С началом российской агрессии против Украины и неустойчивости региональной безопасности в Восточной Европе и Причерноморье несложно было предвидеть, что и другие государства захотят испытать на прочность международный порядок и усилить свою региональную роль.
Особого внимания заслуживает Восточное Средиземноморье, где, как никогда ранее, зашаталось мнимое примирение между Грецией и Турцией. На поверхность в который раз вышли подзабытые и замороженные, но никуда не девшиеся конфликты вокруг ключевых вопросов территориального контроля, зон влияния и границ национального суверенитета. Не обошлось и без реминисценций в делах исторической памяти с национальной идентичностью и инноваций, связанных с кризисом беженцев.
Впрочем, на протяжении последнего года традиционное двустороннее измерение конфликта получило более широкий контекст. Речь идет о стратегическом курсе Турции на усиление региональных позиций и создании зоны влияния в Восточном Средиземноморье. В придачу к активному вовлечению в конфликты в Сирии и Ливии, этому должно содействовать и утверждение Турции на море. Это ранее второстепенное направление военного и стратегического мышления в последнее время популяризируется как концепция "голубой родины".
В мае 2020 Турция объявила, что где-то в течение последующих 3–4 месяцев отправит свой корабль на поиски нефти и газа в спорные с Грецией воды. Министр обороны Греции на это заявил, что его страна будет защищать свою территориальную целостность всеми возможными способами, включая вооруженное сопротивление. Параллельно Афины поспешно проводят переговоры с Римом и Каиром, чтобы определить распределение исключительных экономических зон с Италией и Египтом. Заявление Турции опирается на подписанный в ноябре прошлого года Меморандум о взаимопонимании с Правительством национального единства Ливии о распределении исключительных экономических зон, с игнорированием Греции, острова которой (включая самый большой Крит) находятся собственно между Ливией и Турцией.
Это последняя реинкарнация полувековых уже споров с Грецией вокруг территориальных вод, континентального шельфа, воздушного пространства, распределения сфер авиационной ответственности, милитаризации восточных греческих островов, размещенных фактически вплотную к континентальной Турции, и принадлежности "серых зон" (мелких островков и скал, не поименованных в имеющихся международных договорах). Решение всех этих вопросов будет определяющим в контроле над Эгейским морем: и судоходным, и воздушным. И, конечно контроле над добычей природных ресурсов.
Абсолютное большинство островов Эгейского моря принадлежит Греции, и если территориальные воды вокруг каждого острова расширить до максимального, согласно Конвенции ООН по морскому праву, объема в 12 морских миль, то ее контроль станет едва ли не тотальным. Впрочем, Турция категорически отказалась подписывать эту Конвенцию и настаивает на политическом решении конфликта, принимая во внимание географическую уникальность ситуации Эгейского моря и принцип справедливости. Десятилетиями Турция периодически посылает в спорные воды исследовательские корабли, залетает в спорное авиапространство самолетами или даже пытается поставить турецкий флаг на неразделенных морских скалах, объявив потенциальное расширение Грецией территориальных вод до 12 морских миль поводом к войне.
Другая проблемная зона территориальных отношений между Грецией и Турцией актуализировалась в марте: речь идет об условно "подвижной" сухопутной границе между государствами вдоль реки Эврос, русло которой постоянно меняется. Но в последние годы Греция начала строить стационарную стену, прежде всего из-за проблемы миграции. В марте Турция, несмотря на соглашение по беженцам от 2016 года, стимулировала тысячи беженцев переходить границу с ЕС именно через Эврос в Грецию. После массовой антимигрантской операции Греция взялась строить еще один участок стены около города Ферес, вызвав протесты турок. В конце мая в британской прессе прокатились слухи, что на одном из островов реки укрепился турецкий отряд. Эта новость вызвала дополнительные трения, хотя в конце концов оба правительства объявили эту информацию фейковой и сейчас снизили уровень напряжения до решения технических вопросов.
В конце концов, не обошлось и без исторической политики. 29 мая 2020 года, в 567 годовщину взятия Константинополя, в бывшем соборе Святой Софии в Стамбуле, где еще с 1934 года функционирует музей, прочитали победную суру из Корана. Это вызвало однозначно негативную реакцию греческого МИД и не менее резкую ответную реакцию турецкой стороны. Еще спустя неделю Эрдоган высказал пожелание, чтобы Ая-София в недалеком будущем восстановила свое функционирование как мечеть.
Эти три тенденции последних месяцев венчают общий процесс деградации греко-турецких отношений в течение последних пяти лет. Сначала забуксовали все примиренческие инициативы. Из масштабных можно вспомнить очередную попытку воссоединения Кипра, в который раз завершившуюся неудачей, несмотря на активное содействие ООН и других международных партнеров. Из более мелких, сугубо двусторонних дел - не удалось (несмотря на личное участие премьер-министра Греции) договориться об открытии закрытой турецким правительством еще в 1971 году православной теологической школы на стамбульском острове Хейбелиада, жизненно необходимой для нормального функционирования Вселенского патриархата.
К тому же накапливались локальные инциденты: предоставление Грецией политического убежища восьми турецким офицерам после попытки государственного переворота в июле 2016 года; отказ Турции от двустороннего соглашения о реадмиссии; арест двух греческих солдат возле сухопутной границы Греции и Турции; интенсификация турецких залетов в спорное воздушное пространство над греческими островами Эгейского моря; отправка в Кипр турецких буровых кораблей на поиски газа; отказ Греции демилитаризировать 16 из 23 самых восточных островов под поводом угрозы безопасности и т.п. Наконец, государственный визит Эрдогана в Афины в 2017 году усилил ожидания положительной повестки дня, когда турецкий лидер предложил "модернизировать" Лозаннский договор 1923 года - краеугольный камень стабильности границ между Грецией и Турцией.
Впрочем, это локальное обострение не только отображает новую турецкую стратегию. Оно обозначает перераспределение сил в регионе Восточного Средиземноморья. Во-первых, за последние годы беспрецедентно улучшились греко-американские отношения (на фоне резкого ухудшения американо-турецких), вследствие чего в текущем витке конфликта США откровенно поддерживают греческую позицию. Во-вторых, усилились локальные коалиции для поиска и добычи нефти, газа и развития газопровода Eastmed из Кипра в Европу (проект Греции, Кипра и Израиля, подписанный в июне 2019 года), дополнительно подпитав опасения Турции. В-третьих, имеет место тесное переплетение греко-турецких неприятностей с конфликтами в Ливии и Сирии и присутствующими там игроками и коалициями.
Не удивительно поэтому, что 11 мая министры иностранных дел Греции, Египта, Кипра, ОАЭ и Франции осудили нарушение Турцией воздушного пространства Греции и ее политику направления в Грецию беженцев. А в ответ натолкнулись на обвинение турецкого МИД в создании хаоса и нестабильности в регионе.
Все статьи автора читайте здесь.