UA / RU
Поддержать ZN.ua

Посылка из Шанхая

Что ни говори, а по завершении холодной войны международная политика стала интереснее. Политическ...

Автор: Александр Щерба

Что ни говори, а по завершении холодной войны международная политика стала интереснее. Политическая мысль бурлит, дипломатические каналы переполнены информационными потоками, а политологи изнемогают от обилия геополитических прогнозов. Большинство этих прогнозов сводятся к тому, что однополярному миру приходит конец. Сегодня прогнозировать приход на смену многократно руганного Pax Americana многополярного мира — все равно что прогнозировать восход солнца или повышение цен на киевских заправках. Все говорят о многополярности, хвалят ее и раздают авансы. На этой неделе выдался редкий случай — увидеть ее своими глазами.

В сибирский Екатеринбург, известный преимущественно как место убийства царской семьи и рождения самобытного течения советского рок-н-ролла, съехались главы четырех стран, на которые приходится 14% мирового ВВП и 40% мировых валютных запасов — Бразилии, России, Индии и Китая (БРИК). Цель их собрания, как сказал бы Остап Бендер, была святая — протянуть руку помощи мировой экономике и заложить основы нового миропорядка, который бы значительно меньше, чем раньше, зависел от прихотей американской Федеральной резервной системы. При всей осторожности звучавших на встрече политических заявлений можно констатировать факт: в Екатеринбурге родился если не новый блестящий многополярный мир, то, по крайней мере, его прототип.

Сей царственный младенец имеет русский дух, раскосые азиатские глаза и флегматический темперамент индийского йога. Он даже произнес свое первое слово: «Валюта!». Вернее… «Валюта?». Ибо, несмотря на старания России ускорить создание наднациональной резервной валюты, которая бы потихоньку вытесняла из национальных казначейств постылый американский доллар, большинство участников саммита были явно не готовы к такому резкому шагу. Накануне президент Медведев намекал, что сможет анонсировать, по крайней мере, название новой валюты. После саммита он лишь заявил, что ее создание — долгий процесс и о прогнозах говорить рано.

Очевидно, что причина такой сдержанности — прежде всего позиция Китая, самого большого из бриковских китов, который при желании вполне может рассчитывать на то, чтобы новая резервная валюта имела не наднациональный, а вполне нацио­нальный характер и называлась юанем. Китай также отдает себе отчет в том, что Екатеринбург был скорее фестивалем амбиций, чем биржей реальных политических решений. Слишком зыбка основа, объединяющая страны БРИК, слишком сильны подводные течения, которые ее размывают. К примеру, случайно ли объемы военно-технического сотрудничества России и Китая, которые в 2001—2006 годах составляли около
3 млрд. долл. в год, в 2007—2008 годах снизились втрое? Случайно ли то, что Китай отказался признать независимость Южной Осетии и Абха­зии? Ну и самое главное: может ли Россия быть уверена, что ее голос будет достойно звучать в БРИК, если в этом году ее ВВП упадет, как ожидается, на 6,5%?

Один из аналитиков известного американского аналитического центра RAND Corporation уже выступил с прогнозом, что пройдет не так много времени и объединение БРИК превратится в объединение БИК. Другой западный аналитик ехидно называет эту организацию французским оборотом BRIC-a-Brac, то есть «безделушки». Во многом эта ирония — напускная. Запад не может не ревновать и не тревожиться, глядя, как «незападный мир» пришел в движение и пытается найти свои, самостоятельные подходы к глобальным проблемам. И пусть эти телодвижения пока похожи на детсадовский хоровод, не следует забывать, что большинство китайских и индийских политических менеджеров проходили учебу в американских университетах. Американская хватка, помноженная на азиатскую хитрость, упорство и трудолюбие, может явить миру новый тип международной политики, к которому вряд ли стоит относиться снисходительно. Вот только какую нишу займет в этом новом мире Россия — остается вопросом, в том числе и для самих россиян.

Проведение саммита БРИК накануне визита Обамы в Москву было, скорее всего, совпадением. Но совпадением символичным. И возросшей активностью в рамках БРИК, и демонстративной встречей Медведева с Ахмадинежадом, и все более жесткой критикой в адрес американского доллара Россия демонстрирует, что в Москве американского президента не будут встречать с хлебом-солью. К тому же, если верить американским источникам, Россия пока что занимает весьма жесткую позицию в приоритетном для американской внешней политики вопросе о подготовке нового Договора о нераспространении ядерного оружия (ДНЯО-2). Вполне вероятно, что это одна из тех игр на мировой шахматной доске, по которым так соскучились в Москве. Если же это не игра, а принципиальная позиция, то шансы на подписание документа к концу года (а именно к этому стремился Обама) будут весьма низки. Россия держит в руках ключ, по крайней мере, к трем приоритетным для Вашингтона дверям: ДНЯО-2, сдерживание ядерных амбиций Ирана и стабилизация Афга­нистана. И хотя в лондонском заявлении Обамы—Медведева было обещано конструктивное сотрудничество по всем трем позициям, пока что Москва умело демонстрирует неприступность и откровенно смакует зависимое от нее положение Вашинг­тона. Есть признаки того, что молодому американскому президенту эти игры начинают надоедать. Американо-российская оттепель может закончиться, едва начавшись, а отношения этих стран могут вернуться в кризисный режим быстрее, чем Хиллари Клинтон произнесет трудное русское слово «перезагрузка». Произойдет ли это — увидим уже скоро. До саммита Медведев—Обама осталось чуть больше двух недель.

Однако вернемся в Екатеринбург. Давно замечено: чем чаще политик произносит слово «геополитический», тем меньше он сам понимает, что хочет сказать. На саммите БРИК это слово звучало часто. Но еще чаще — на предшествовавшем ему саммите Шанхайской организации сотрудничества (ШОС), в которую входят, кроме России и Китая, еще четыре среднеазиатские страны — Казахстан, Узбекистан, Таджикистан и Киргиз­стан. По некоторым вопросам саммит ШОС стал лишь бледным отголоском саммита БРИК. К примеру, на нем тоже звучала тема новой резервной валюты, которая тоже инициировалась Россией и тоже была подстрелена на взлете сдержанными китайцами. Нурсултан Назарбаев был так решителен, что предложил заняться созданием новой денежной единицы уже на следующий день после екатеринбургской встречи. Тем не менее в итоговых документах саммита ШОС тема обойдена почти так же аккуратно, как и на саммите БРИК.

Среди дюжины подписанных в Екатеринбурге документов более-менее практическую направленность, по крайней мере на первый взгляд, имеют лишь два: «Соглашение о подготовке кадров для антитеррористических формирований» и «Соглашение о сотрудничестве в области обеспечения международной информационной безопасности». И если первое вполне вписывается в объединяющее страны ШОС стремление дать отпор исламскому радикализму (в свете надвигающихся в Афганистане выборов это особенно актуально), то последнее имеет шансы стать объектом критики как еще один шаг в плане наступления на свободу слова. На сей раз — шаг коллективный. И тем не менее, вряд ли стоит ожидать международного ажиотажа. Продвижение демократии уже не в моде. В моде снова прагматизм, то есть равнение на достижимые цели, к которым продвижение демократии в Центральной Азии явно не относится.

Истинной звездой саммита ШОС стал иранский лидер Ахмадинежад, который прибыл в Екатеринбург, несмотря на назревавший в Тегеране «майдан». Его уверенность в себе придала уверенности и участникам саммита, которые наперебой поздравляли его с победой на президентских выборах. Особенно впечатлила упомянутая встреча с Медведевым, которая изначально не планировалась «по причинам плотного графика», но потом не только произошла, но и длилась больше намеченного времени, так что иранскому лидеру пришлось отменить свою финальную пресс-конференцию.

Если исходить из того, что Ахмадинежад будет утвержден на второй срок, то выходит, что свой первый визит после избрания иранский лидер совершил не куда-нибудь, а в Россию. Иначе говоря, кроме демонстративных политических маневров по линии БРИК и Москва—Пекин Екатеринбург принес американцам еще одну малоприятную новость: возможное зарождение политической оси Москва—Тегеран. При этом мало кто обратил внимание, что накануне Москва подавала Вашингтону абсолютно противоположные сигналы. Не далее как две недели назад министр обороны США Роберт Гейтс наделал в Вашингтоне шуму, заявив, что россияне впервые согласились с американским мнением относительно того, что Иран действительно имеет ядерные амбиции и что эти амбиции действительно представляют опасность для мирового сообщества. Американский политикум уже приготовился было к реальным сдвигам в иранском вопросе, но не тут-то было. Екатеринбургская встреча похоронила эти надежды, едва они успели родиться.

БРИК… ШОС… Российско-американский саммит… Если присмотреться ко всем этим процессам, то особенно отчетливо начинаешь понимать, что глобальный экономический кризис наложил существенный отпечаток на международную политику. Политическая колода активно тасуется, и Украине придется приложить значительные усилия, чтобы не уйти «в отбой» раньше времени. А это значит — смотреть не только на Запад, но и на Восток. Понимать, что приоритеты как Запада, так и Востока существенно изменились и Украина не всегда числится среди этих приоритетов. Знать себе цену, но понимать, что никто не станет жертвовать своими интересами ради интересов чужих.

Российские СМИ не афишировали маленький конфуз, случившийся в разгар саммита, когда на перекрытую центральную улицу Екатерин­бурга неожиданно выскочил пьяный водитель и помчал свои «Жигули» мимо милицейских патрулей. Только смелость местного милиционера, подставившего под удар свою машину, уберегла организаторов от дальнейших неприятностей. На международной арене подобная самоотверженность уже не в чести. Здесь каждый сам за себя. Возможно, в этом и состоит суть мультиполярности.