…Неудивительно. После предъявления обвинения (это случилось накануне дня рождения фигуранта) экс-министр внутренних дел с удивлением узнал, что инкриминируемая ему статья УК «тянет» на 12 лет. Считает ли Луценко себя виновным, что намерен делать и на что рассчитывает? Ответы на эти и многие другие вопросы предлагаем вниманию читателей «ЗН».
— Юрий Витальевич, вам предъявлено обвинение. Давайте начистоту: чувствуете за собой вину?
— Я категорически заявляю, что не совершал никакого преступления. Согласно утверждениям прокуратуры, в период с 4 по 10 февраля 2005 года (то есть в первые же дни после назначения министром внутренних дел) я вступил в сговор со своим водителем Леонидом Приступлюком. В чем суть сговора, если следовать логике прокуратуры? В том, чтобы пять лет спустя Приступлюку начислили лишний стаж для получения более высокой зарплаты и пенсии.
Как было на самом деле? 4 февраля 2005-го я приехал в Министерство внутренних дел вместе с помощником и водителем. Никто нас не встречал. Я отыскал приемную министра, там дежурный отдал мне рапорт, открыл мне кабинет. После чего я отправил помощника и водителя оформляться. Отыскали они отдел кадров, нашли начальника департамента, который остался еще от Билоконя.
Леонида оформили туда, где работал предыдущий водитель министра, что совершенно логично. А работал тот в разведке. Так в МВД все эти годы было заведено. Там числились водитель Билоконя, водитель Смирнова, водитель Кравченко. Там же позже числились водитель Цушко и до недавнего времени водитель Могилева. Только после того, как против меня возбудили уголовное дело, его, насколько мне известно, поменяли.
В чем я виноват? В том, что не усомнился, правильно ли, что в этом министерстве так положено, что министра обязательно сопровождают сотрудники разведки? Мне доложили, что так должно быть, что они должны оценивать возможные риски и возникающие угрозы при перемещении министра. До меня сопровождение главы МВД обеспечивали от шести до восьми представителей разведки. А у одного из министров машина с сотрудниками дежурила во дворе дома круглые сутки. Я не считал нужным столь тщательно охранять мою персону и мой дом и уменьшил число сотрудников до двух. Один находился за рулем, другой на переднем сиденье. Естественно, они менялись в соответствии с разработанным ранее графиком. Всех их инструктировал мой первый заместитель, генерал Москаль, который досконально знал все правила министерства.
То, что в разведке платят в соответствии с повышенным коэффициентом, я в первые месяцы работы не знал.
Следователи прокуратуры отчего-то решили, мой водитель должен был быть старшиной автороты. Почему они так решили, неизвестно. Был ли хоть у одного министра, или заместителя министра, или хотя бы начальника областного или городского управления за рулем старшина? Не было никогда. Все начальство возят старшие офицеры,. Начальника киевского главка возит полковник, начальника крымского — полковник, всех заместителей министров возят подполковники и полковники, а у меня был офицер среднего звена, капитан.
Но следователь решил по-своему, он за четыре года отнял от зарплаты капитана четырехлетнюю зарплату старшины. Разница — если не ошибаюсь, составляет около ста сорока тысяч гривен. Вот этой суммой, согласно логике обвинения, Луценко и его водитель, согласно хитроумному плану преступно завладели.
— Но увольнялся ваш водитель в чине подполковника. Достаточно стремительная карьера. Трудно поверить, что вы за ней не следили.
— Кем и куда его оформили, я не отслеживал. В те дни я подписывал огромное количество приказов, в том числе и кадровых, на разные должности принимались сотни людей.
Присвоение Приступлюку звания капитана было автоматическим, это позволялось при наличии среднего технического образования. Чтобы стать майором, необходимо было отслужить четыре года, но закон разрешает досрочно, за хорошую службу получить очередное звание после половины необходимого срока. Он его получил через два года и два месяца, абсолютно законно и без моего участия. О присвоении я узнал от него.
— И опять не помните приказа?
— Приказ — это, как правило, листов 20, с несколькими сотнями фамилий. Обычно я, естественно, смотрел только ту страницу, где стояли визы моих замов, руководителей, кадровиков, финансистов, юристов. То есть тех лиц, подписи которых свидетельствовали, что приказ подготовлен в строгом соответствии со всеми необходимыми требованиями, процедурными и законодательными. Ну и просматривал список тех, кому присваивались звания подполковников и полковников — тех, кого может лично знать министр 300-тысячного министерства.
— То есть приказ о присвоении вашему водителю звания подполковника не прошел мимо вашего внимания?
— От Леонида пришло заявление о так называемой защите стажа. Я его четко помню, потому что таких документов было не так много. Кадровики помогли Приступлюку подготовить бумагу, в которой он просит рассмотреть возможность зачисления в его профессиональный стаж работу на государственных предприятиях, период пребывания на госслужбе и службу в армии. Я подписал ходатайство и отправил его в Кабмин. Оттуда пришел положительный ответ, на основании которого моим заместителем Михаилом Клюевым была создана комиссия, принято соответствующее решение, которое позже нашло свое отражение в приказе.
Таким образом, у Приступлюка вырос стаж, и при выходе на пенсию он получил звание подполковника. Узнав об этом опять-таки от него, я, честно говоря, удивился, перезвонил кадровикам и переспросил: «Вы уверены, что там все правильно? Мне ответили, что все абсолютно законно, потому что любой сотрудник МВД, стаж которого превышает 20 лет, при выходе на пенсию вправе получить следующее звание, если оно не выше подполковника.
Сегодня, когда возникла такая необходимость, я ознакомился с точкой зрения многочисленных экспертов, и пришел к выводу, что стаж был засчитан неверно: армию и госслужбу надо было засчитывать, работу на заводах — нет. Хотя мне говорили, что были случаи, когда засчитывали и ее. Всего этого я не знал, да и не должен был знать. Для того и существуют соответствующие службы, принимающие подобные решения.
Как обычно поступает прокуратура в случае обнаружения подобных ошибочных решений? Она присылает в МВД (и я получал множество подобных документов) предписание, где указывается, что зафиксировано незаконное присвоение звания, начисления стажа или пенсии, назначение на должность или увольнение. И содержится требование отменить соответствующее решение и доложить об этом в десятидневный срок. Министр либо соглашается, либо, в случае несогласия, идет в суд. Снимается лишняя звездочка, удерживаются незаконно начисленные средства — одним словом рутина. Но здесь нужна была не рутина, а громкое дело. Прокуратуре требовалось не восстановление законности, а повод для обвинения Луценко в преступном сговоре.
— Непосредственное отношение к выделению Приступлюку квартиры вы тоже отрицаете?
— Он ко мне с подобной просьбой не обращался. Как иногородний он имел право на служебное жилье. Ему его предложили, но поскольку дело близилась к отставке, он от него отказался. Затем, будучи в составе официальной делегации в зоне боевых действий в Косово, получил статус участника боевых действий, и это дало ему основания стать первоочередником. Когда к одному из праздников столичная власть выделила милиции квартиры, он по решению жилищной комиссии (к которой я не имею отношения, не являюсь ее членом и даже не знаю, где она находится) получил, в числе прочих первоочередников, квартиру.
— Интересно, сколько таких квартир поместится на территории «Межигорья»?
— Не знаю, не измерял. Кстати, я в этой квартире ни разу не был.
— Хотя вы почему-то оказались там прописаны.
— Накануне моей отставки Геннадий Москаль, человек опытный, посоветовал зарегистрироваться по другому адресу. Чтобы в случае чего не подставлять семью. Леонид был единственным знакомым холостяком, я и обратился к нему с просьбой прописать меня. Он согласился. Теперь это обстоятельство, регистрацию по месту жительства Приступлюка следствие трактует как доказательство особых отношений между нами, дающее основание предполагать преступный сговор.
В этом деле для меня нет ни одного проблемного, с точки зрения права, момента. Впервые в нашей практике осуществлялась экспертиза на основании копий документов. У следствия нет оригиналов писем в Кабинет министров и ответов, поэтому они предоставили выводы экспертизы на основании копий. Это эксклюзив. В любом нормальном суде такое дело развалилось бы.
— Но на чем-то же обвинение базируется?
— В основном на заявлениях различных исполнителей второго-третьего уровня, которые утверждают, что, готовя документы, ставя соответствующие визы, они якобы выполняли устные преступные указания министра.
Обращаю внимание: функция этих людей как раз и заключается в том, чтобы юридически верно оформлять документы. Но сейчас они утверждают: знали, что это незаконно, но вынуждены были так поступать, основываясь на устных указаниях Луценко. Они заявляют, что указание министра обязательно для исполнения. Это неправда, потому что дисциплинарный устав МВД предусматривает, что незаконный приказ не должен выполняться. Что лицо, отдавшее незаконный приказ, должно получить ответ от подчиненного о том, что приказ незаконен.
Все, кто визировал якобы незаконные документы, с точки зрения следствия, не причастны к преступным деяниям. Получается удивительная штука. Благодаря нашей прокуратуре выяснилось, что в министерстве совершенно не обязательно содержать огромный штат специалистов, обязанность которых — тщательная подготовка профильных документов, проверка на соответствие законодательству. Надо в таком случае ликвидировать пять тысяч сотрудников центрального аппарата. Достаточно министра, помощника и машинистки. Все остальные, как выяснилось, вообще ни за что не отвечают. Только министр, который подписывает ежедневно множество приказов, несет единоличную ответственность.
— Но, насколько известно, в деле есть показания не только исполнителей второго-третьего уровня, но и вашего бывшего заместителя Михаила Клюева.
— По неизвестным мне причинам Клюев действительно утверждает, что якобы я вызвал его в кабинет, дал заготовленную от его имени резолюцию и сказал, что он должен это подписать. Чем это подтверждается? Только словами испуганного неизвестно чем человека.
— Может быть, Клюеву кто-то напомнил об эффектном появление БТР с «Беркутом» на броне возле резиденции Ахметова в 2005-м?
— Вряд ли. Он тогда действительно был начальником донецкой милиции, но организовывал операцию центральный аппарат УБОП. Клюев тогда, мягко говоря, отошел в сторону.
Чем подтверждаются его слова? Ничем. Все обвинение базируется не на документах, которые я подписывал, а на якобы данных мною устных указаниях. Почему в таком случае я не давал таких устных указаний другим своим подчиненным и по другим поводам — загадка. Почему не хлопотал за людей, с которыми у меня боле доверительные отношения? Скажем, руководитель моего аппарата не получил ни звания, ни квартиры, ни особой пенсии.
Факт остается фактом: все, что смогла накопать прокуратура на главу трехсоттысячного министерства с ежегодным бюджетом в одиннадцать миллиардов за две министерские каденции, — это преступный сговор с водителем.
— Но прокуратура дала понять, что у нее к вам есть и другие претензии…
— Да, у них там целый конкурс абсурда проходил. Среди вариантов есть еще якобы незаконное проведение двух празднований Дня милиции, в 2008-м и 2009-м годах.
— Почему незаконное?
— Это из области бухучета. Было оказывается в 2001 году постановление Кабмина о том, что ресурсы спецдоходов МВД можно расходовать лишь на нужды заработавших их подразделений. Это во-первых. А во-вторых, было еще постановление об ограничении праздничных мероприятий в период кризиса. Но у нас-то было торжественное собрание с участием в одном случае президента, во втором — премьера. А как им иначе было вручать награды? Объезжать 900 райотделов? Или передавать по почте? Кстати, стоимость букетов награжденных и даже стоимость самих наград тоже засчитывается как незаконное использование средств.
Есть еще новость. Теперь меня пытаются привязать к делу об отравлении Ющенко.
— Каким образом?
— Я давал подписку о неразглашении. Ничего не могу комментировать. Пойду давать показания лишь после сдачи крови самим потерпевшим. Если он игнорирует повестки, почему в его деле должны допрашивать меня?
— А вы исключаете, что нынешняя власть действительно пытается навести порядок?
— Слишком избирательно это происходит. Если бы в поле зрения прокуратуры оказались все якобы незаконные назначения всех водителей всех министров за все 19 лет независимости Украины, все якобы незаконные приказы о присвоении званий и решения жилищных комиссий, у меня не было бы ни одного аргумента возражать.
Мне неприятно постоянно оправдываться, особенно учитывая тот факт, что я не чувствую за собой никакой вины. Давайте возьмем ситуацию с экс-министром Данилишиным. Генпрокуратура не допускает адвоката к рассмотрению его дела. Вообще. Категорически.
Что инкриминируется Данилишину? Руководитель одного из департаментов Минобороны написал письмо в Минэкономики и, мотивируя тем, что на носу учения с войсками НАТО и невозможно уложиться в 45-дневный срок, необходимый для проведения тендера, просил разрешить закупки у одного производителя для сокращения процедуры. Минэкономики, проведя экспертные исследования, не указывая, у кого и по какой цене покупать (на это у министерства нет права), вошло в положение и дало соответствующее разрешение.
А теперь давайте вспомним, что одним из первых решений правительства Азарова была отмена любых тендеров в рамках восьмимиллиардной суммы, предназначенной для нужд Евро-2012. Я уже не упоминаю о том, что у одного донецкого производителя закупаются сахар, зерно, уголь. Закон один для всех?
Бывший и.о. министра обороны Валерий Иващенко был арестован за то, что он (если верить сообщениям СМИ) якобы подписал план санации завода, выгодный одной из бизнес-структур. Но нынешний министр обороны сделал то же самое на том же Крымском полуострове с соседним предприятием. И продолжает руководить министерством.
Выпускают из-под стражи сына депутата от Партии регионов, обвиненного в убийстве. Копию его явки с повинной я могу предъявить, фотографию трупа, местонахождение которого он указал — тоже. Он признался, что вместе с двумя отморозками участвовал в похищении своего бизнес-партнера, которого пытали, привязали к батарее и утопили в озере под Киевом. Ныне — сын депутата от власти отпущен на свободу.
Бывшему доверенному лицу Виктора Федоровича, ректору одного из киевских вузов, на основании улик, собранных УБОПом, было предъявлено обвинение в педофилии. Дело уже развалено и отправлено на доследование.
Дикая история произошла в Харькове. Милиция искала, кто украл компьютер в частной фирме, под подозрение попали две женщины. Их пытали при помощи плоскогубцев. Они написали заявление в службу внутренней безопасности. При проверке обнаружили плоскогубцы со следами эпителия, жертвы опознали своих мучителей. Те были уволены из МВД, а дело передано в прокуратуру. Прокуратура не обнаружила состава преступления, милиционеры после моей отставки восстановлены, а сейчас подали на меня в суд за причинение морального ущерба. По моим сведениям, их жертвы после этого покинули территорию Украины.
Все, кто близок к власти, могут делать все что угодно. Все, кто против власти — в списке потенциальных репрессированных.
Мне банально мстят те, кто боялся попасть за решетку в 2005-м за содеянное. Они мстят за свой тогдашний страх. К сожалению, все материалы, которые мы передавали в Генпрокуратуру, там и были похоронены.
Но абсурдность возбужденных сегодня дел наводит на мысль о попытке запугать всех. Бывших членов правительства собираются осудить на основании надуманных обвинений. И это сигнал всем: можно посадить кого угодно и за что угодно. Власть пытается посеять страх. Он должен стать главной опорой режима.
Характерная деталь: убийцы Гонгадзе получили восемь лет, меня предлагают посадить на 12. Если на такой срок тянет «сговор» министра с водителем, у этой страны плохие перспективы.
— Существует и другая версия: при помощи уголовных дел власть намерена лишить возможности баллотироваться наиболее непримиримых оппозиционеров.
— Власть сильна как никогда. Но при этом внутри ее зреет конфликт, условно говоря, между администрацией президента и донецкой ячейкой Партии регионов. Г-н Левочкин достаточно умный руководитель и прекрасно понимает, что долго воевать против всей страны он не сможет, это печально закончилось и для Табачника, и для Балоги. Он устал, используя высшее тело, постоянно просить поддержки у донецких. Он хочет стабильности и определенности, он хочет скорейших выборов в Верховную Раду и собственную фракцию в этой Раде, списки которой будут составлены в его кабинете. Возможно, он думает о повторении подвига Литвина, перешедшего из администрации в спикеры, что сулит перспективы и дивиденды. Что этому препятствует? Нежелание Януковича видеть в следующем парламенте Тимошенко и Луценко.
Если Виктор Федорович не хочет Тимошенко и Луценко в парламенте, делают все, чтобы их там не было. Печерский суд для решения этой задачи подходит лучше всего. Власти не нужны инакомыслящие.
— К Виктору Андреевичу, которого вы защищали в 2005-м и критиковали в 2009-м, это не относится? При этой власти ему ничего не грозит?
— При любой ничего не грозит… Виктор Андреевич живет на госдаче, в его заявлениях сквозит лояльность к режиму, никого из его окружения не трогают. К министрам, входившим в «квоту Тимошенко», у прокуратуры есть вопросы, к министрам, чиновникам, губернаторам, оруженосцам Ющенко — нет. Говорят, что у моего водителя один из дипломов неправильный. Может быть. Но диплом, скажем, г-на Кислинского, эту власть отчего-то не интересует. Я не хочу накликать на Виктора Андреевича и его наперсников преследование, упаси бог. Самая большая кара для Ющенко — отношение к нему людей. На Востоке, на Западе, на Юге и в Центре…
Он проиграл Украину в своей борьбе с Тимошенко. И, что самое безумное, упорно продолжает этим гордиться. И Янукович, очевидно, ему за это признателен.
— Чем для вас может обернуться будущий суд?
— Слова часто материализуются, поэтому лишних слов я произносить не хочу. Я отвечу так: у меня мало шансов на справедливое рассмотрение дела. У Тимошенко, боюсь, тоже.
И Юлия Владимировна, и я, и многие наши соратники четко понимаем — время запугивания прошло. Начиная с ноября, власть взяла однозначный курс — инакомыслящие должны сидеть в тюрьме.
При этом режим по-прежнему боится двух вещей — серьезной реакции Запада и неконтролируемых социальных волнений, даже таких незначительных, как недавний предпринимательский Майдан. Память того пятилетнего Майдана живет в их спинном мозгу.
До суда никто брать под стражу ни меня, ни Тимошенко, скорее всего, не будет. Но власть рассчитывает, что решение суда и общество, и Запад примут.
Впрочем, нервическая спешка власти, которая каждый месяц теряет в доверии, ее подводит. Если уж реанимировали дело о событиях 9 марта 2001 года, то следующим должно стать возобновление уголовных дел в связи с блокированием государственных зданий во времена оранжевой революции. Это выдает ярко выраженный политический характер действий власти
— Но, кстати, в свое время в знаменитых «списках Луценко» перед выборами-2007 Андрей Шкиль фигурировал в одном перечне с криминальными авторитетами. Как лицо, проходившее по уголовному делу, возбужденному после событий 9 марта.
— Имя Шкиля было снабжено специальным пояснением, что речь идет о фигуранте политического дела. Он был внесен в списки именно для того, чтобы меня не обвинили в предвзятости (в этих списках большинство фигурантов имели непосредственное отношение к Партии регионов). Я помню, что Андрей очень обиделся, и Тимошенко тоже, но я был объективен. Я подходил к Шкилю и говорил: дело расследуется СБУ, сходи к Турчинову, напиши заявление, чтобы это дело в конце концов закрыли.
— Бродский обвинил вас в том, что вы дали показания на Шкиля и таким образом избежали попадания за решетку за активное участие в «Украине без Кучмы». Вы называли это клеветой. Почему же вы не подали в суд за клевету?.
— Если на Бродского подавать в суд за все, что он говорит, то можно просто поселиться в судах.
Спросите у самих ребят, которые сидели за участие в «Украине без Кучмы», кто их вытягивал из тюрем…
Тогда, во время допросов, я оказался жертвой наивности. Я узнавал на видео участников событий 9 марта, даже не зная, что это могут использовать против них. Я искренно думал, что когда я говорил, например, «Ну вот видите же, Игорь Мазур машет рукой, призывая людей отойти от милиции, пытаясь остановить столкновение», я ему тем самым помогаю. А получилось, что я опознал человека, которого следствие считало одним из организаторов массовых беспорядков. То, что я делал тогда, было честно. И было глупо.
Мне все равно, что говорят политиканы. Для меня главное, что сами ребята никакой вины за мной не видят. Я очень дорожу отношениями с тем же Мазуром, Зайченко и со Шкилем, с которым, несмотря на этот рубец, мы товарищи.
— Что может ожидать бывшего министра внутренних дел, если суд признает вас виновным?
— То, что я могу ни за что получить большой срок, конечно, крайне неприятно. Но любой срок для экс-министра внутренних дел является вопросом жизни и смерти. По одной простой причине. В одной зоне сидят уголовники, коих мы паковали по 200 тысяч в год. В другой — бывшие милиционеры, которые попали туда вследствие работы службы внутренней безопасности. Где изволят содержать Луценко?
Еще раз повторю: слова материализуются, мысли тоже. Я стараюсь поменьше думать о плохом. Ну не может же так быть, что в судах остались только те, кто боится или торгует. И верю в то, что в стране можно найти справедливость. Если в это не верить вообще, остается только пистолет.
Не сочтите меня наивным, но у меня надежда и на позицию Запада, и на реакцию общества. Этот режим живет на западные кредиты, по сути. За год правительство Азарова почти на 30% нарастило внешний долг. Если недовольство западных демократий выльется в некие финансовые санкции, эта власть рухнет через квартал.
Трудно прогнозировать поведение общества, ведь никто не прогнозировал ни большого Майдана-2004, ни малого Майдана-2010.
— Но между ними было колоссальное разочарование. В первую очередь, разочарование в конкретных людях, не оправдавших надежд..
— Есть разочарование, есть усталость. И в Украине, и в Европе. Тем не менее Майдан-2 состоялся. Не такой внушительный и по количеству участников, и по масштабу целей. Но по сути это тот же Майдан — люди чувствуют острую несправедливость и не имеют других способов ей препятствовать.
Майдан невозможно организовать и невозможно спрогнозировать. Я не верю, что люди выйдут на Майдан за Луценко, и не хочу этого. Я этого, честно говоря, не стою. Ни я, ни Тимошенко, никто из запланированных на «посадку» министров. Но допустить атмосферу всеобщего страха общество не вправе. Если сегодня справедливости в судах не найдется для нас, завтра на нашем месте может оказаться любой свободомыслящий человек в этой стране.
— Мысль о том, чтобы выехать из страны, не посещает?
Мне ее активно подбрасывают. Но я ее отметаю категорически. И дело даже не в том, что не с моим лицом и не с моими доходами игра в прятки по заграницам. Меня не поймут люди, я сам себя не пойму. Понятно, что 12 лет — это просто катастрофа. Но я не понимаю, почему я должен убегать из собственной страны, не совершив ничего противозаконного.
— На помощь Андрея Клюева (с которым вы, кажется, были дружны) или Рината Ахметова (с которым так мирно пили чай и, помнится, даже целовались при встрече) не рассчитываете?
— Нет. Ахметов в свое время говорил, что был признателен мне за то, что прожил эти годы, не боясь что его бизнес будут разрушать по беспределу. Но особых отношений у нас с ним не было, и помощи я от него, разумеется, не жду.
С Клюевым все несколько иначе. Мы с ним одного поколения, но совершенно разные. Наверное, поэтому нам было по-своему интересно друг с другом. Когда было возможно находить политические компромиссы, мы их находили, когда это было невозможно — друг на друга не обижались. Мы даже голосовали за отставку друг друга…. Мне кажется, что сегодня Андрей очень сильно меняется. Я всегда считал, что он достаточно богатый и самодостаточный человек, чтобы искать не в державной службе личную выгоду. К сожалению, в последнее время эта точка зрения сильно поколебалось.
— Как вы думаете, что он испытает во время суда над вами?
— Спросите у него. Надеюсь, он не будет счастлив, как многие его соратники.
— Год назад вы прогнозировали, что некоторые изменения в психологии правоохранителей милиции станут необратимыми. Что сотрудника МВД будет трудно толкнуть на прямое нарушение закона. Но если верить вам, ваши бывшие коллеги, подчиненные, соратники сегодня оговаривают вас. То есть без зазрения совести идут на нарушение закона. Не погорячились ли вы тогда с прогнозами?
— Во-первых я говорил, что очень многое будет зависеть от первого лица. Во-вторых, степень готовности людей к сопротивлению попыткам реставрации прошлого я, наверное, переоценивал. Но и степень предательства преувеличивать не стоит. Прокуратура допросила более сотни, а лживые показания против меня дал какой-то десяток. Для дела хватит и этого. Но зато есть и ощущение того, что порядочных людей на порядок больше.
Многое для меня еще неясно. Несмотря на громкие анонсы, мы к делу еще не допущены, оно не прошито и не пронумеровано, поэтому мы не можем приступить к его изучению.
Я допускаю, что многие были запуганы, и на суде все может быть по-другому. У меня есть основания думать, что из некоторых необходимые показания выбивались. Не физически, разумеется, а морально. У меня есть на этот счет письменные заявления. И на суде я их предъявлю.
Когда один их моих водителей не стал давать на меня заказные показания, его жена тут же была уволена со стратегической должности в буфете центрального аппарата МВД. Это уровень моральности нынешней системы. Другой сотрудник отказался порочить меня, несмотря на обещания повышения в звании. Как следствие, его уведомили о будущем сокращении.
— Степень личной вины за то, что система МВД не реформирована, испытываете? Практика сбора денег, насколько можно судить, так и не была искоренена.
— Мы внесли более 50 законов, способных радикально реформировать систему. Но в парламенте никаких реформ не хотела ни оппозиция, ни власть. О Викторе Андреевиче, от чьей политической воли зависело очень многое, вообще говорить не хочу. Я слишком поздно понял, что он меня назначил главным пугалом, благодаря искреннему рвению которого в его кабинет выстраивалась очередь из готовых договариваться.
Чтобы радикально изменить систему, требовалось, помимо всего прочего, уменьшить численность министерства, увеличить оставшимся зарплату и повысить уровень требований. Но для того чтобы сократить МВД в два раза, нужно иметь два бюджета. При увольнении сотрудник получает одноразовую помощь в размере месячного содержания, умноженного на количество лет выслуги. У нас не было таких средств.
Поэтому я вынужден был ограничиться внутренними реформами в рамках заданного бюджета. Я уменьшал карательные органы, занимавшиеся контролем за предпринимателями, надстройки в ГАИ, то есть потенциально коррупционные структуры, и увеличивал угрозыск, патрули. Но сломить ситуацию это не могло. Я принял милицию, в которой зарплата была менее 50 долларов, а ушел из той, в которой зарплата составляла более 200. Но это тоже не деньги. В крупных городах, где есть с кого содрать, такая зарплата — насмешка. Начальники райотделов с зарплатой в 5 тысяч гривен могут быть честными. Это тяжело, но возможно. Но лейтенант-первогодка, получающий тысячу гривен, будет искать приработок.
Я не буду врать, я чувствовал, что деньги не перемещаются за моей спиной по коридорам МВД. Но могу поклясться своей семьей, что лично не заработал ни одной копейки от так называемого вертикального сбора в МВД.
— То есть при вас милиция деньги не собирала и наверх не отправляла.
Деньги собирали, но при мне была разрушена как таковая централизованная система вертикального сбора. Мы сажали сборщиков податей сотнями.
Именно поэтому, кстати, «Беркут» и ГАИ в столице, насколько я знаю, голосовали за Партию регионов. Они устали жить между унижением маленькой зарплатой и страхом перед службой внутренней безопасности. Они инстинктивно хотели возврата прежних времен, когда нужно было отдать начальнику и можно было заработать себе.
И вот времена вернулись. Вернулся пресловутый «левый план». Ривненские гаишники, земляки, рассказывают, что им надо сдать наверх за смену 500 гривен, если при этом выполняется официальный план по штрафным квитанциям — 400, если плохая погода — 300. Не собрали — хоть из дому неси. И это не Киев, это — Ривне.
Разрушить порочную систему сборов полностью можно было при наличии хорошей службы внутренней безопасности и хорошей зарплаты. Первое у меня было. Второго — не сложилось.