На саммите СНГ в Душанбе состоялась одна довольно символичная церемония: президента Таджикистана наградили почетным знаком Содружества. Это такая внушительная цепь с эмалевыми гербами всех участников объединения стоимостью более десяти тысяч долларов. Именинник Эмомали Рахмон был неимоверно счастлив: ведь пять лет назад точно такое же «украшение» получил на саммите в Кишиневе президент России Владимир Путин. Нынешнее мероприятие — прощальное для Путина-президента. Почетный знак СНГ — что-то вроде благодарности Эмомали Рахмону за стойкую поддержку мифа о том, что Содружество независимых государств еще не превратилось в Содружество государств, неуправляемых Россией. За то, что Рахмон вместе с несколькими другими постсоветскими лидерами не устают подпитывать иллюзии отдельных кремлевских стратегов о том, что Владимир Владимирович по-прежнему контролирует не только РФ, но и СНГ, а любой проект на постсоветском пространстве без участия России заведомо обречен на провал.
Символично выглядело и то, что впервые в постсоветской практике саммит СНГ проходил в жесткой увязке по времени и месту с саммитами ЕврАзЭС и ОДКБ. Некоторые участники действа то и дело говорили о том, что душанбинские встречи должны были засвидетельствовать прорыв постсоветcкой интеграции сразу на трех направлениях: политическом (СНГ), экономическом (ЕврАзЭС) и военном (ОДКБ).
Судя по всему, первое, что должно было символизировать политический «прорыв», — это рекордные за последние годы одиннадцать президентов, участвующих в саммите. Если бы не Виктор Ющенко, направившийся в тот день в другую страну, можно было бы представить, какими яркими и насыщенными были бы комментарии идейных вдохновителей СНГ о его втором дыхании.
По-разному можно относиться к тому, что Виктор Андреевич предпочел Париж Душанбе (о чем, по нашей информации, участники встречи узнали уже после окончания саммита от журналистов, а посему до последней минуты говорили о сложной поствыборной ситуации, не позволившей нашему президенту покинуть страну). Но очевидно одно: если бы Ющенко присутствовал на саммите, Украине вряд ли было бы посвящено столько внимания, как из-за его отсутствия. Другое дело, что президенту вряд ли стоило ссылаться на сложную политическую ситуацию, а нужно было честно предупредить о ранее запланированной встрече с президентом Франции. Ведь если Виктор Андреевич декларирует приоритетность европейского выбора, то почему он должен игнорировать встречу с тем, кто реально может помочь этот выбор реализовать ради общения с приверженцами совсем других интеграционных моделей? Тем более ни для кого не секрет, как иногда бывает полезно донести до лидеров уровня Саркози определенный мессидж перед тем, как тот отправится с визитом в Россию и проведет переговоры в Кремле.
Но вернемся к «прорывам». Документом, который должен был символизировать политический «прорыв», стала одобренная на саммите Концепция дальнейшего развития Содружества. Точнее, одобренная в целом, поскольку Грузия и Туркменистан ее не подписали, Молдова «завизировала» с оговоркой, а Азербайджан и Украина высказали особое мнение.
Украина в очередной раз подтвердила: СНГ интересует ее главным образом как экономический проект. Арсений Яценюк не уставал выражать свое удовольствие тем, что ключевой для Украины пункт — «завершение создания полномасштабного режима свободной торговли» — нашел свое отображение в концепции. Более того, даже Владимир Путин якобы «вполне поддержал» эту формулировку, что как минимум несколько удивляет.
Так или иначе, в концепции черным по белому записано, что «приоритетом СНГ сегодня является экономическое сотрудничество». А то, как страны Содружества намерены придерживаться взятых на себя обязательств, станет понятно хотя бы по тому, как новый председатель СНГ — Киргизстан — будет выполнять положение концепции о «способствовании вхождению каждого государства—участника СНГ во Всемирную торговую организацию». Даже если этот пункт был прежде всего адресован Грузии, которая время от времени грозится заблокировать вхождение в ВТО России.
А вот с положением, где шла речь о том, какую важную роль в «решении задач гуманитарного сотрудничества» в странах СНГ играет русский язык, Украина согласиться уже не могла.
Азербайджан устами Ильхама Алиева в который раз подтвердил, что СНГ его интересует исключительно как механизм решения нагорнокарабахской проблемы. И.Алиев, утверждают наши источники, всячески настаивал на том, чтобы СНГ боролось не только с терроризмом, но и с сепаратизмом.
В приезд на саммит Михаила Саакашвили участники поверили только, когда он поднимался по красной дорожке в президентский дворец «Сомон». Грузинский лидер то и дело заявлял, что его страна больше не будет подписывать в рамках СНГ никаких «капитулянтских» документов, намекая на винную блокаду.
Президент Туркменистана, которому в энергетически неудовлетворенном Таджикистане посвящали первые сюжеты на телевидении (откровенно смахивающие на мини-документальные фильмы о вечной дружбе двух соседей), открыто дал понять: его присутстствие на подобных собраниях следует рассматривать исключительно как присутствие, а не как некий политический знак того, что Ашхабад готов изменить свою позицию относительно участия в интеграционных проектах на постсоветском пространстве. И когда Гурбангулы Бердымухаммедов, уподобившись Саакашвили, покинул саммит раньше и не почтил своим присутствием празднование 55-летия Эмомали Рахмона, в окружении хозяина мероприятия начали вопрошать, зачем вообще туркменскому президенту было приезжать на саммит.
Впрочем, главной интригой саммита было все же другое — назначение главы Службы внешней разведки РФ Сергея Лебедева исполнительным секретарем СНГ вместо Владимира Рушайло, которым, поговаривают, Путин в последнее время был не очень доволен. По нашей информации, имя нового секретаря до начала саммита оставалось тайной за семью печатями и для самих его участников. Варианты назывались самые разные, включая кандидатуру бывшего премьер-министра Фрадкова. Но предсказуемость, как известно, не является отличительной чертой Владимира Путина, посему даже некоторые представители российской делегации явно опешили, услышав имя нового эсэнгэшного начальника.
Но Путину тоже был приготовлен маленький сюрприз: Александр Лукашенко не удосужился зафиксировать в своем графике пребывания встречу с российским президентом, хотя в программе Путина она определенно значилась. Впрочем, если информация о том, что на этом рандеву Путин желал обсудить с белорусским коллегой создание в рамках российско-белорусского союза чего-то вроде кабинета министров, соответствует действительности, такое поведение батьки вполне объяснимо. А может, белорусский лидер просто не знал, что ответить Владимиру Владимировичу, если тот вдруг поинтересуется, действительно ли Александр Григорьевич высказывал желание посетить энергетический форум в Вильнюсе при участии стран ГУАМ, Польши и Литвы?
Но, как бы там ни было, есть основания полагать, что даже такие сторонники малых интеграционных форм, как Нурсултан Назарбаев и Александр Лукашенко, чувствуют себя сегодня в СНГ уютнее, чем в ЕврАзЭС, саммит которого, напоминаем, планировался как экономический «прорыв» на постсоветском пространстве. По крайней мере, обсуждая какой-либо вопрос в Содружестве, они всегда могут противостоять позиции России, заручившись поддержкой других несогласных. Очевидцы дискуссий нынешнего собрания свидетельствуют, что как только Владимир Путин прибегал к своим любимым жестким тонам, у тех или иных стран сразу же срабатывала защитная реакция. И не в последнюю очередь поэтому в концепции не один раз появлялось принципиально важное для некоторых участников слово «заинтересованные», когда речь шла о сотрудничестве стран СНГ в тех или иных вопросах. Есть оно — что важно для Украины — и при упоминании стран, которые «будут развивать сотрудничество в наблюдении за выборами и референдумами, внедрять единые и объективные критерии оценки избирательных процессов».
На форуме ЕврАзЭС было несколько по-другому. Подписание анонсируемых документов, необходимых для создания Таможенного союза между Россией, Беларусью и Казахстаном, производило грустное впечатление. Нурсултан Назарбаев, говорят, как заклинание повторял, «что интеграция невозможна без равноправия, если кто-то чувствует себя ущемленным», а на пресс-конференции после окончания саммита СНГ (то бишь за день до начала саммита ЕврАзЭС) грустно рассказывал о том, что какими бы явными лидерами ни были Франция и Германия, все решения в Евросоюзе принимаются только консенсусом. И наконец признался, что ЕврАзЭС пробуксовывает, поэтому он рассматривает возможность создания центральноазиатского экономического союза, чтобы позволить 50-миллионному региону создать самостоятельный рынок.
Подавленное настроение Нурсултана Назарбаева и Александра Лукашенко присутствующие объясняли просто: в наднациональном органе Таможенного союза Россия застолбила за собой 57% голосов, тогда как Беларуси и Казахстану досталось по 21,5%. Якобы все это делалось, исходя из ВВП стран и их экономического развития. Нурсултан Назарбаев, рассказывают, даже в ходе подписания документов еще пытался что-то уточнить у представителей российской делегации, видимо, до последнего сомневаясь в том, что это правильно. Путин, наоборот, назвал результаты саммита «почти революционными» (согласитесь, весьма нетипичный эпитет для лексикона российского президента).
Похоже, что, настаивая на подписании таможенных документов, Путину важно было продемонстрировать, что во время его президентства хоть один Таможенный союз, но все же был создан: не получилось в ЕЭПе с Украиной — сделали это в ЕврАзЕСе с Беларусью и Казахстаном. Хотя на самом деле наднациональный орган — комиссия — заработает лишь после согласования таможенного тарифа. Этот процесс может затянуться еще не на один год.
Ну и, наконец, военный «прорыв» на саммите ОДКБ. Так некоторые эксперты успели окрестить подписанное соглашение между ОДКБ и ШОС о сотрудничестве, реанимируя одновременно тему «русско-китайского НАТО». Однако Сергей Лавров успел вовремя предупредить: никакой сенсации здесь нет — обычный рабочий момент. И почему-то в данном случае ему хочется верить больше, чем тем, кто говорит о «прорывах».