«У каждого саммита есть своя звезда», — начинает свой репортаж из Галифакса корреспондентка «Вашингтон пост» Энн Суордсон. На саммите «семерки» в Токио в позапрошлом году звездой был Билл Клинтон. Корреспондент «Нью-Йорк таймс» А. Эппл ностальгически вспоминает токийский саммит, где Клинтон, поселившийся в Белом доме всего за полгода до этого, «полный свежих идей и решительно поддерживаемый демократическим Конгрессом», был на коне. Сейчас другое дело: репортаж Эппла из Галифакса снабжен подзаголовком «Первый среди равных внезапно становится несколько менее равным».
Как замечает журналист, такой оборот является отчасти естественным следствием того, что в ноябре прошлого года на выборах в Конгресс победили республиканцы, и в Вашингтоне установилось двоевластие. Во-вторых, с окончанием холодной войны, быстро стирающейся из памяти американцев, они все менее склонны отягощать себя чужими делами. Поэтому Клинтон не мог брать на себя никаких новых финансовых обязательств (например, на новые силы быстрого реагирования на Балканах), не оговорившись, что он делает все, от него зависящее, но ни за что не ручается, так как президент предполагает, а Конгресс располагает. В Конгрессе же руководят сейчас люди, которые считают, что миссия ООН в бывшей Югославии провалилась, и поэтому нужно вывести с Балкан миротворческий контингент и снять эмбарго на поставки оружия боснийским мусульманам.
На состоявшейся в пятницу пресс-конференции Клинтона спросили, как же он собирается протолкнуть деньги на силы быстрого реагирования через Конгресс. Президент США, по выражению Эппла, «вильнул в одну сторону, потом в другую, а затем сменил тему, решительно обещав не посылать войска в Боснию, хотя в последние дни никто даже и не думал ничего такого предлагать».
Главным достижением галифакской встречи «семерки» «Нью-Йорк таймс» считает договоренность о создании специального «финансового механизма», который позволит Международному валютному фонду более оперативно предоставлять кредиты своим клиентам в случае каких-то ЧП, вроде того, что приключилось в декабре в Мексике, когда у нее кончились валютные резервы. Клинтон заявил, что поскольку американский вклад в такой фонд МВФ не будет сопряжен с каким-либо финансовым риском, его не нужно будет проводить через Конгресс. Эппл отмечает, однако, что в Конгрессе заправляют люди, вроде сенатора Роберта Доула и спикера Палаты представителей Ньюта Гингрича, которые терпеть не могут Валютный фонд и дадут Клинтону бой по этому поводу.
Американские комментаторы в один голос резюмируют, что Клинтон играл на сей раз вторую скрипку, и столь же единодушно отмечают, что первую играл новый французский президент Жак Ширак. Энн Суордсон пишет в «Вашингтон пост», что сейчас именно он был тем лидером, который заставлял остальных склониться перед его волей: после того как в Боснии вспыхнули последние боевые действия, Ширак прервал первый галифакский ужин с другими руководителями «семерки», заставил их вытащить из-за стола своих министров иностранных дел и на скорую руку составить общее заявление с призывом о прекращении боев.
Усталый хозяин саммита — канадский премьер Жан Кретьен, который, по замечанию Суордсон, был явно не рад, что ему не дали закончить ужин, встретился с журналистами почти в полночь и прочел им коллективное заявление «семерки». Бои в Боснии после этого шли своим чередом, но Ширак показал, что он человек, к которому прислушиваются другие лидеры. «Вашингтон пост» отмечает также, что другие лидеры деликатно обходили решение Парижа возобновить на время ядерные испытания, хотя этот шаг непопулярен среди остальных членов «семерки».
Агентство Рейтер писало, что Клинтона «затмили более агрессивные и говорливые лидеры, вроде Ширака и Ельцина», хотя неясно, как попал сюда Ельцин, о котором подавляющее большинство комментаторов отзывалось скептически (а сенатор Доул сострил в воскресенье утром по Си-би-эс: «Я думал, что смотрю Saturday Night Live, а это оказался Борис Ельцин!»). Говоря о войне с чеченцами, Ельцин заявил, что полностью контролирует ситуацию (как заметило агентство АП, «другие участники саммита не стали ему перечить, по крайней мере на публике»), и утверждал, что Джохар Дудаев получил политическое убежище в Турции, хотя Белый дом тут же заметил, что у него таких данных нет, а турки реагировали изумленно. Но многим российским деятелям свойственно делать иногда совершенно безответственные заявления, за которые западных деятелей тут же заклевали бы, а этим — как с гуся вода.
Кретьен, установивший на саммите аракчеевский режим экономии и усадивший участников за столы с прошлой встречи «семерки», которые привез из Италии проходивший мимо канадский эсминец, не устраивал церемониальных банкетов, а заставил лидеров совмещать приятное с полезным, работая за едой. Ельцин пожаловался ему, что вынужден встречаться с другими лидерами только за трапезой, на что канадский премьер сказал: «Чем меньше вы будете есть, тем больше вы сможете говорить». Ельцин, очевидно, воспринял эту формулу буквально, поскольку проговорил на пятничном ужине почти час, едва прикоснувшись к еде.
Смотревшие его выступления решили, что он пьян, но американские представители заверили, что на встречах с ними Ельцин был на высоте. Ему было строго-настрого приказано не приезжать в Галифакс раньше пятницы, поскольку Россия все-таки еще не входит в «семерку» и непонятно, когда войдет в нее, в связи с состоянием ее экономики.