Последний вопрос на тему «Who is mister Putin?»
Как-то на неком маргинальном книжном развале автору этих строк на глаза попались две лежащие рядом обтрепанные брошюры. Друг к другу они, судя по фамилиям авторов, названиям издательств, дизайну обложек, формату, верстке и даже цвету бумаги, не имели никакого отношения — их роднило какое-то экзистенциально заостренное ощущение политического бытия. Одна называлась «Спасет ли Путин Россию?», другая — «Угробит ли Путин Россию?». Занятно, ведь именно между этими двумя максимами лежат все бесчисленные интерпретационные схемы, объясняющие феномен Путина и тайные пружины путинского режима.
Одна «предельная» схема выглядит примерно так: Путин — счастливый избранник Провидения (Человек Судьбы, по определению французского геополитика Жана Парвулеско), переродившийся из соратника Собчака и «преемника» Ельцина в спасителя не только собственного Отечества, но и чуть ли не всего человечества. Он не просто локальный политик, он — деятель исторического масштаба, восстановивший вертикаль власти, спасший страну от распада и заставивший считаться с ней основных международных «игроков». Иначе говоря, Путин как анти-Ельцин.
Другая крайняя точка зрения такова: Путин — до гениальности хитрое изобретение политтехнологов, «коллективный псевдоним группы товарищей», созданный для манипуляции общественным мнением и обеспечения социального спокойствия путем эксплуатации феномена «растянутого ожидания», для сохранения итогов ельцинской приватизации и консервации олигархического капитализма, для гарантий корпорациям и олигархам. «Путин» — это псевдоним «колониальной администрации», руководят которой «внешние управляющие» где-то далеко за пределами страны и основное задание которой — интеграция России в глобализационные процессы, происходящие по американским моделям. Иначе говоря, Путин как новый Горбачев.
Да, за время первого срока президентства Россию Путин, конечно, не «спас», но и не «угробил», хотя аргументов немало в пользу обеих интерпретаций. Дзюдоист Путин играл, скорее, в политическое айкидо, где главный смысл не в нанесении удара, а в уходе от удара противника. Первый президентский срок он был лицом консенсуса по имени «Путин» — недаром авторы заметок о современных российских властных группировках в журнале «Власть» и телепрограмме «Намедни», где каждый клан обозначен как отдельная карточная масть, определили Путина как туза сразу во всех четырех мастях. Представители самых разных группировок считали его «своим», хотя в «политическом казино» он был, скорее, не «игроком», а «крупье».
Менеджер или помазанник?
Есть очень важный аспект, в котором проявляется не только технологическая и функциональная важность Путина, но и его онтологическое значение для истории России.
Центральное место в российской политической культуре занимает представление о трансцендентности верховной власти, о ее сакральном характере. Великий князь, царь, император, генеральный секретарь ЦК КПСС — эти фигуры в русской истории не только считались мистическим вместилищем власти, но и создавали определенные смыслы существования России.
Отсутствие «помазанника» удивительным образом обессмысливает русскую жизнь, лишает ее исторической перспективы: та же гражданская война случилась именно после отречения от престола Николая II.
Советская пропаганда совсем не зря столько сил отдала выстраиванию версии об исторической обусловленности (иначе говоря, о провиденциальном, божественном характере) социализма, коммунизма, революции 1917 года и т.д. Не зря обожествлялись фигуры Ленина и Сталина, а при Хрущеве и Брежневе, которых уж очень непросто было позиционировать как «помазанников», особые усилия прилагались для абсолютизации КПСС, СССР и некоторых сопутствующих смыслов — вроде покорения космоса или коммунизма к 1980 году.
Именно после полной деконструкции коммунистических «священных ценностей» российская жизнь в очередной раз обессмыслилась, результатом чего стал и распад СССР, и полный социально-экономический хаос ельцинского периода. Фигура же самого Ельцина, как и его коллег в странах СНГ вроде Леонида Кучмы или Эдуарда Шеварднадзе, свидетельствовала в пользу того, что полная десакрализация власти и вырождение важных государственнических смыслов — это причина, а не следствие социальных проблем.
Можно говорить о том, что приход к власти Путина состоялся благодаря отточенной политической технологии и в условиях «управляемого кризиса». Но сложно спорить с тем, что именно во время его первого президентского срока был приостановлен распад большинства российских инфраструктур и страны в целом. В значительной степени это стоит рассматривать как определенный аванс новому политическому режиму: массовое сознание «вменяло» Путину I, Путину 1999—2003 годов, немалое количество позитивных харизматических и «государствоцентристских» качеств. Путину II, Путину 2004—2008 годов, в самом практическом смысле придется соответствовать этому идеальному представлению, иначе в недалеком будущем, когда ресурс ожиданий будет исчерпан, может произойти самая настоящая «девальвация Путина», чреватая вполне реальными непрогнозируемыми общественными потрясениями. Ведь идея происхождения власти не свыше, а из «общественного договора», при которой тот же президент рассматривается как наемный менеджер, в России работает только на разрушение.
Кто придумал сюжет выборов
Нынешние предвыборные кампании — парламентская и президентская — могут иметь как минимум три основных сценария развития: катастрофический, мобилизационный и инерционный.
Катастрофический сценарий «включается» при одновременном усилении внутренних и внешних вызовов российской государственности: обрушение мировых цен на нефть, валютно-финансовый кризис, масштабные техногенные катастрофы, теракты вроде событий 11 сентября 2001 года в Нью-Йорке, крупный военный конфликт невдалеке от российской границы (например, между обладающими ядерным оружием Индией и Пакистаном) и т.д. Именно подобный сценарий может иметь непрогнозируемые последствия как для ныне существующего кланового баланса, так и для самого президента. Добиваясь «обрушения» рейтинга Путина накануне президентских выборов в марте 2004 года, некоторые политические силы олигархического происхождения будут пытаться спровоцировать масштабный общероссийский кризис.
Борис Березовский в одном из многочисленных интервью пояснил, как можно в течение суток «обрушить» рейтинг нынешнего президента: группа террористов захватывает большую группу особо незащищенных людей — роддом, зрителей мюзикла, школу, детский сад и т.д., выдвигает ультимативные требования к президенту (минимальным из которых был бы уход в отставку) и для демонстрации серьезности намерений чуть ли не в прямом эфире каждый час расстреливает по нескольку заложников.
Если на развитие предвыборной ситуации по катастрофическому сценарию решится одна из властных группировок, противопоставляющая себя нынешней власти, возрастает вероятность физического устранения нынешнего президента и появления на политическом горизонте нового потенциального «харизмата».
Политическая нейтрализация Путина может быть проведена исключительно «под» какого-то конкретного кандидата. В нынешней ситуации существуют только два человека, достойных внимания реваншистов: Михаил Касьянов, который, подобно Александру I, произнесет: «При мне всё будет как при бабушке» (т.е. при Ельцине), и Сергей Шойгу — как харизматичный «крутой мужик», привыкший «делать дело», как «человек Путина», но, в отличие от последнего, напрочь лишенный идеологической составляющей и целеполагания. Такой себе добродушный и «конкретный» «Олимпийский Мишка» — идеальный объект для управления.
Мобилизационный сценарий становится актуальным в случае усиления какого-либо одного локального дестабилизирующего фактора — резонансный теракт, военная кампания по подобию чеченской, убийство крупного политического деятеля (как в 1934 году устранение Кирова), стихийное бедствие, муссирование вопроса о национализации природной ренты от добычи нефти и газа. Именно мобилизационный сценарий в 1999 году позволил раскрутиться «Единству» на парламентских выборах, а Путину быть избранным в первом туре президентских выборов.
Такой сценарий более «устойчив», чем катастрофический, — он не угрожает нынешней власти серьезным перераспределением собственности и властных полномочий, но может повлечь возвышение какой-либо агрессивно настроенной группировки, которая захочет навести в стране «порядок», ибо «за державу обидно». В случае реализации похожего сценария обществом вновь будет востребован президент, некогда обещавший «мочить в сортирах».
Но третьей чеченской войны не предвидится, актуальность иракского кризиса как консолидирующего фактора спала через полтора месяца после начала американской агрессии. Не исключено, что конфликт с Украиной вокруг острова Тузла рассматривался некоторыми деятелями из путинского окружения именно как возможный внешний вызов, вокруг которого на выборах в Госдуму может произойти частичная мобилизация электората. (Не случайно «фронтменами» конфликта с российской стороны стали Дмитрий Рогозин от пропутинского блока «Родина» и краснодарский губернатор Александр Ткачев от «Единой России».)
Зато «борьба с олигархами» в нынешних условиях является идеальным сценарием моделирования внутренней угрозы. В противостоянии ей готово сплотиться абсолютное большинство российского общества, вокруг нее вновь может возникнуть консенсус по имени «Путин». Демонизация олигархов и олигархического капитализма вкупе с активно распространяемой по государственным СМИ информацией о сотрудничестве Березовского, Ходорковского, ЮКОСа с КПРФ, ее председателем Геннадием Зюгановым и редактором оппозиционной газеты «Завтра» Александром Прохановым способна также уменьшить электорат левых антипутинских политических сил. С этой же целью смоделирован и блок «Родина», который, правда, отнимает голоса не столько у КПРФ, сколько у «Единой России», но это издержки производства.
В свою очередь, ни «левая», ни «правая» оппозиции не имеют информационных ресурсов для существенного усиления «мобилизационной» составляющей путинского режима в своей антипутинской по сути предвыборной риторике и инвективах по адресу то ли «антинародного» (КПРФ), то ли «антидемократического, занимающегося репрессиями бизнеса» (СПС, «Яблоко»).
Наиболее мягким считается инерционный сценарий — он сопровождается нейтрализацией внешних и внутренних угроз существующему политическому режиму и реализуется, фигурально выражаясь, с «малым колокольным звоном». Именно так в 2002 году состоялись, к примеру, перевыборы Александра Лукашенко в Беларуси. По такому же сценарию стартовала нынешняя избирательная кампания в Госдуму — не случайно партия власти «Единая Россия» намеренно самоустранилась от дебатов по телевидению. Это именно тот случай, когда молчание — золото. Особенно если «молчальники» контролируют телеэфир и решают, где, когда и как «светить в ящике» своих конкурентов. Когда в 1999 году выборы проходили по мобилизационному сценарию, «Единство» «говорило и показывало» намного больше и громче других партий и блоков.
Поскольку инерционный сценарий не предполагает отпора какой-либо внешней агрессии, идеологический фактор в нем задействован значительно слабее, зато эксплуатируются теории малых и больших дел и соответствующие предвыборные слоганы: «Больше дел — меньше слов», «Не словом, а делом», «Дело надо делать, а не слова болтать» и т.п.
Выборы в Госдуму проходят по схеме, сочетающей в большей степени инерционные признаки (относительное общественное спокойствие, апатия населения, низкая явка на голосование, максимальное использование административного ресурса партией власти, максимальное использование «юридических» технологий всеми остальными участниками, ограниченное количество денег на кампании, сужение возможностей вести агитацию по новому закону о выборах) с признаками мобилизационными (раскручивание олигархического жупела, борьба с «оборотнями в погонах», борьба за «диктатуру закона» и т.п. — Кремль в обличии партии власти в целом доминирует на выборах, но не контролирует их).
Путин II
против Путина I
Президентские выборы в марте 2004 года, судя по всему, тоже пройдут по комбинированному мобилизационно-инерционному сценарию, только вот мобилизационные мотивы будут превалировать над инерционными. Поменьше эмоций, популизма и нереальных обещаний, побольше многозначительного «холодного спокойствия» в глазах «главного» кандидата и никаких диалогов с соперниками. Монологи о повышении конкурентоспособности России как субъекта мировой политики и экономики, о реальных шагах по удвоению ВВП, несколько акций «прямого действия» — вроде возвращения российского гражданства боевому полковнику из Средней Азии, доведенному до отчаяния бумажной волокитой.
Сидящий в «Матросской тишине» Ходорковский и другие «отцы» ЮКОСа могут стать как бы «заложниками» президентской кампании — их шансы оказаться на свободе возрастут только после выборов, к концу марта. Правда, к тому времени компания олигархов-«отсидельцев» может увеличиться, и весьма. Это, разумеется, как суд решит.
Сомнений по поводу того, что президентские выборы пройдут в один тур, быть не может в принципе. Разница лишь в степени легитимности: Путин с 80 и с 51% — это политики с неодинаковыми полномочиями. Основной вопрос не в том, Путин или не Путин. Основной вопрос звучит так: какой Путин? Кто сформулирует Путину II программу действий, стратегию, повестку дня? СПС? «Единая Россия»? Глазьев? Или бывшие коллеги по юридическому и экономическому факультетам Ленинградского госуниверситета, находящиеся ныне в его окружении?
В течение четырех лет президентства Путина I отовсюду только и слышалось: когда же президент, наконец, «проснется» и вычистит из своего окружения, вслед за Березовским и Гусинским Чубайса, Волошина, Касьянова и всех прочих? Но «сон» продолжался — возможно, не по собственной воле — ровно четыре года. После ареста Ходорковского и отставки Волошина всем стало очевидно, что президент уже давно не спит и что Путин II будет очень не похож на Путина I. Если режим Ельцина двигался по пути наращения олигархических признаков («семибанкирная» Россия в 1996 году была в значительно большей степени олигархократична, нежели в 1991-м или даже 1993-м), то режим Путина, напротив, движется по пути стяжания государственнической составляющей. По крайней мере, многие верят в то, что арест Ходорковского знаменует конец ельцинской «семибанкирщины». Вопрос только в том, как деолигархизация России будет происходить на фоне второго раунда приватизации — недоприватизированных системных образований, имеющих стратегическое значение (вроде железнодорожного транспорта), и предприятий ВПК.
«Новая опричнина» против
«бояр-олигархов»
«Ключ» к пониманию русской истории многие исследователи находят в исторически обусловленном противостоянии различных по своему генезису элит — «олигархов» и «бюрократов» («силовиков», «государственников»). В различные исторические периоды пути развития России зависели от доминирующей элиты: возможности олигархов основаны на слиянии власти и собственности, власть бюрократов — на их разграничении, на «службе» государю. В силу географических, климатических, этнокультурных, исторических и прочих факторов Россия устойчиво и полноценно развивалась только как бюрократически управляемое, «служилое», «гарантийное» государство, опирающееся на мобилизационную, а не эволюционную и не инновационную социальную модернизацию. Любой «олигархический» период — это всегда время бунтов, смут, революций и социального хаоса, и рано или поздно на любое олигархическое «боярство» всегда находятся свои «опричники».
Видимо, подобная закономерность русской истории вызвала к жизни миф о «питерских православных чекистах», отождествляя эту «новую опричнину» с именами Виктора Иванова, Игоря Сечина, Николая Патрушева и «примкнувших к ним товарищей». Политтехнолог Глеб Павловский, значившийся советником Александра Волошина, в своем недавнем «антипитерском» докладе под названием «О негативных последствиях «летнего наступления» оппозиционного курсу Президента РФ меньшинства» фактически инкриминирует «питерским силовикам» следующие «грехи», «несовместимые с демократией»: резко выраженная патриотическая идея, левосоциальный уклон в экономике, приоритетная ориентация на православие, проект национализации природной ренты, упразднение олигархии, консолидация среднего бизнеса, упор на силовиков и силовые методы, отказ от прозападной внешнеполитической ориентации.
Если Путин действительно самостоятельная фигура, если он и вправду одержим идеей «спасти Россию», его успехи в этом вопросе в значительной степени будут зависеть от волевых качеств, мотиваций, профессионального уровня и горизонтов мышления его «опричного войска». «Православные чекисты» пока что оказались людьми меньшего масштаба, нежели им приписывали их потенциальные идеологи и недоброжелатели-конкуренты, — они так и не стали реальным субъектом политического процесса. К сожалению, у любых силовиков везде и всегда не очень высок креативный уровень, ведь их основные профессиональные стереотипы поведения связаны с сохранением уже имеющегося, а не с созданием нового. Каковы истинные мотивы, руководящие их политическим поведением хотя бы в событиях последних нескольких месяцев: видение стратегической ситуации и желание ликвидировать олигархов как класс либо желание самим стать олигархами, переделив крупную собственность? После президентских выборов 2008 года многие из них окажутся не у дел: едва ли следующий президент захочет видеть около себя эту не самую молодую и не самую эффективную в управленческом отношении «гвардию». В горбачевские времена был популярен иронический слоган: «Куй железо, пока Горбачев!»; «питерские» понимают, что без Путина им ничего не удастся «наковать».
Сам же Путин II без собственной «железной гвардии», без полновесного «опричного войска» рискует превратиться в этакого Гамлета, увлеченного «сводками», «разводками», дворцовыми интригами и размышлениями о распаде «связи политических времен», ибо ему на смену неотвратимо придет какой-нибудь либерал-тоталитарист Фортинбрас.
Кем станет Путин III в 2008 году?
Больше всего Путину стоило бы думать о 2008 годе. Поскольку те, кто жаждет либерального реванша (олигархи, «глобализаторы», агрессивные либералы), уже активно об этом думают: Анатолий Чубайс или иная равностатусная фигура из этого же лагеря, несомненно, будет одним из самых вероятных кандидатов на следующих президентских выборах, на которые Путин при нынешней Конституции пойти уже не сможет. Приход к власти «либерального императора» Чубайса с высокой долей вероятности повлечет утрату Россией суверенитета и встраивание ее в глобальную мировую систему на правах «вассала».
У Путина в 2008 году не так-то много сценариев для сохранения власти. Во-первых, хорошо знакомое кресло премьер-министра на четыре года — в ожидании президентских выборов 2012 года, когда он снова сможет баллотироваться в президенты.
Во-вторых, пост президента Союза России и Беларуси, в связи с чем в 2007 году, после истечения срока Александра Лукашенко, будет окончено строительство союзного государства — его-то и возглавит Путин, а полномочия российского и белорусского президентов из политических превратятся в чисто административные.
В-третьих, если второй президентский срок совпадет с невиданным дотоле расцветом российской экономики, социальной и культурной сфер, если Россия вдруг вернет себе утраченные позиции на международной арене, Путин может стать обладателем негласного титула «духовного лидера нации», сохраняя какой-либо политический, но не государственный пост, — например, генерального секретаря партии власти.
И, разумеется, в-четвертых, «админресурсный» сценарий — с изменением конституционной нормы, ограничивающей пребывание на президентском посту двумя сроками подряд, от которого сам Путин уже несколько раз открещивался.
У Путина II есть три пути — три варианта идеологической идентичности, три направления социально-политического курса развития России. Первые два на поверхности: либерально-олигархический, связанный с расширенным представительством интересов олигархов во властных органах, и квазиполицейский, связанный с усилением «властной вертикали», с «огосударствлением» всех сторон жизни. Но также есть и третий вариант идентичности — солидаристский, предполагающий подлинный консенсус верховной власти, различных элитных группировок и «широких внеэлитных слоев», которые обычно называются «народом». В этом случае Путин окончательно меняет свое амплуа и из «главного бюрократа» — «гаранта Конституции» — превращается в столь любимую русским политическим бессознательным фигуру «выборного самодержца». Тогда и сам вопрос «Спасет или угробит Путин Россию?» рискует превратиться в риторический. По крайней мере, в распоряжении этого Человека Судьбы будут находиться и те, и другие возможности.