Вторжение турецких войск в иракский Курдистан поставило вопрос, действительно ли постсаддамовский Ирак — суверенное государство. Ведь если да, то на каких основаниях Турция вторглась на территорию независимого государства? Если же иракская государственность пока абсолютно бутафорна, то Соединенные Штаты несут полную ответственность за отсутствие адекватной реакции на такую недружественную акцию со стороны своих турецких союзников.
Иракское независимое информационное агентство Aswat al Iraq приводит заявление иракского правительства, в котором «кабинет министров осуждает турецкую военную интервенцию, являющуюся нарушением суверенитета Ирака, и требует прекратить нападения на мирных жителей и инфраструктуры». Кабинет министров призвал Турцию немедленно вывести свои войска и воздержаться от военной интервенции. В заявлении подчеркивается: односторонние военные действия неприемлемы и угрожают хорошим отношениям между двумя соседними странами.
Иракская дилемма сложна не только для США, но и для мировой общественности. Ведь состоялось вторжение в Ирак, который является членом ООН, и на него автоматически должно было распространяться право международной защиты, как это, например, было во время нападения Ирака на Кувейт в августе 1990 года. Тогда американская операция «Буря в пустыне» защитила Кувейт от нападения Саддама Хусейна. «Ответы на этот вопрос, — утверждает иракская газета Al Badeal, — указывают на путаницу в военной и гражданской политике руководства Турции, являющейся продолжением политики, унаследованной от бывшей Османской империи».
Непонятна реакция и арабских стран. Ведь Ирак, даже с курдскими территориями, считается арабской страной. Почему арабский мир не выступил с решительным осуждением еще за две недели до начала операции, когда турецкие самолеты начали воздушные бомбардировки в иракском Курдистане? Почему авторитетная и влиятельная Лига арабских государств, всегда стоящая на позиции сохранения и отстаивания территориального суверенитета арабских стран, оставила без внимания этот вопрос?
Вообще, непонятно, почему турецкое руководство выбрало именно это время для проведения такой широкомасштабной операции против курдов. Ведь курдские отряды размещены в горных районах, и эти цели, как с земли, так и с воздуха, труднодоступны зимой, когда горы Курдистана заснежены, а дороги — непроходимы. Можно предположить, что такая локальная война нужна для «прикрытия» внутреннего политического кризиса в турецком обществе и пропасти, наметившейся в результате расширения отношений между турецкими военными, политическими группами и общественными силами, с одной стороны, и нынешней властью — с другой.
По-видимому, существуют большие разногласия между военными, которые со времен Кемаля Ататюрка были гарантом светского пути развития Турецкого государства, и преимущественно происламски ориентированным правительством Турции, пытающимся направить страну на путь исламизации. По-видимому, недавнее решение правительства отменить запрет на ношение хеджаба в турецких университетах воспринимается крайне отрицательно в высших военных кругах и среди их политических союзников, поскольку похоже на неприкрытое желание провести ревизию наследства Ататюрка. Таким образом, локальная война необходима турецким исламистам при власти для того, чтобы отвлечь внимание турецкого общества от ползучей исламизации, для политического выживания и перевода стрелок народного недовольства на курдов.
Впрочем, правительство Реджепа Эрдогана может получить абсолютно противоположные результаты. Ведь после признания Турцией независимости мятежного сербского Косово и продолжения турецких наступательных операций в иракском Курдистане, от которых страдает преимущественно гражданское население, ответом на действия турков может стать попытка провозглашения независимости территорий иракского Курдистана. А если для официальной Анкары курдские повстанцы выступают террористами, то для курдской стороны они стали выразителями национальных устремлений, отстаивания политических и культурных прав великой нации, которую историческая несправедливость разделила четырьмя границами. В этом смысле возможности объединения турецкого народа в рамках общей цели — подавления курдского народа — кажутся более чем сомнительными.
В Анкаре все еще не хотят признавать, что вместо военного вторжения на курдские территории необходимо искать политические подходы для долгосрочного решения курдской проблемы в Турции. Ведь сегодня силовая политика противоречит целям Америки: продвижение демократии на Ближний Восток и защита прав национальных меньшинств. Пока нельзя не признать, что после освобождения Ирака в 2003 году от диктатуры Саддама Хусейна силами коалиции во главе с США иракский Курдистан можно вполне приводить в пример как территорию, где соблюдаются правовые нормы, установлена демократическая и надежная форма правления и поощряется экономический рост и развитие. В этом смысле эта часть Курдистана может служить политической и экономической моделью для тех изменений, которые следовало бы копировать везде на Ближнем Востоке.
В общем, ситуация пока такова, что, с формальной точки зрения, правы обе стороны — Ирак и Турция. Да, ведение военных действий на территории суверенного государства противоречит не только международному праву, но и здравому смыслу, это явное попрание суверенитета Ирака. С другой стороны, если исходить из той же формальной политической логики, то и позиция Ирака, не способного обеспечить суверенитет над своими курдскими территориями и обезопасить соседей от нападений на их территорию, кажется более чем сомнительной. И по формальной логике, которой пользовались политики и государства в ХХ веке, должна бы состояться локальная или более масштабная война между двумя странами. Что не входит в планы ни одного, ни другого государства.
Для решения имеющегося конфликта необходимо вводить не только дополнительные объекты, но и дополнительных субъектов политического противостояния. То есть самих курдов и курдскую территорию. Ведь, хотя в Турции и называют курдов «горными турками», это абсолютно не меняет реалий: курды и Курдистан существуют если не на политической, то на этногеографической карте на протяжении веков. И необходимость учитывать интересы Курдистана, вплоть до его политической автономии, была также признана почти столетие назад европейскими государствами и мировым сообществом. Поэтому реальное и единственно верное решение, которое будет отвечать как интересам всех сторон, так и исторической справедливости, — это предоставление Курдистану максимальной автономии и предоставление возможности проводить по крайней мере культурную и территориальную политику своими силами.
Только такой путь дает Турции возможность, даже сугубо техническую, влиться в ряды объединенной Европы. Ведь урегулирование внутренних этнических конфликтов — а этот конфликт, пожалуй, самый большой на сегодняшний день не только на Ближнем Востоке, но и, возможно, в мире — становится крайне необходимым, если не важнейшим условием вступления в Европейский Союз. И нынешняя политика турецких властей, учитывающая только оперативные моменты внутренней жизни, то есть расхождения в обществе между политическими партиями в вопросе исламизации и роли военных в этой стране, способна отвлечь внимание турецкого и мирового сообщества на определенное время, но рано или поздно эту острую проблему все равно придется решать.