Я не собираюсь говорить о таких глобальных институтах публичной политики, как законодательная и исполнительная власть, как правовая и правоохранительная системы. Мой предмет гораздо уже — всего несколько эпизодов из британской политической жизни, которые могут объяснить, что такое прозрачные процессы реального исполнения власти. Идеальных общественных укладов, конечно же, не существует. И Великобритания не исключение. Но все-таки в политическом обустройстве древнейшей в мире демократии, где первая попытка создания парламента относится к 1265 году, а «Билль о правах» принят 315 лет тому, есть многое, к чему «молодым» государствам не мешало хотя бы присмотреться.
Не вдаваясь в пространные теоретические пассажи, замечу лишь, что публичная политика — это способ участия людей в принятии жизненно важных для общества решений. Именно общество — заинтересованное, неравнодушное и осведомленное — вынуждает власть вести открытую политическую деятельность, контролирует ее, одобряет или негодует, поддерживает или свергает и т.п. В этом широком контексте и политик, и партия вынуждены стремиться к максимальной публичности, иначе убедить людей в своей правоте, заставить их поверить, особенно в условиях жесткой политической конкуренции, шансов нет.
Каждый британский гражданин, идущий в политику, знает: публичность — она же открытость и прозрачность — это та составная часть британской политики, без которой последняя, собственно, не может существовать. Подданные Объединенного Королевства не признают иные виды политики, кроме публичной. Хотя, конечно, догадываются, что бывают и другие ее разновидности, менее цивилизованные, мягко говоря.
В традициях британского парламентаризма есть одна деталь, которая более всего, на мой взгляд, отвечает параметрам публичной политики. Это еженедельное политическое сражение в парламенте под названием «Вопросы премьер-министру». Итак, раз в неделю, а иногда и два, если того требует текущий момент, премьер-министр отвечает на вопросы, которые задает лидер оппозиции (в первую очередь), а также другие парламентарии, кто пожелает и успеет, причем не только из «вражеского» оппозиционного лагеря. Очень часто премьера атакуют собственные однопартийцы. Почему? Наверное, потому что этого требует от них исполнение прямых служебных обязанностей — представлять интересы избирателей. (Например, все дебаты по войне в Ираке сопровождались острыми вопросами-выступлениями со стороны лейбористов, а не консерваторов, которые, кстати, всегда голосуют за войну).
Зрителями парламентского «шоу» выступают не только члены палаты общин. За ним, со времен использования прямых эфиров, могут наблюдать все желающие, включив любой новостийный телеканал. Часто именно эти дебаты формируют у людей мнение о ведущих политиках — что спросил, как ответил, чем аргументировал, как реагировал, какую мину сделал. Я, например, люблю эти полчаса чисто политической борьбы. Особенно ту часть, когда премьер и лидер оппозиции сходятся «на прю» в поединке: они стоят друг против друга, разъединенные всего лишь двухметровым столом, за спиной каждого сидит парламентская фракция однопартийцев. Они сражаются одним-единственным оружием — речью. И дело не в том, что владение богатым и сложным родным языком должно быть совершенным, включая безукоризненное произношение, построение предложений и проч. Это все само собой, это не главное, это просто обязательное условие «похода» в политику. Я о другом.
Вопросы, которыми лидер оппозиции «стреляет» в премьер-министра, никогда не являются просто вопросами. Они тщательно подготовлены, нарочито жесткие, в них всегда заложен подтекст (скрытый и явный), должна быть ирония, а лучше — сарказм, форма — острая, желательно язвительная. Ведь лидер оппозиции на 90 процентов знает наверняка, что может ответить премьер. Но его задача так сформулировать вопрос, чтобы показать всем: добивается ответа он не для себя лично, а для миллионов избирателей, недовольных правящей властью.
Что должен предпринять отвечающий, то есть премьер? Во-первых, мгновенно сориентироваться, давать ответ сразу, без запинок и раздумий, иначе кто-то заподозрит, что он «не в теме» (а такие подозрения недопустимы). Во-вторых, в лаконичном ответе важно четко и доступно объяснить свою позицию, чтобы она была понятна всем избирателям, а не только соседям по парламенту.
В-третьих, всякое утверждение должно подкрепляться неоспоримым аргументом (это самое важное). В-четвертых, избрать такую форму ответа (ироничную, спокойную, гневную, смешную, грустную etc.), чтобы сразить своего оппонента ну, если не наповал, то хотя бы «нанести ощутимый удар».
Порой сражение по одному вопросу затягивается надолго, два лидера берут слово попеременно, встают-садятся, встают-садятся: стоя — говорят, сидя — слушают. Кто в таком накале страстей будет подыскивать слова, вспоминать даты и цифры? Все должно быть в голове или на худой конец под рукой, в собственной папке. Ораторский талант — обязательное условие такого сражения. Под ним, кстати, подразумевается не просто «артистическое» провозглашение спичей. Сила политика — не просто в хорошей артикуляции, а в умении убеждать.
Наглядный пример — сегодняшний премьер-министр Тони Блэр. Говорят, он самый «убедительный» (или убеждающий?) лидер за всю историю государства. И правда, он говорит так, что ему трудно не поверить. Уж не знаю, действительно ли он так искренне верит в то, что говорит. Но если не верит, тогда он — просто гениальный артист, ибо «морочить» голову искушенному британскому электорату вот уже более семи лет (два срока кряду) и весной следующего года намереваться стать премьером в третий раз, это, знаете ли, мало кому под силу. По мнению большинства британских политических обозревателей, пока что на политическом олимпе страны нет равных Тони Блэру — ни в собственной партии, ни в консервативной, ни среди либералов-демократов.
Итак, если каждую неделю ведущие политики участвуют в открытом парламентском сражении, задействуя и обнажая наличие или отсутствие своих лучших (и не очень) качеств — ума, профессионализма, образованности, быстроты реакции, красноречия, сообразительности, ораторского мастерства, артистизма и многого другого — спрашивается, зачем им после этого предвыборные дебаты? Но традиция, она — «пуще неволи»: от дебатов в Британии еще никто никогда не отказывался.
Парламент — не единственное место, где принцип публичности опосредует отношения между государством и обществом. Кстати, даже многие заседания парламентских комитетов транслируются «вживую». Особенно те, на которых вопросы задают премьеру или членам его кабинета. А еще британцы любят устраивать политические ток-шоу, порой камерные, а порой и грандиозные. И обязательно — в телевизионный прайм-тайм. И естественно — «в прямом эфире». Приглашают в студию министров, депутатов и прочих чиновников, а уже аудитория устраивает им «перекрестный допрос». И вот интересно: все приглашенные ведь знают на что идут, но идут все равно. Публичность обязывает.
Я уже не говорю о том, что народ, кроме политических перипетий, живо интересуется подробностями личной жизни политиков. Особенно тех, которые при власти. К примеру, в одном из последних номеров флагмана бульварной прессы Daily Mail целый разворот посвящен обширному «исследованию» — женщины в жизни Гордона Брауна, министра финансов. Браун как раз в тот день держал программную речь на партийной конференции лейбористов. Не думаю, что он станет судиться с газетой...
Что еще можно вспомнить в качестве примера публичной политики в Британии? Ах да, написание «политических» фолиантов —мемуаров, хроник, дневников, авто- и просто биографий. Не было ни одного более-менее важного события в британской политической жизни, которому не была бы посвящена хоть одна исследовательская работа. И нет практически ни одного более-менее заметного политика, о котором бы не была написана книга. Часто первые лица страны пишут свои политические автобиографии сами, но только выйдя в отставку. Зато уж о них, да еще во время их «правления», может написать каждый, кому хочется и есть что сказать. Кто — хорошее, кто — плохое. А уж читатель сам определит свое доверие, причем не только покупкой недешевой, как правило, книги.
Знаете, что интересно? Что книга эта будет написана и опубликована не через лет 10—20—50, а практически по горячим следам. К слову, года еще не прошло, как бывший директор Би-би-си Грэг Дайк вынужден был уйти в отставку — в результате скандала и публичного расследования причин смерти военного эксперта Дэвида Келли. И вот уже в витринах книжных магазинов красуется его довольно объемная книга о том, как «все было». Он захотел донести свою точку зрения до общества, он ее изложил. Опытный, знающий и талантливый журналист, он наверняка мог сочинить что-нибудь вроде гневного обвинительного памфлета в адрес Блэра, создавшего комиссию Хаттона, которая признала вину Би-би-си, откуда его попросили. Но он не стал этого делать — зачем? Ведь общество и так все знает, публичное следствие по этому делу проходило буквально на глазах у страны. И когда в суд вызывали министра обороны, главу секретного ведомства, и самого премьер-министра. Ну и что? Да ничего особенного, они туда являлись в назначенный день и час... О показаниях, которые они там давали, дословно оповещалась вся страна. Нет, прямого эфира из зала суда не было — запрещено. Но вопросы общественных прокуроров и ответы действующих политиков публиковались во всех без исключения газетах. И не только там. В теленовостях они присутствовали в виде крупного текста на телеэкране, который озвучивали за кадром актеры. Более того, телеканал SkyNews успевал к вечеру каждого дня воспроизвести события в суде при помощи театральных блиц-постановок.
Позволю себе заметить, что упоминаемая выше следственная комиссия лорда Хаттона, созданная правительством (а именно его главой) для расследования деятельности этого же правительства (!), интересна как показательный эпизод новейшей политической истории. Впервые на суд общества не просто была выставлена система, а детально раскрыт механизм и «культура» функционирования государственных секретов, считавшиеся ранее уделом узкого круга посвященных. И то, что сегодня британское общество так решительно осуждает Тони Блэра за участие Британии в военных действиях в Ираке, результат именно этих публичных расследований, публичных выступлений «за» и «против», родивших совокупное мнение.
В этом месте следует честно признать, что существование публичной политики возможно лишь при наличии независимых масс-медиа. Но это уже тема другой истории...
А возвращаясь к предмету разговора, мне хотелось бы сказать, что публичная политика — это не инструмент, при помощи которого истеблишмент манипулирует народом и общественным мнением, и не инструмент, которым пользуется оппозиция в борьбе за власть. Это прежде всего способ сосуществования народа и власти. В демократическом государстве.