прогнозировать, но уверен, что будет хуже, чем есть. Сложностей будет больше, чем в тех странах, которые пошли по разумному пути. Кстати, раньше говорили: в Украине еще хуже. Но там поняли, в чем дело, и нас теперь не с кем сравнивать, Украина и ее политики оказались умнее.