Заявления президента Турции о нежелании видеть Швецию и Финляндию членами НАТО на фоне российской агрессии в Украине для многих стали неожиданностью. Впрочем, у Анкары на это есть свои причины. И они не новы.
Официально турецкая власть отказалась поддержать заявки на членство в НАТО Швеции и Финляндии, обвинив их в политике открытых дверей для террористов, непосредственно угрожающих национальной безопасности Турции. В первую очередь речь идет о боевиках курдских организаций РКК и YPG, которых Анкара рассматривает как ветви одной террористической сети. Попутно турецкий министр юстиции напомнил и о десятках нерассмотренных запросов на экстрадицию последователей движения Гюлена, которых после попытки переворота 2016 года в Турции тоже считают членами террористической организации. Но это лишь верхушка айсберга. На самом деле поводов к такому дипломатическому демаршу у Анкары намного больше.
Во-первых, причины каких-либо внешнеполитических заявлений следует искать в политике внутренней. В 2023 году в Турции состоятся общенациональные выборы. Народное волеизъявление должно подытожить не только столетие развития республики, построенной Ататюрком, но и двадцать лет правления Эрдогана, чье политическое наследие часто оценивают как альтернативу революционным принципам кемалистов. И пока эти оценки неудовлетворительны. Апрельское социологическое исследование компании «Метрополл» отдает предпочтение во втором туре выборов любому из основных конкурентов действующего президента с разницей в 8% голосов.
Страна сейчас переживает не самые лучшие времена, преодолевая последствия экономического кризиса, вызванного пандемией коронавируса, неудачными попытками ручного управления финансовой системой и беспрецедентными вызовами, связанными с российской агрессией в Украине. После недолгой стабилизации курса турецкая валюта на этой неделе снова начала быстро терять позиции, приближаясь к очередному «рекорду» — 16 лир за доллар США (в прошлом году в мае это соотношение было 1:8).
Недавние опросы оптимизма не добавляют. Именно экономические проблемы возглавляют список наиболее болезненных вопросов для турецкого общества (22,7%). На втором месте — беженцы (17,9%); далее — коронавирус (16%) и террористические угрозы (7,2%). Поскольку в нынешних условиях обеспечить экономический рост или снизить показатели инфляции и безработицу невозможно, очевидными приоритетами власти остаются проблемы борьбы с терроризмом, ослабление социально-экономического бремени, которое создают более четырех миллионов беженцев в стране, и надежды на успехи внешнеполитические. Достижение прогресса в прекращении западной поддержки группировок сирийских курдов позволило бы сразу решить все эти вопросы.
Справедливости ради следует отметить, что основания для беспокойства Анкара имеет. Открытые источники приводят многочисленные доказательства того, как американское вооружение, переданное силам YPG для борьбы с ИГИЛ в Сирии, уже через несколько недель оказывалось в руках курдских террористов РКК на востоке Турции. Недавние заявления США о возможности вывода из-под санкций компаний, которые намерены работать в Сирии на территориях, неподконтрольных режиму Асада (де-факто контролируемых курдскими группировками PYD/YPG), стали последней каплей в переполненную чашу турецкого терпения. На этом фоне было бы наивно ожидать, что Анкара не использует возможность привлечь внимание к курдскому вопросу не только шведских и финских коллег, но и западных партнеров в целом.
Во-вторых, двусторонние отношения Турции со странами Северной Европы никогда не были безоблачными. Хотя и не отягощенные таким количеством проблем, как отношения со США или Германией, они всегда оставались на уровне по-скандинавски «холодного мира». Либеральная политика Швеции и Финляндии в отношении беженцев и искателей политического убежища, традиционное внимание к проблемам с правами человека, крупные курдские диаспоры (которые уже во втором-третьем поколении имеют своих представителей в государственных органах власти), деятельность запрещенного в Турции курдского вещателя «Рож ТБ» со штаб-квартирой в Дании и отсутствие горизонтальных связей между обществами тоже не содействуют активизации диалога.
Не простила Анкара и шведских санкций против турецкой оборонной промышленности, и запрета на поставки оружия после начала военной операции «Источник мира» в Сирии в 2019 году. В отличие от многих других решений, которые традиционно принимаются на уровне ЕС, эти ограничения накладывались индивидуальными решениями стран-членов. И в отношении Турции позиция шведского правительства не отмечается либеральностью.
В-третьих, важен и более широкий, трансатлантический контекст. В условиях российской агрессии не только отсутствие в Турции НАТОвских «Петриотов», но и фактическое эмбарго на поставки нового оружия и запчастей к уже имеющемуся часто рассматриваются в стране как сознательные шаги Запада, призванные ослабить «неудобного партнера». Все это еще больше подпитывает и без того рекордные уровни антиамериканских и антизападных настроений в турецком обществе. Хотя Турция является членом НАТО с 1952 года, согласно опросам общественного мнения, подавляющее большинство респондентов не верит в возможность применения статьи 5 Устава в случае нападения на ее территорию. Такую позицию можно понять, вспомнив инцидент с российским Су-24, который в 2015 году «заблудился» в Турцию со стороны сирийской границы. Более того, свыше 56% населения видят угрозу национальной безопасности в самих странах-членах НАТО (прежде всего США) — в том числе и из-за их тесного сотрудничества с курдами.
Не скрывал этого и министр иностранных дел Мевлют Чавушоглу, подчеркивая, что «речь идет не только о двух странах-кандидатах, но и о союзных государствах. Им надо прекратить поддержку террористических организаций. Здесь должны быть абсолютные гарантии безопасности. Должны быть сняты ограничения для оборонной промышленности или запрета на экспортные разрешения. Я говорю это не для торгов. Я говорю об этом как о требовании к Альянсу».
Впрочем, торгов, очевидно, не избежать, о чем свидетельствуют противоречивые заявления представителей турецкой власти. И пока президент Эрдоган, выступая в национальных медиа, призывает делегации скандинавских стран «не терять время на напрасные поездки в Анкару» в бесполезных попытках убедить Турцию изменить свою позицию, его представитель в интервью для международного агентства Reuters утверждает, что Турция не закрывает двери НАТО для Швеции и Финляндии, но поднимает вопросы собственной национальной безопасности: «Членство в НАТО — это всегда процесс. Посмотрим, как будут идти дела. Конечно, мы хотим дискуссии, переговоров со шведскими коллегами».
Первый раунд переговоров на полях министерского саммита в Берлине желаемого результата (по крайней мере для Швеции) не принес. Основные надежды возлагались на состоявшуюся 18 мая в Нью-Йорке встречу Чавушоглу с Блинкеном в рамках «американо-турецкого стратегического механизма» нормализации отношений, начатого в апреле нынешнего года.
Запуск этого формата после нескольких лет глубокого кризиса стал возможным во многом благодаря той конструктивной позиции, которую Турция заняла в российско-украинской войне. Поставки Украине знаменитых «Байрактаров», перекрытие проливов для российских кораблей и миротворческие инициативы восстановили надежду на возвращение страны в НАТОвскую семью. Впрочем, нынешняя позиция Анкары по блокированию членства в НАТО двух стратегически важных стран, которые могли бы значительно усилить обороноспособность Альянса в Европе на фоне российской войны в Украине, может не только нивелировать эти усилия, но и привести к еще более глубокой изоляции Турции со стороны других западных партнеров.
Сейчас говорить о конкретных договоренностях по результатам встречи еще рано, но судя по короткому общему заявлению сторон, прорыва достичь не удалось. О перспективах расширения НАТО там нет ни одного упоминания, но есть несколько общих фраз о намерениях «углублять сотрудничество в вопросах обороны, борьбы с терроризмом, энергетической и продовольственной безопасности, борьбы с климатическими изменениями и активизации торговли», а также о поддержке территориальной целостности и суверенитета Украины в войне с Россией.
В то же время для турецкого руководства все еще важным остается и сохранение «конструктивного диалога» со страной-агрессором, не в последнюю очередь по уже упомянутым экономическим причинам, из-за зависимости от российского газа и атомной энергетики, а также из-за устойчивого желания любой ценой достичь «стамбульских» договоренностей, которые должны прийти на замену «минским». Поэтому, хотя усиление российских позиций в регионе никоим образом не отвечает далекоидущим турецким интересам, расширение НАТО на восток именно сейчас рассматривается как «несвоевременное». Ведь такая «провокация» могла бы поставить под угрозу взлелеянную турецкой дипломатией переговорную платформу между Украиной и Россией. А с ней — и возможность вести business as usual с Москвой (что сейчас Анкара оправдывает своим статусом нейтрального посредника в переговорах) и дополнительные бонусы в виде усиления регионального статуса и улучшения международного имиджа.
Относительно «разрешения» на вступление северных соседей России в Альянс Турция не скрывает встречного списка требований. В частности среди убедительных аргументов в пользу расширения НАТО Анкара ожидает увидеть прогресс в поставках НАТОвских истребителей. Восстановление участия в программе F-35 остается желательным, но недосягаемым планом-максимумом. Турция имела уникальную возможность возобновить сотрудничество и избавиться от санкций за закупку российских С-400, передав их Украине. Но чуда не произошло.
Вместо этого удалось достичь предварительных договоренностей с администрацией Байдена по восстановлению сотрудничества в вопросе F-16. Сейчас Анкара ожидает поставки 40 новых и модернизации еще 80 бортов в обмен на выплаченные ранее 1,4 миллиарда долларов. Впрочем, последнее слово за Конгрессом. И убедить его в целесообразности поставки истребителей ВС Турции, сейчас активно привлеченным к военной операции против курдских сил в северном Ираке, может быть не менее сложной задачей, чем убедить Анкару в целесообразности членства в НАТО Финляндии и Швеции.
К тому же военные эксперты отмечают, что ослабление позиций России и изменение баланса в пользу Ирана в Сирии может побудить турецкие вооруженные силы к новой «трансграничной антитеррористической операции». За несколько месяцев российской войны в Украине Турция сделала все, чтобы помогая нам, помочь и себе. Перекрывая проливы для российских военных кораблей на вход и выход из бассейна Черного моря, останавливая «сирийский экспресс» — ключевой маршрут российских поставок оружия и техники из оккупированного Крыма в сирийский Тартус, закрывая воздушное пространство исключительно для российских самолетов, летящих в Сирию, Анкара смогла значительно ослабить и без того истощенные российские ресурсы.
Смена министра обороны Сирии в конце апреля этого года и заполнение вакантной с 2018 года должности начальника генштаба сирийской армии (которую дипломатические источники неофициально называли контролируемой Россией «квотой») лишь подтверждают эти тенденции. Ряд назначений в рядах высшего военного руководства России может свидетельствовать о начале новой игры не только на украинской, но и на сирийской шахматной доске. Скандинавский гамбит Турции способен усилить ее стартовые позиции в обеих партиях.
Все это не делает перспективу длительного блокирования членства Швеции и Финляндии в Альянсе более вероятной, но повышает цену «входного билета».
Все статьи Евгении Габер читайте по ссылке