Визит президента Ирана Махмуда Ахмадинеджада в Ирак без преувеличения можно считать историческим. Ведь произошел большой прорыв в отношениях двух стран. Это была первая поездка иранского президента в соседнюю страну со времен Исламской революции 1979 года. Ахмадинеджад также стал первым ближневосточным лидером, посетившим Ирак начиная со времени вторжения 2003 года.
Похоже, визит был попыткой не только установить более тесные связи с постхусейновским Ираком, но и подтолкнуть силы коалиции, возглавляемые Соединенными Штатами, как можно скорее покинуть иракскую территорию. «Мы считаем, — заявил Ахмадинеджад, — что прибывшие в регион за тысячи километров должны уважать свободу наций и покинуть его». Но если шиитское правительство, у которого тесные контакты с Ираном, считает позитивом прибытие президента Ирана в Ирак, то мощное во времена Саддама Хусейна сунитское меньшинство утверждает, что приезд Ахмадинеджада работает только на его собственные интересы.
Расширение связей между Тегераном и Багдадом можно считать знаковым, ведь удалось подписать семь договоров, в том числе в таких важных сферах, как промышленность, торговля и перевозки. Сегодня торговля между двумя странами быстро развивается. Кроме того, Иран строит большой аэропорт для обслуживания миллионов паломников, прибывающих в священные шиитские города Эн-Наджаф и Кербелу, находящиеся южнее Багдада.
Но главная цель прибытия Махмуда Ахмадинеджада в Ирак -- показать США, что Тегеран становится влиятельным игроком на иракской территории. Можно также предположить, что Ирану нужно окно, через которое он может явить себя миру в более привлекательном виде. В Ираке Ахмадинеджад нашел такое окно, а заодно и возможность не только продемонстрировать силу и толерантное отношение к своим ближайшим соседям, но и попробовать выйти из кризиса и избавиться от узких мест в своих отношениях с мировым сообществом.
Этим визитом Иран стремится открыть новую страницу в отношениях между двумя странами, которые в прошлом вышли из жестокой восьмилетней войны. С его экономическим взносом в Ирак и близкими политическими связями с ведущими шиитскими партиями, Иран все больше становится стратегическим партнером для иракцев. Отныне Вашингтону будет необходим диалог с Тегераном относительно иракского будущего.
Похоже, что Ахмадинеджад задумал визит в Ирак как грандиозную пропагандистскую акцию, направленную на то, чтобы показать иракцам дружественность иранцев, а также просчеты и уязвимые стороны американцев. Стремясь перевести ответственность за вспышку терроризма в Ираке на США, президент Ахмадинеджад подчеркнул, что «шесть лет назад в нашем регионе не было террористов. Мы стали свидетелями их появления и присутствия сразу после того, как другие высадились в этой стране и в регионе... Американцы должны осознать реалии этого региона». Бесспорно, для иранского лидера было важно забить «колышки влияния» Ирана задолго до того, как американцы и их союзники покинут территорию этой страны.
Следует обратить внимание на тот факт, что визит Ахмадинеджада странным образом совпал с рекордным подорожанием нефти на мировых биржах, цена за которую сейчас превысила 100 долларов за баррель. Не означает ли это, что Иран пытается таким образом перехватить инициативу на Ближнем Востоке? Регионе, жизненно необходимом для всей мировой экономики и являющемся крупнейшим источником энергии, в котором нуждается глобальная экономика для своего функционирования и ускорения. В этом смысле стратегические интересы Соединенных Штатов и Ирана в который раз пересекаются. И попытки иранцев взять под свой контроль иракские территории после того, как их покинут американцы, учитывая то, сколько усилий и средств вложили США, чтобы переформатировать Ирак под свои потребности и подобие демократии, похожи на явный вызов Америке.
Если же задуматься над вопросом, чего хочет Иран на Ближнем Востоке, то ответ стоит искать в том, что иранскую внешнюю политику определяет один основной фактор — религия. Для шиитского Ирана важно установить свой контроль над «неправильными» мусульманами сунитами, сошедшими с пути истинного более тысячи лет назад. Желание Ирана доминировать над Ближневосточным регионом такое же древнее, как и сама история Персидской империи. Ведь исторически Иран всегда стремился быть доминирующей силой в Персидском заливе. Сегодняшнее отличие состоит лишь в том, что иранские муллы ищут точки для экспорта Исламской революции, начатой в 1979 году.
Иранская революция подпитывается бесконечными противостояниями. Любая революция, остановившись, умирает. Этим частично можно объяснить желание режима поддерживать конфронтацию с американцами. Ведь самая большая опасность для Исламской революции не военное вторжение США, а достижение с ними взаимопонимания и нормализация отношений. В этом смысле можно сказать, что Иран ищет для себя нового сторонника в регионе: шиитские Иран и Ирак вполне способны стать серьезным противовесом наиболее влиятельным и умеренным сунитским странам арабского мира — Египту и Саудовской Аравии.
Тем не менее рассматривать успех визита президента Ирана в Ирак как поражение политики США, вероятнее всего, неправомерно. Потому что можно задуматься над вопросом — а не ломился ли Иран и его президент, в этом смысле, в открытые двери? Чтобы выяснить настоящую диспозицию в этом регионе, стоит упомянуть об отношениях Соединенных Штатов с большинством арабских стран, преимущественно сунитских. И даже с такими неординарными странами, как Ливия и Сирия. Ведь США не только не вводят свои войска в эти страны, но и не ведут с ними даже холодной войны. Решая все вопросы преимущественно в дипломатическом русле. А это означает, что США ни в коей мере не исповедуют того крестового похода, мысль о котором пытаются навязать в своем обществе иранские религиозные лидеры, сами в это поверившие.
Скорее всего, ситуация с успехом Ирана сейчас аналогична ситуации, возникающей при урегулировании скрытых и частично выявленных конфликтов в коллективе. Когда неформальный лидер, угрожающий коллективу развалом и деструктивными действиями, не обязательно должен быть подавлен и изъят — часто достаточно назначить его формальным руководителем с определенной ответственностью и обязательствами относительно движения этого коллектива в каком-то направлении. Ответственность лидера превращает бунтовщика в фактор стабилизации и действенного развития.
В этом плане Иран, став региональным лидером, должен будет учитывать не только мнение своего общества, кстати, не такое уж однозначно одобрительное относительно навязанного ему радикализма, но и мнение шиитских и сунитских общин, интересы и взгляды которых на многие вопросы полностью отличаются от интересов и взглядов иранских аятолл. И едва ли они поддержат упрощенный и одиозный курс последних.
Скорее всего, этот успех Ахмадинеджада необходимо расценивать как шаг к интеграции Ирана в региональные и глобальные процессы, передачу Ирану большой части ответственности, а также шаг к большей цивилизованности и приручению Ирана в плане эффективного его вовлечения в процессы в регионе и мире.