На первый взгляд, идея реинтеграции постсоветских государств выглядит целесообразной: экономики и население бывших советских республик связаны друг с другом многочисленными узами. Но при ближайшем рассмотрении созданию наднационального формирования, которое охватило бы бОльшую часть территорий бывших царской и советской империй, препятствует ряд структурных и исторических барьеров. В сумме эти препятствия делают путинский проект Евразийского союза нецелесообразным. Практическое воплощение данного проекта создало бы больше проблем, чем решило бы.
Больше, чем первая среди равных
Во-первых, существует очевидное гео- и демографическое неравенство, а также дисбаланс военной мощи между Россией, с одной стороны, и предполагаемыми другими членами Союза - с другой. Россия не только намного более крупное и хорошо вооруженное государство, чем все остальные потенциальные члены-государства Евразийского союза. Российская Федерация будет доминировать в размере, мощи и сумме ресурсов над всеми будущими членами союза, вместе взятыми. И хотя это несоответствие является особенно серьезным препятствием для политического объединения, оно приведет к проблемам и в создающемся в данный момент Таможенном союзе.
В то же время территориальные просторы и вооруженные силы России не являются проблемой ни для уже существующей Зоны свободной торговли между несколькими постсоветскими республиками, ни для Шанхайской организации сотрудничества (ШОС) – двух других крупных посткоммунистических интеграционных проектов. Отмена ограничений в сфере международной торговли сама по себе не подразумевает перераспределения политической власти между участниками подобных соглашений. Таким образом, небольшие государства-члены, заключающие соглашения о свободной торговле, не подвергают себя большому риску и не ущемляют свой суверенитет. Касательно ШОС: в её состав входят два крупных игрока с конкурирующими интересами и различными, но сравнимыми ресурсами. Россия остается ядерной супердержавой и важным играющим в международной дипломатии. Китай также имеет ядерное оружие, однако не обладает подобным арсеналом оружия массового уничтожения. Но за последнее время Китай стал промышленным центром мира, экономическая мощь и финансовые ресурсы которого значительно превосходят российские. Результирующий общий примерный баланс сил между двумя доминирующими членами ШОС делает эту организацию относительно устойчивым проектом, приемлемым и для менее крупных его членов.
В отличие от ЗСТ СНГ и ШОС, для создания Евразийского союза -постсоветской наднациональной структуры - размеры территории, численность населения, а также международный вес России являются существенной проблемой. Москва будет намного больше, чем первая среди равных, и по умолчанию станет фактически новым имперским центром – даже если Кремль не будет претендовать на такую роль.
Эта ситуация отличалась бы от сегодняшней лидирующей позиции Германии в ЕС. Хотя ФРГ и имеет самое большое население и самую мощную экономику в Европе, ее вооруженные силы незначительны, а население настроено пацифистски. К тому же относительное демографическое и экономическое доминирование Германии над остальными европейскими странами несравнимо с той гегемонией, которой добилась бы Россия в планируемом Евразийском союзе. Наряду с федеральной канцелярией в Берлине, Елисейский дворец в Париже и Даунинг-стрит № 10 в Лондоне представляют собой сильные центры влияния в ЕС. Помимо прочего они уравновешивают экономическую мощь ФРГ, а также вынуждали и вынуждают немецкого канцлера искать поддержку, идти на компромиссы и создавать альянсы, если Берлин хочет реализовать какую-либо политику.
Постимперское наследство
Во-вторых, за отношениями Москвы и нациями постсоветского пространства стоит сложное прошлое. Многие россияне считают объединение народов бывших царской и советской империй исторически обоснованным, культурно несложным и географически само собой разумеющимся – и потому не нуждающимся в дальнейших обсуждениях. Однако элиты других постсоветских республик (в первую очередь, интеллектуальные) имеют более амбивалентные позиции, а иногда и негативные взгляды на отношения их наций с Москвой. Россияне часто отстаивают значимость совместных достижений бывших советских республик в составе СССР, как, например, победа во Второй мировой войне или успехи в освоении космоса. Тем не менее ввиду своей неоднозначности историческое наследие в целом является неподходящим ресурсом для формирования нового союза. Слишком часто Москва была виновницей различных форм репрессий по отношению к нациям, находившимся под ее «патронатом», и проводила кампании насильственной русификации на протяжении как царского, так и советского периодов.
Не помогает замыслу нового союза и тот факт, что бывший и будущий лидер России Владимир Путин представляет органы, ранее ответственные за совершение, среди прочих преступлений, разных антинациональных мер. Термин, который Путин выбрал для названия своего нового проекта - «евразийский», - также проблематичен. Очевидно, что путинская «Евразия» не относится ко всему евроазиатскому континенту. То есть термин подразумевает какой-то другой концепт, но этот вопрос остался без ответа в путинской программной статье в «Известиях» (как и его употребление в западном россиеведении). Возможно, он относится к теории, разработанной русским евразийством в 1920-х. Классические евразийцы имели в своих рядах признанных ученых и высказывали симпатии тюркским народностям на территории России. Вместе с тем они были ярко выраженными имперскими националистами. К примеру, евразийцы хотели распространить православную веру на всю территорию «Евразии». Более того, евразийство представляло собой теорию откровенно идеократическую, антидемократическую и антизападную - подходы, которые вряд ли смогут стать конструктивным базисом для дальнейшего развития постсоветских наций. Биологистские или оккультистские же фантазии таких известных, называвших себя «евразийцами», личностей, как Лев Гумилев или Александр Дугин, представляют еще менее подходящий идейный фундамент для Евразийского союза.
Германия также имела, мягко говоря, «имиджевую проблему» после Второй мировой войны. Немцы были на тот момент гораздо менее «популярными» среди европейских наций, чем россияне на постсоветском пространстве сегодня. Несмотря на это, Западная Германия была включена как в европейский интеграционный процесс, так и в атлантический альянс – структуры, созданные в том числе и с целью приручить и обезвредить немецкого монстра. Членство ФРГ в различных западных организациях способствовало постепенному уменьшению страха других европейских наций перед немецким возрождением.
Российское членство в предложенном Евразийском союзе, напротив, вряд ли уменьшит распространенный среди культурных и политических элит постсоветских стран скептицизм относительно внешнеполитических целей России. Чтобы добиться этого, России пришлось бы пройти через существенную трансформацию своего политического дискурса. Среди прочего, через коренной пересмотр недавнего прошлого, в частности, оценки национальной политики царского и советского режимов. Но к этому сегодняшние доминирующие в России интеллектуальные и политические элиты явно не готовы. Скорее наоборот: большинство россиян сочтут нелепой идею извинения за репрессии, проводимые российскими царями и советскими лидерами в отношении нерусского населения, культур и традиций. Многие русские возмущены критикой российской имперской истории XVIII, XIX и XX веков со стороны нерусских (и некоторых русских) историков. Хотя большинство россиян с гордостью указывают на многовековую преемственность и различные достижения старой России, СССР и РФ, требование о русском покаянии за царскую и советскую репрессивную политику в отношении национальных меньшинств покажется им скандальным кощунством.
0 + 0 + 0 +….= ?
Третий аспект, свидетельствующий против постсоветской интеграции, заключается в туманности социально-экономических выгод Евразийского союза. Свободная торговля уже достигнута недавним соглашением между большинством постсоветских государств. В чем теперь более всего нуждаются потенциальные члены Евразийского союза, так это в серьезных технологических и управленческих инновациях, а также всесторонней модернизации таких сфер, как местное управление, система социальной защиты, высшее образование или здравоохранение. Возможно, постсоветские государства в состоянии осуществить некоторые необходимые реформы самостоятельно или в сотрудничестве с другими бывшими советскими республиками. Но источником профподготовки, ноу-хау и инвестиций, необходимых для фундаментальной модернизации постсоветских обществ, может стать только, как принято говорить в бывшем СССР, «цивилизованный мир», т.е. прежде всего Запад или же «вестернизированные» страны, такие как Япония, Южная Корея, Тайвань или Сингапур. Удерживание же постсоветских наций в Евразийском союзе, в котором будет доминировать Россия, скорее затруднит такую модернизацию, чем будет ей способствовать.
Не в последнюю очередь сама Россия нуждается в фундаментальных технологических, экономических и социально-политических преобразованиях. За пределами двух столиц и некоторых региональных центров российская действительность все еще довольно суровая и отсталая. Идея, что у России достаточно мощи, знаний и энергии (метафорически, а не буквально), чтобы повести за собой в XXI век постсоветский мир в составе Евразийского союза, выглядит иллюзорной. Россия обладает значительными природными ресурсами, внушительной военной промышленностью и способностью организовать полеты в космос для состоятельных искателей приключений со всего мира. Но эти преимущества не могут обеспечить нужную трансформацию постсоветских стран в современные государства, которые смогли бы успешно интегрироваться в мировую экономику.
И Россия, и другие постсоветские государства нуждаются во включении в интеграционные процессы экономически динамичных регионов мира, будь то европейских или азиатских. Для стран Центральной Азии это могут быть тесные связи с Китаем, Индией, Турцией, государствами Персидского залива, Южной Кореей и/или Японией. Для западной части постсоветского мира, включая Россию, очевидным первичным партнером в модернизации должен стать Европейский Союз. Конечно, это не означает, что Россия станет полноправным членом ЕС – по крайней мере, не в обозримом будущем. Но нынешний европейский кризис приводит сегодня к реконцептуализации проекта европейского единения как многоступенчатого интеграционного процесса.
Россия в новой Европе
Предсказанная еще 25 лет назад такими еврократами, как Жак Делор, будущая Европа может стать еще в большей степени, нежели сегодня, разделенной не на Восток и Запад, а на концентрические круги. Это означает, что глубина интеграции различных стран в структуры Евросоюза в дальнейшем будет значительно варьироваться. Она будет зависеть от желания государств отказаться от своей национальной суверенности, а также от их способности соответствовать стандартам ЕС. В некоторых случаях существующие неконгруэнтные интеграционные пространства, такие как евроландия или Шенгенская зона, уже сейчас образуют концентрические круги. Эта тенденция к дифференцированию будет увеличиваться и в будущем приведет не столько к дезинтеграции, сколько к деконструкции «Европы».
Такой, вероятно, необходимый фундаментальный пересмотр европейского проекта будет болезненным для западных еврофилов. Но в то же время последствия сегодняшнего кризиса облегчат западным постсоветским республикам задачу найти свое место в европейском проекте и проложить путь для дальнейшей интеграции. Они смогут не только позиционировать себя внутри европейских концентрических кругов. Более резкая дифференциация Европы предложит также различные опции и пути постепенной интеграции, которые каждая страна сможет выбрать для себя и следовать им в дальнейшем. Даже такая специфическая и крупная страна, как Россия, сможет найти себе подходящее место в этой модели. Недавно начатые переговоры о создании безвизового режима между Россией и ЕС могут стать первым шагом в этом направлении. Будущее России находится не в Евразии или других постсоветских миражах, а с Европой и Западом.