Восемьдесят дней протестов — много. Мы знаем это по собственному опыту. Восемьдесят дней, полтысячи погибших, тысячи заключенных. Рост мобилизации протестующих и растерянность иранской власти. Приблизительно так можно охарактеризовать начало иранской революции образца 2022 года. Примечательно, что предыдущая революция начиналась похожими темпами, и, кажется, кому-то в Тегеране наконец пришло в голову их сравнить. В принципе, это должно было произойти: поколения, воспитанные на исламистских революционных идеалах и рассказах о знаменитой революции, действуют аналогично — такими же темпами и, очевидно, с таким же результатом. Кажется, власть в Тегеране начинает осознавать, чем это может закончиться.
Правда, тогда, во времена правления шаха, политиков, готовых возглавить восстание, было на порядок больше. Сегодня мы слышим преимущественно голоса из-за границы, — от имени оппозиционного Национального совета Ирана говорит сын последнего шаха Шахзаде Реза Пехлеви; от радикального национального совета сопротивления Ирана — исполняющая обязанности президента этого совета Мирьям Раджави — жена основателя организации моджахедов иранского народа, которая ведет вооруженную борьбу с режимом с 1980-х годов и охотно берет на себя ответственность за убийства иранских «инженеров», причастных к разработке ядерного и ракетного оружия. Внутри страны большинство организаторов протестов или задержаны, или, вероятнее всего, действуют в подполье. Мирные протесты все еще продолжаются, но появляется все больше кадров о нападениях на казармы и помещения силовых структур, захвате оружия, столкновениях с силовиками. В процентном отношении, баланс между насильственными и ненасильственными акциями почти не изменился: ненасильственное сопротивление продолжает доминировать. Это преимущественно процессии в вечернее время, блокирование улиц, демонстративное хождение без хиджаба, массовое исполнение революционных песен и то, что появилось недавно, — массовые забастовки.
Внутри власти, ошарашенной протестами и сбитой с толку их масштабом, происходит традиционный в таких случаях поиск виновных и стратегии выхода из сложившейся ситуации.
С точки зрения официального Тегерана, ситуация тяжелая, но не безнадежная. Они все еще крепко держат руку на пульсе, контролируя общественное пространство карательными отрядами титушек-басиджей, а Корпус стражей Исламской революции умело подавляет восстания в иранском Курдистане и соседнем Ираке.
Впрочем, они начали нервничать. Первые признаки уже хорошо заметны — сообщение о возможном пересмотре правил ношения хиджаба и непонятная пока возня вокруг полиции морали — гашт-э эршад. Первый посыл понятен. Женский протест стал костью в горле режима аятолл. Во время предыдущих протестов женщины тоже демонстративно снимали и публично сжигали хиджабы, но в этот раз масштаб указанного явления с предыдущими случаями трудно сравнить. Следовательно, власти надо оторвать от протестов организованные женские группы, которые часто своими действиями вдохновляют мужчин. Тем более что массовый отказ от ношения хиджаба делает дальнейшие запреты просто бессмысленными. Решится ли на это власть? И хочется, и колется.
Умеренная часть исламистов, к которой, судя по всему, консерваторы обратились за помощью, призывает к широкому диалогу, а следовательно — к компромиссу. Тема правил ношения хиджаба давняя, мучительная и вместе с тем «скрепная», что подрывает основы. Уступить — значит проявить слабость, и этот сигнал в наэлектризованном иранском обществе сработает как усилитель для всех, кто еще колеблется: власть зашаталась. Поэтому сейчас мы видим отложенное решение по хиджабам, а относительно полиции морали власть сделала вид, что ничего не произошло и ее просто неправильно поняли.
Классическая ситуация, когда откладывается решение, очень характерна для больного старого лидера, балансирующего на грани жизни и смерти. Не могу в связи с этим не упомянуть об аресте племянницы рахбара Фариде Морадхани, призывавшей иностранные страны разорвать отношения с Тегераном из-за репрессий против протестующих. Скандал в благородном семействе также является симптомом глубинных разногласий, конфликта поколений внутри правящего класса.
Следовательно, первый этап иранской революции завершился. Репрессии власти послужили причиной радикализации требований, появления практического консенсуса о будущем — отмене институтов, являющихся рамкой исламистского режима — вилаят-э факих. Волны протестной мобилизации привлекли новые прослойки населения — мелких торговцев, женщин, рабочих и национальных меньшинств. Если посмотреть на карту страны под углом количества погибших протестующих, то нетрудно заметить, что самые большие потери революционеров были в Белуджистане, Западном Азербайджане, Курдистане, Хузестане и в столице страны — Тегеране. Большинство погибших являются представителями национальных меньшинств (хотя их и национальным меньшинством назвать трудно), что усиливает блоковую мобилизацию этих сообществ.
Что ждет Иран в ближайшее время? Во-первых, протест заметили, то есть от безопасного отношения — «подавим одной левой» — режим движется в сторону алармизма. Теперь к протестующим относятся со всем вниманием: аресты, смертные казни, обвинения в шпионаже в пользу Израиля, ну и вишенка на торте — сотрудничество Тегерана и Москвы в вопросе подавления восстания. Москва, дескать, готова предложить свои услуги и опыт. На месте аятолл я бы постерегся: в последний раз помощь Москвы Януковичу завершилась для него бегством из Киева в Ростов.
Москва, кстати, усердно подбрасывает иранцам слепленные на коленке свидетельства об активном вмешательстве Запада в иранские дела. Очевидно, это рассматривается как аргумент для продолжения поставок ударных дронов и баллистических ракет. Исчезновение иранских дронов, отмеченное в последнее время, может быть объяснено как климатическими условиями: чувствительные к зиме «шахеды» теряют свои боевые качества, так и аргументами, прозвучавшими на экспертной украино-иранской встрече по этому поводу. Последняя, детали которой остались в тени, очевидно, имела целью мотивировать иранцев к таким размышлениям.
Во-вторых — на фоне протестов и репрессий существенно изменилось отношение к Ирану со стороны Запада. Теперь речь не идет об business as usual. Последние заявления Госдепа США свидетельствуют, что акцент сместился радикально: от заключения ядерного соглашения с Ираном до мер, направленных на недопущение поставок дронов и ракет в Россию, и поддержки справедливых стремлений иранского народа. Похожие перемены мы наблюдаем и в других странах Запада, которые ранее были адвокатами Тегерана.
На фоне практически беспрерывных с июля месяца визитов в Тегеран россиян — Путина, Патрушева, заместителя минобороны РФ Фомина и, наконец, Шойгу — можно себе представить, какое давление оказывается на руководство Ирана и какие «печеньки» ему предлагают. Но растет и токсичность «российского вопроса» внутри правящей группы: он ее раскалывает. Многие предполагают прямую причинно-следственную связь между той передрягой, в которую попал исламистский режим, и союзом с Россией.
Следующий этап иранской революции начинается на наших глазах прямо сейчас. От его успеха или неуспеха по большому счету будет зависеть судьба большой страны. Баланс сил пока на стороне власти, но ключевые слова здесь — пока.
Больше статей Игоря Семиволоса читайте по ссылке.