В Великобритании 8 июня прошли внеочередные парламентские выборы. Британцы выбирали депутатов Палаты общин в очень непростой момент истории своей страны.
Вся общественная жизнь Соединенного Королевства определяется сейчас Brexit'ом - пожалуй, самым сильным стрессом, который Британия переживала после Второй мировой войны. По большому счету, новый парламент создан с одной целью - обеспечить выход страны из Европейского Союза. Поэтому к результатам голосования нельзя подходить традиционно, оценивая лишь количество мест, доставшихся участникам избирательной гонки. Для политических партий волеизъявление британцев стало не только мерилом успеха, но и референдумом о доверии к фундаментальным идеям и принципам, которые эти партии отстаивают.
Консерваторы победили, что было ожидаемо. Но победа их - сродни поражению. Когда 18 апреля премьер-министр Тереза Мэй объявила о намерении провести досрочные выборы, консерваторы были на пике популярности, а их основные конкуренты, лейбористы, наоборот, виделись дезорганизованными и обреченными на разгромное поражение. Консерваторы должны были не просто повторить успех выборов 2015-го - в новом парламенте они рассчитывали укрепить абсолютное большинство, добавив еще два-три десятка мандатов. Но выборы лишили Консервативную партию большинства. Консерваторы получают лишь 313 мест в парламенте при необходимом большинстве в 326 голосов. В активе лейбористов - 260 мандатов, на 28 парламентариев больше чем было. Крупные фракции сформируют Шотландская национальная партия с 35 голосами (против 54 в прошлом парламенте), Либеральные демократы (12 депутатов против 9 в старом парламенте) и североирландская Демократическая юнионистская партия (10 против 8). У консерваторов наибольшая фракция, и они получают право формировать правительство. Но для того, чтобы Кабинет смог работать, тори нужна поддержка других партий и независимых кандидатов.
Чтобы оценить масштаб провала консерваторов, следует вспомнить о главной черте этих выборов, о единственной функции, которую должен выполнить новый состав парламента. После победы в 2015 г. консерваторы имели комфортное большинство (330 мест из 650) и самостоятельно сформировали правительство. Но тот парламент был избран до референдума, его состав не отражал шок, который страна пережила после оглашения результатов, и не имел морального мандата для обсуждения сценариев развода с Брюсселем.
Чтобы обеспечить себе надежный тыл для переговоров с Европейским Союзом, Мэй нужно было большинство в новом парламенте, сознательно избранном британцами в совершенно иных политических условиях - в условиях, продиктованных Brexit'ом.
Стратегическая цель премьера - обеспечить выход из ЕС на своих, наиболее благоприятных для Лондона, условиях - предполагала решение двух тактических задач. Во-первых, получить контроль над парламентом. Это было необходимо для поддержки переговорной позиции Кабинета и для принятия законов, нужных для осуществления "развода" - в том числе решений непопулярных, бьющих по социальным расходам бюджета или по интересам бизнеса. Во-вторых, продемонстрировать единство нации, доверие всего общества к политике Мэй. Решительная победа консерваторов должна была показать, что взгляды премьера разделяет существенное большинство британцев. Европейскому Союзу было бы куда сложнее бороться за столом переговоров против страны, не разделенной изнутри распрями.
И потому на этих выборах консерваторы проиграли. Они вполне могут сформировать коалиционное правительство или правительство меньшинства и сохранить власть в стране. Но заметно сократившаяся поддержка партии, неизбежная зависимость от других политических сил означают стратегическое поражение: обе задачи, стоявшие перед премьером, провалены.
Образовавшийся "висячий парламент", когда ни одна партия не имеет большинства, - явление в британской политике относительно редкое. В современной истории такое случалось лишь дважды - в 1974-м и 2010-м. Второй случай стал причиной для принятия в 2011 г. закона, по которому парламент избирается на фиксированный пятилетний срок. По этому закону Палата общин может быть распущена лишь решением самого парламента, а не по желанию премьера. Нынешние досрочные выборы как раз и были объявлены после голосования парламентариев, поддержавших инициативу Мэй. Премьер собиралась отменить закон 2011 г. - такой пункт есть в партийном манифесте, подготовленном для нынешних выборов. Но возможность самостоятельно распустить парламент не помешала бы Мэй сейчас - новые выборы давали шанс учесть ошибки проваленной кампании и вернуть большинство. Консерваторам найти поддержку, необходимую для роспуска едва собравшегося парламента, будет непросто. Значит, не сработает и этот призрачный шанс отыграть хоть часть потерянных позиций.
Консерваторов от смены лидера сейчас может удержать лишь дефицит времени, имеющегося у Британии для завершения переговоров о выходе из Европейского Союза. Статья 50 Договора о ЕС, регламентирующая процедуру выхода, предполагает завершение процесса в двухлетний срок - для Лондона он завершится в марте 2019 г.
Потому главный вопрос - с кем консерваторам придется блокироваться, чтобы обеспечить устойчивость кабинета. Коалиционное правительство предпочтительнее: для переговоров с ЕС необходима четкая долгосрочная стратегия. Сложная задача для правительства меньшинства, которое полагается лишь на ситуативную поддержку парламента. С кем тори могут пойти в коалицию? Ни лейбористы, ни Шотландская национальная партия (ШНП) даже не будут рассматриваться. Перестроенная под Корбина, заметно полевевшая фракция лейбористов - естественный противник консерваторов по большинству вопросов. Будь то внешняя политика или социальные вопросы, экономика или проблемы беженцев - взгляды двух партий чаще всего непримиримы. С шотландскими националистами, наоборот, принципиальное разногласие лишь одно. Но оно решающее - консерваторы окончательно определились, что Великобритания должна выйти из ЕС, а ШНП так же категорична в желании оставить Шотландию в Евросоюзе.
Остается один вариант - Либерально-демократическая партия, которая вместе с независимыми депутатами даст необходимое большинство. Глубоких идеологических разногласий между партиями нет, программные положения либеральных демократов на этих выборах заметно ближе к консерваторам, чем к лейбористам. Имеется и недавний опыт коалиционного правительства - либеральные демократы были партнерами в Кабинете Дэвида Кэмерона с 2010 по 2015 гг. Либеральные демократы привнесут в коалицию и важную в нынешних условиях обратную связь с избирателем. По мнению многих наблюдателей, провал тори связан с их неготовностью учитывать мнение общества в будущих переговорах: слишком уж сильно Мэй настаивала, что Британия должна говорить с Брюсселем одним голосом - ее.
Существенным препятствием является лишь позиция либеральных демократов по Brexit'у: они продолжают выступать категорически против выхода Великобритании из ЕС. С одной стороны, в ходе кампании лидер партии Тим Фэррон и его однопартийцы старались не зациклиться на этом пункте, что дает надежду консерваторам на компромисс. К тому же, Фэррон давал понять, что не прочь повторить успех своего предшественника во главе партии, Ника Клегга, и поработать в правительстве. Но, с другой стороны, либеральные демократы помнят урок прошлых выборов. Провал 2015-го, когда было потеряно 49 мандатов из 57, во многом произошел из-за недовольства традиционного электората партии - избиратели сочли союз с консерваторами предательством принципов. Так что перспективы коалиции зависят от того, готовы ли либеральные демократы еще раз рискнуть поддержкой своих сторонников.
Если Кабинет консерваторов и либеральных демократов будет сформирован, его политика не будет тождественна планам консерваторов, с которыми те шли на выборы. Очевидно, что без уступок по Brexit'у поддержку Фэррона и его партии получить не удастся. Консерваторам придется смягчить позицию по общему рынку с ЕС и договариваться о его сохранении. Отказаться от этого принципиального пункта своей программы либеральные демократы не смогут - слишком велика его поддержка у их избирателей. Коалиция вообще сделает переговоры более нервозными: Фэррон будет стараться сохранить как можно больше формальных связей с Евросоюзом, что усложнит достижение договоренностей и ослабит переговорные позиции правительства.
Зато по большинству внешнеполитических вопросов позиции двух партий совпадают. Коалиционный кабинет будет выступать за активизацию оборонной политики и увеличение военных расходов. Правительство будет поддерживать политику ядерного сдерживания и повышение боеготовности британских ядерных сил. Наконец, обе партии выступают за углубление связей с США, и эта задача, несомненно, будет определять политику Великобритании. Трансатлантические связи отчасти примиряют вероятных партнеров в их расхождениях по будущему европейской интеграции Британии. И Мэй, и Фэррон в ходе кампании подчеркивали важность сохранения роли Лондона как моста между Вашингтоном и континентальной Европой. Для Мэй в этом видится путь к обеспечению ключевой роли Британии в европейской политике после выхода из ЕС. Для Фэррона - это способ максимально сохранить связи с европейскими странами. Но и консерваторы, и либеральные демократы сходятся в том, что тесное партнерство с США в условиях Brexit'а становится безусловным фаворитом британской внешней политики.
Лейбористы не выиграли выборы, но Джереми Корбина можно считать их победителем. Большинство экспертов сходились во мнении, что его лидерству в партии придет конец сразу после выборов. Он чудом сумел устоять в июне 2016 г. После бегства большинства членов теневого кабинета, несогласных с его взглядами, и бунта лейбористской фракции, абсолютным большинством проголосовавшей за его отставку, Корбин отказался уйти, опираясь на поддержку низовых членов партии и профсоюзов. Разгром лейбористов на выборах должен был поставить жирную точку в споре старых партийных функционеров и Корбина. Но лейбористам удалось преодолеть отставание, составлявшее в начале кампании больше 20%. Корбин привел партию к лучшим результатам, чем были у Гордона Брауна в 2010-м и у Эда Милибэнда в 2015-м. Теперь его отстранение станет еще более сложной задачей для оппонентов.
Но личный успех Корбина интересен не сам по себе, в нем отразился важный для британской политики сдвиг. На выборы лейбористы шли с левой программой, пожалуй, самой левой со времен манифеста 1983 г., когда партию возглавлял Майкл Фут. Но если в 1983 г. лейбористы провалились на выборах, и Фут ушел в отставку, то теперь им удалось под левыми лозунгами восстановить утраченные позиции. Корбин совершил отход от политики эры Тони Блэра, когда партия была по сути центристской. Успешному возврату левой повестки способствовала поддержка молодежи. На этих выборах вообще зарегистрировалось необычно много молодых людей, в возрастной группе до 25 лет их было больше миллиона. Опросы показывали, что этот избиратель чаще шел именно за Корбином. Британская политика не выбрала французский сценарий. Эклектике новых центристов избиратель предпочитает четкое деление на левых и правых, конкуренцию идей, и эта тенденция будет, видимо, долгосрочной.
Последний важный итог выборов связан с заметным ухудшением результатов ШНП. Потеря двух десятков мандатов неприятна сама по себе, но в данном случае принципиально важно иное. Значительная часть мандатов, утраченных шотландскими националистами, отошла к консерваторам. Парламентские выборы подтвердили опасения, появившиеся после местных выборов 4 мая, когда в Шотландии именно консерваторы отобрали у ШНП несколько мест в советах. Конфронтация между ШНП и консерваторами, между их лидерами, Терезой Мэй и первым министром Шотландии Николой Стерджен, вызвана сепаратистскими настроениями шотландских националистов. В начале марта Стерджен объявила о намерении инициировать новый референдум о независимости в конце 2018-го - начале 2019-го. Оптимизм лидеру ШНП внушала высокая поддержка членства в Евросоюзе среди жителей Шотландии (на референдуме против выхода в регионе были 62% проголосовавших). Желая остаться в ЕС, шотландцы выступили против независимости в 2014 г. По той же причине они оказывали поддержку ШНП после референдума 2016 г.
Однако растущая поддержка консерваторов говорит о том, что, по крайней мере, часть шотландцев смирилась с неизбежностью выхода и готова поддержать программу "развода", предложенную Терезой Мэй. Неопределенность с результатами будущего шотландского референдума делает его проведение маловероятным. Добиться согласия на голосование от британского правительства будет весьма сложно. А идти на крайнее обострение с Лондоном, не имея уверенности в положительном голосовании за независимость, Стерджен не станет. Она предпочтет ждать ошибок нового Кабинета и открытых шагов в поддержку независимости Шотландии со стороны Брюсселя. Значит, хоть один результат выборов консерваторы могут записать себе в актив: шотландский сепаратизм из проблемы немедленной превращается в задачу отдаленную, о которой можно будет подумать завтра.