UA / RU
Поддержать ZN.ua

КОНЕЦ ИРАНСКОЙ ПЕРЕСТРОЙКИ?

Нынешнее лето для иранских реформ оказалось критическим. Неопытность реформаторов и искушенност...

Автор: Максим Череда

Нынешнее лето для иранских реформ оказалось критическим. Неопытность реформаторов и искушенность консерваторов, чрезвычайно сложная политическая система исламской республики, осторожность Запада и неблагоприятные погодные условия — все это причины, по которым президент страны Мохаммад Хатами, с именем которого связывались надежды на преобразования в Иране, вынужден был отступить.

Это стало ясно после того, как Али Акбар Мохташами, которого напрямую связывали с деятельностью иранских клерикалов по экспорту исламского фундаментализма в другие мусульманские страны, был избран спикером меджлиса (парламента) Ирана. Сам по себе этот факт вряд ли мог бы считаться сенсационным, если бы не особенности структуры современного законодательного органа страны. Кажется, совсем недавно мировая пресса с восторгом писала об убедительной победе на парламентских выборах в Иране сторонников президента Хатами, на которых последний должен был опираться при дельнейшем осуществлении иранской перестройки. Представители лагеря реформаторов сегодня имеют в меджлисе 180 мест из 290 и способны проводить через него практически любые решения.

Однако уже первое голосование в парламенте принесло весьма неожиданные результаты. По иронии судьбы, реформаторами в законодательном органе Ирана будет руководить один из самых ярых консерваторов. По мнению экспертов, такой выбор иранских парламентариев стал результатом компромисса между президентом Хатами и верховным лидером страны аятоллой Хаменеи. При этом Мохташами не единственный консерватор, появившийся на иранском властном олимпе. Подобные же назначения были сделаны и в других сферах государственного управления страны.

Скорее всего, такая тенденция объясняется обоюдным желанием и президента-реформатора, и консервативно настроенного духовенства приглушить разгорающиеся в Иране все с большей и большей силой споры о целесообразности продолжения в стране политических и экономических преобразований. После таких перестановок в структурах власти иранская элита может спрятать подальше от общественности свои разногласия и дискуссии, не дав им вырваться на улицы, — народные бунты не нужны сегодня ни реформаторам, ни консерваторам.

Однако Хатами, решившись пойти на уступки своим оппонентам, поставил под серьезный удар задуманные им реформы. Дело в том, что Мохташами не просто непримиримый исламист, он ярый враг Соединенных Штатов. Поэтому его назначение неизбежно подорвет все усилия президента по налаживанию отношений Ирана с Соединенными Штатами. И Хатами остается надеяться на активность европейских государственных и коммерческих структур, которые поспешат занять места западных партнеров Тегерана, предназначавшиеся американцам.

Резко негативное отношение Вашингтона к фигуре Мохташами вполне объяснимо. Согласно данным авторитетного британского издания Jane’s Intelligence Review, этот деятель, занимая с 1980 по 1985 годы должность посла Ирана в Сирии, играл ключевую роль в становлении печально известной ливанской вооруженной шиитской группировки «Хезболла», боровшейся в дальнейшем против израильской оккупации Южного Ливана и ставшей одним из главных препятствий успешного протекания процесса ближневосточного мирного урегулирования. За пять лет, проведенных в Сирии, Мохташами неоднократно принимал участие в организации доставки оружия и денег для нужд исламских боевиков.

Нынешний глава иранского парламента в свое время имел прочные связи и с организацией «Исламский джихад», террористическим крылом «Хезболла», не раз бравшей на себя ответственность за похищения западных граждан в Ливане в период с 1984-го по 1989 год. Американские спецслужбы также располагают данными о том, что Мохташами финансировал террористический акт, в результате которого над шотландским городком Локерби был взорван «боинг» авиакомпании «Пан Америкэн», принеся на алтарь «священной войны против неверных» жизни ни в чем не повинных 270 человек.

В качестве уступки Вашингтону бывший президент Ирана Хашеми Рафсанжани в 1992 году удалил Мохташами из властных структур страны. Однако через три года последний снова заставил заговорить о себе, заявив о наличии у него документов, подтверждающих нечистоплотность США и Израиля в расследовании ими теракта над Локерби. А еще через три года Мохташами вернулся в большую политику, выдвинув свою кандидатуру на парламентских выборах в Иране.

Появление во главе иранского парламента одиозного деятеля произошло в нелегкие для страны времена. Борьба между реформаторами, выступающими за необходимость существенных политических изменений и либерализацию торговых отношений с Западом, и консерваторами, опасающимися, что это может привести к новому, на этот раз контрреволюционному, перевороту в стране, достигла своего апогея. Судя по всему, победили в ней сторонники твердой линии. После трех лет разочарований и неудач реформаторы и их лидер Хатами вынуждены идти на компромисс со своими оппонентами, а сторонники секуляризации так и не смогли найти достаточной поддержки в обществе.

И назначение Мохташами стало не единственной уступкой Мохаммада Хатами. В последние недели лагерь иранских реформистов испытал на себе несколько других серьезных ударов. Самым чувствительным оказался тот, который нанес аятолла Хаменеи не без помощи нового руководителя иранского меджлиса. Духовный лидер страны приказал реформаторскому большинству в парламенте прекратить обсуждение поправок к закону о печати.

Реформаторы вынуждены были смириться с закрытием более двадцати либерально настроенных печатных изданий и арестом многих известных журналистов. Но в этих обстоятельствах не мог не сказать своего слова сам президент. И он его сказал — правда, с характерными оговорками — в своем первом за истекшие два года пространном интервью для государственного телевидения. Последнее, кстати, само по себе — сенсация, потому что телевидение в Иране остается оплотом исключительно консервативных сил.

Мохаммад Хатами высказал решительное несогласие по поводу закрытия едва ли не всех газет, которые в начале его президентского срока поддерживали необходимость широкомасштабных реформ в стране, заявив, что массовое закрытие газет и аресты журналистов недопустимы. При этом он добавил, что позиции исламской религии и без того достаточно прочны, чтобы защищать их запретительными мерами.

Президент также подверг критике тенденциозный характер судебных расследований по делам двухлетней давности — об убийстве целого ряда инакомыслящих писателей­интеллектуалов и вооруженном захвате силами полиции студенческого общежития, приведшем к уличным беспорядкам.

Все это — факты насилия и произвола, жертвами которого были сторонники Хатами. Но и теперь, высказывая им свою поддержку, президент был вынужден сделать существенную оговорку. Он признал, что его возможности как руководителя ограничены и он не обладает правом контролировать те процессы общественной жизни, которые регулируются исламом. Согласно законам страны, он не вправе напрямую вмешиваться в компетенцию судебных и исламских институтов. Поэтому Хатами заявил: все, что он может сделать, — это приложить максимум усилий к тому, чтобы изменить действующие законы, или подать в отставку. Думается, выполнить первую часть этого обещания, имея в качестве руководителя парламента Акбара Мохташами, ему будет весьма непросто.

Однако решение проблем свободы слова является не единственной задачей для Хатами. Острое идеологическое противостояние в среде правящей элиты Ирана все больше и больше отражается на усугубляющемся экономическом положении страны. И споры между консерваторами и реформаторами ведутся уже не о том, нужно ли Ирану исламское правительство, а о том, должны ли исламские нормы превалировать над экономикой и если да, то до какой степени. Президент пытается убедить своих оппонентов в том, что его реформы не означают выбор западного пути развития, а нужны лишь для того, чтобы привлечь в страну западный капитал и получить политическую поддержку развитых государств мира.

Для президента-реформатора улучшение инвестиционного климата в стране и привлечение иностранного капитала в иранскую экономику является первостепенной задачей. Ему просто необходимо дать народу почувствовать положительные изменения, происшедшие в период его правления, которые на бытовом уровне лучше всего заметны именно в экономической области. Без этого он рискует быстро растерять кредит народного доверия и расстаться с властью. Вспыхнувшие недавно в Иране «водяные бунты» явились доказательством того, насколько неустойчивы нынешние позиции Хатами. Да и печальный опыт первого президента бывшего Советского Союза дает ему пищу для размышлений о том, какая судьба уготована реформатору, довольствующемуся полумерами.

И последние тегеранские события свидетельствуют о том, что Хатами все больше и больше идет на уступки клерикалам и у него остается все меньше и меньше шансов успешно завершить «перестройку» в Иране. Дав согласие на избрание Мохташами, президент, скорее всего, попытался найти общий язык с духовным лидером Ирана, дав ему понять, что отказывается от амбициозных планов преобразований в стране, ограничиваясь лишь экономической и социальной сферами.

Однако при этом на установление деловых контактов с США Хатами может уже не рассчитывать. Слишком уж неприемлемой фигурой для Вашингтона является руководитель иранского меджлиса. Вполне возможно, что нормализация отношений с «Великим сатаной» оказалась в числе жертв, принесенных президентом ортодоксальным муллам. Не зря же на следующий день после назначения Мохташами аятолла Хаменеи поспешил заявить, что вопрос возобновления связей Ирана с Соединенными Штатами окончательно снимается с повестки дня.

Как уже отмечалось выше, Хатами, очевидно, рассчитывает обойтись без Вашингтона и найти экономических партнеров среди европейских государств, для которых суть исламского правления в Иране не столь существенна. Ведь удавалось же Тегерану в прошлом заключать выгодные контракты с французами или россиянами, несмотря на возражения американцев.

Но все же это будет уже совсем не то. Следует признать, что смелые предположения экспертов о радужных перспективах иранских реформ оказались преждевременными. Консерваторы в Иране выглядят сегодня победителями, а реформаторы вынуждены будут довольствоваться лишь теми преобразованиями, которые позволят им проводить муллы.