Однажды к Шекспиру пришел начинающий драматург и спросил: «Скажите, что мне делать, чтобы стать таким же великим, как вы?» Шекспир печально вздохнул: «Знаете, юноша, я в свое время хотел стать Богом, а стал всего лишь Шекспиром. Кем же станете вы?»
Я не знаю, кем хотел стать Путин — Дзержинским, Андроповым, Торквемадой или Богом, но, судя по логике развития украинской политической системы за 2010 год, Янукович точно хочет стать именно Путиным. А Украину «обустроить» как раз по образу и подобию путинско-медведевской России.
Как это делается в России?
Еще со времен Ивана Грозного и Петра I России присуще не политическое, но административно-бюрократическое управление. Если политику рассматривать как борьбу за власть, то российская система почти всегда была неполитической — государство не допускало существования негосударственных центров и субъектов власти (политических партий, влиятельных общественных организаций, амбициозных социальных субъектов) и сохраняло за собой монополию на управление. Исключения: думский период (после Манифеста Николая II от 17 октября 1905 года до захвата власти большевиками) и эпоха Ельцина (1991 — начало 2000-х). Разумеется, неполитическая модель не отменяет жесткой конкуренции между группировками внутри властного субъекта (отсюда известная присказка о том, что у Кремля много башен, а у администрации президента — много подъездов), но это не публичная политическая конкуренция, а подковерная и непрозрачная борьба, причем проигравших иногда выносят вперед ногами.
Неконкурентная модель управления ведет к тому, что развитие России осуществляется не по модернизационной, а по экстенсивной мобилизационной логике — не за счет постепенного внедрения социальных и технологических инноваций, а за счет сверхусилий со стороны элиты и народа в критические для страны периоды. (Медведевская модернизация должна была стать очередным таким мобилизационным рывком, однако оказалось, что у элиты нет мобилизационного потенциала, а у народа — энергии и желания в очередной раз идти на самоограничения по непонятным причинам.)
Подобная конструкция политической системы предопределяет и иные особенности российской социальности: неразъединенность власти и собственности, подавление властной корпорацией всех амбициозных субъектов, однопартийная политическая система, отсутствие местного самоуправления, феномен негражданского общества, низкая ценность человеческой жизни, правовой нигилизм, предпосылки для возникновения отношений феодального типа, необходимость наличия внешних врагов и внутренних «предателей».
В нынешних реалиях такую политическую систему нередко определяют как фасадную, или имитационную, демократию.
Что они хотят сделать с Украиной?
Впрочем, судя по всему, «коллективному Януковичу» нет дела до того, как политологи интерпретируют нынешний политический режим, что думает о легитимности украинского президента Венецианская комиссия (как известно, думает очень плохо) и каков уровень жизнеспособности у создаваемого ими государства.
Им хочется «порядка», «стабильности» и «эффективной властной вертикали» (а не развития, модернизации и расширения горизонтальных связей внутри общества). И, по их понятиям, это достигается путем копирования российской политической системы: концентрация власти в руках верховного правителя, маргинализация и дискредитация оппозиции, репрессии против самых несговорчивых оппозиционеров, ликвидация или обнуление альтернативных центров власти (Верховной Рады, Конституционного суда и др.), попытка взять под контроль всех без исключения олигархов (даже «своих»), попытка «заткнуть глотки» независимым и оппозиционным СМИ. Иначе говоря, «коллективный Янукович» стремится политический тип правления заменить административно-бюрократическим, а кучмовско-ющенковскую конкурентную олигархию, которая была способна при определенных условиях превратиться в полноценную полиархию, заменить властным моноцентризмом.
Многим людям в Украине нередко кажется, что Россия (особенно на фоне украинской политической турбулентности) — очень даже неплохой пример для подражания: относительно благополучная страна, в которой, несмотря на все трудности и очень серьезные проблемы, присутствует стабильность, порядок, сильная власть (хотя бы в лице президента и премьер-министра), а главное — есть надежда на то, что в недалеком будущем она, как это теперь говорится, «встанет с колен» и станет великой державой. Да и украинские гастарбайтеры ездят зарабатывать именно в Россию, а не наоборот. Так что успехи налицо и поводов для подражания вполне достаточно.
Определяющим является вовсе не то, что подобные представления о России в Украине популярны в народе — особенно среди людей с пророссийскими и ретросоветскими симпатиями, а то, что они абсолютно доминируют в сознании «коллективного Януковича» — властной корпорации. Многим из них, воспитанных в 1960—1980-х, кажется, что Украина по своей сущности — это почти Россия, только с некоторым региональным «колоритом» типа сала, горилки и песни «Рідна мати моя». Поэтому, если творчество Пушкина, Есенина и Высоцкого не воспринимается ими как иностранная литература, то почему российское социально-политическое устройство должно восприниматься как нечто чуждое и неорганичное для Украины?
Отсюда и вера в то, что даже чисто механическое перенесение российских институтов и копирование российской политической системы может привести к российским успехам. По крайней мере, ничего страшного от этого не случится — свои, как-никак.
Россия для представителей нынешнего украинского политического режима на психологическом уровне — «старший брат», а старшим, как известно, подражают прежде всего в образе мышления и манере поведения. Это не значит, что «младший брат» добровольно готов уступать свои ресурсы, собственность и инфраструктуру, отказываться от своих внешнеполитических и геоэкономических притязаний в угоду «старшему», хотя опыт Украины Януковича свидетельствует, что и это тоже.
Если бы у нынешней украинской элиты была ментальность амбициозных лидеров (или хотя бы ментальность «старших братьев»), они, возможно, почувствовали себя моральными лидерами — носителями традиций украинской полиархии, основанной не на жестком принуждении и подавлении, а на свободе и кооперации. Но ментальность «младшего брата» заставляет любить грубую силу и преклоняться перед властным моноцентризмом.
Примечательно, что Украина времен Ющенко для многих «несогласных» россиян была если не примером для подражания, то, по крайней мере, весьма привлекательной моделью государственного обустройства именно из-за полиархии и конкурентного политического процесса: реальная конкуренция, многопартийность, отсутствие культа «вождя», свобода слова и проч.,
и проч.
Почему это у них не получится?
Российская политическая система и политический режим держатся, во-первых, на моноцентризме власти, специфической негражданской политической культуре и исторических традициях самодержавия. Во-вторых, на высоком рейтинге (не менее 2/3), харизме и безальтернативности верховного правителя (царя, императора, генерального секретаря, президента, властного тандема). В-третьих, на перераспределении ренты от экспорта российских ресурсов (нефти и газа, раньше — леса и зерна). В-четвертых, на международной влиятельности, геополитической субъектности и ядерном статусе России.
В-пятых, на эффективных механизмах «сливания» социальной энергии и подавления любых социальных протестов. И, в-шестых, на идеократическом фундаменте — представлениях о глобальной российской исторической миссии и т.п.
Что из этих факторов есть в наличии в Украине, чтобы построить политическую систему, аналогичную российской?
Конечно, для России было бы предпочтительнее, чтобы политический режим держался на инициативности, авторитете и конкурентоспособности верховного правителя, на факторах «мягкой власти» (soft power), на декларируемых и защищаемых государством политических ценностях, на экспорте высоких технологий и продукции высокого уровня переработки, на неконфликтной модели сосуществования государства и народа (гражданского общества), на представлении об исторической ответственности страны, которое не оправдывает политический произвол. Но в конкретных российских условиях всё это — лишь благопожелания. По идее, примерно так и формулируются цели и задачи инициированной Дмитрием Медведевым модернизации. Но оказалось, что медведевская модернизация — это прежде всего форма удержания власти, способ сохранения политического режима и технология повышения легитимности ключевых политических фигур, а потом уже всё остальное.
Впрочем, если с завязанными глазами стрелять из автомата Калашникова очередями по мишени, то хоть одна пуля в мишень да попадет. Так и с модернизацией: пусть при неэффективном управлении, пусть в условиях тотальной коррупции, пусть за огромнейшие деньги, но какие-то позитивные результаты от нее для России всё же останутся.
Но в Украине о модернизации предпочитают не говорить. То ли у страны нет ресурсов для модернизационного рывка, то ли власть надеется, что удержит рычаги управления и без дополнительной легитимации, то ли просто не понимает, что обозначает это слово.
Украинский тип социальности таков, что в нем бесполезно наводить Священный Порядок, в нем надо уметь управлять Хаосом — в условиях повышенной турбулентности.
В этом отношении Украина для России примерно такой же вызов, как в свое время — ганзейский город Новгород Великий для Москвы. Раньше подобный тип социальности был менее конкурентоспособен, поэтому Украина оказывалась постоянно проигрывающей и зависимой стороной: Екатерина II уничтожила Запорожскую Сечь, большевики — УНР, а Сталин в 1933 году — значительную часть украинского крестьянства (с точки зрения конкуренции политических систем Голодомор можно сопоставить с покорением и разорением Иваном III и Иваном Грозным Новгорода Великого.)
Но в XXI веке, в условиях информационной и когнитивной цивилизации, именно подобный тип социальности — открытый, основанный на горизонтальных связях, на всеобщей субъектности и саморегуляции отношений — становится всё более перспективным и обеспечивает государству конкурентоспособность.
Это на порядок более сложная модель управления, чем иерархическая, к которой привыкли выходцы из индустриальных и «угольных» районов Донецкой и Луганской областей. Управлять Украиной — это на порядок более сложная задача, чем «рулить» моногородом-заводом или поселком-шахтой.
Но именно общества, основанные на новых синергетических технологиях управления, станут лидерами уже в недалеком будущем. Тогда как общества, в которых власть ориентирована на «порядок», «стабильность» и «вертикаль», останутся в той же разрухе, в которой оказались после гибели СССР десятки и сотни советских моногородов, чему Донбасс служит ярким примером.
Выстраивание стратегий, моделирование собственного пути развития — это тяжкий интеллектуальный труд. Гораздо проще отдаться на милость судьбы и жить чужим умом, копируя то ли западноевропейский, то ли российский общественный уклады.
Но слепое копирование одной лишь формы — без понимания предпосылок, внутреннего устройства и содержания — всегда уподобляет процесс карго-культу.
Культ карго («самолетопоклонников») возник на островах Меланезии во время Второй мировой войны. С Неба (по воздуху) туда приземлялись очеловечившиеся боги (морпехи и военные летчики США) на волшебных драконах (самолетах) и некоторое время кормили местных аборигенов волшебной едой (тушенкой, сгущенкой), а также одаривали их волшебными предметами по добыванию огня (зажигалками).
Но вот однажды Небо разгневалось на аборигенов (война закончилась, американские летчики улетели домой). С тех пор они ждут, когда боги вернутся и привезут с собой волшебной еды. А еще — строят из пальмовых листьев и веток самолеты — в надежде, что упакованная в ящики еда родится прямо во чреве этих «драконов».
Но пока все ожидания почему-то оказались тщетными.
Если слепо копировать российские политические институты и практики, то во чреве Украины вряд ли возникнут безразмерные запасы нефти и газа или залежи золота и алмазов, хотя, похоже, расчет делается именно на это.
А вот оказаться в стране, построенной из пальмовых листьев, — запросто.