Реклама, как известно, двигатель торговли. Политическая реклама — ее тормоз. Так было, потому что занимались ею все, кому не лень, включая политических лидеров, которые внезапно обнаруживали у себя творческие способности. Лидеры вообще часто находят в себе разные способности, включая сверхъестественные, особенно, если становятся предметом обожествления со стороны подчиненных.
Политическую рекламу творят талантливые режиссеры, для которых это просто халтура. Сделал, потратил и забыл. Основной доход и самоуважение приносит основная деятельность.
Ее также творят и бездарные режиссеры, для которых это единственный источник дохода, успешно пропиваемый после выборов.
Слоганы изобретают импортные политтехнологи, которые уже все в своей жизни изобрели, ради какой-то Украины не напрягаются и просто переносят сюда творческие находки из Зимбабве, например, убеждая, что все люди одинаковы. И в самом деле — ну какая разница между австралийским фермером, нигерийским чернорабочим, американским «белым воротничком» и волынским крестьянином? Да никакой. Они все хотят покупать подешевле и продавать подороже. Местный колорит иногда вносится, а чаще нет. US needs Gore. Ну и чего тут менять, кроме страны и фамилии?
Слоганы также изобретают родственники лидеров, местные продвинутые политологи, журналисты, завхозы, секретарши и просто те, кто проходил мимо.
Все это делается ради достижения давно сформулированной основной цели рекламы — «продать человеку то, что ему не нужно, за деньги, которых у него нет». А если применить эту мудрую мысль к политической рекламе — выходит крайне забавно, но зато жизненно.
Разговор об эффективности рекламы как таковой назрел потому, что текущая предвыборная кампания (если ее можно таковой считать) стала первой, в которой на полную заработали рекламисты.
И поэтому уже не дергается народ при переходе от коммерческих рекламных отрезков к политическим. Тональность, стиль подачи, голос диктора и даже эти милые сограждане, так убежденно (дубля с седьмого-восьмого) вещающие о накопившихся проблемах.
Очень не хватает продакт-плейсмента (это, кто не знает, ненавязчивое демонстрирование продукта в контексте некоего художественного произведения, например, сериала). Но это уже издержки досрочных выборов — кто же мог спланировать, как дело обернется? Ну разве что Анжелика…
А если в следующий раз у рекламистов будет хотя бы полгода на подготовку — будет все как у людей. И какой-нибудь симпатичный мент не только нальет в кафешке продукцию фирмы «Немиров», но и удачно раскроет жутко запутанное коллективное убийство, а в кармане маньяка случайно обнаружит….удостоверение члена Партии регионов, например. Причем абсолютно случайно и не привлекая к этому факту внимание. Только один кадр удостоверения крупным планом — и все.
Неплохо может также пойти партийный значок на груди проститутки (только очень дешевой и грязной), а также партийный флажок на столе в офисе у отрицательного типа — вора и взяточника.
Но это в будущем. А на сегодня мы имеем вторжение в политическую жизнь более примитивных рекламных технологий. И, казалось бы, логика штабов правильна — нечего тиражировать никому не понятные бренды (Партия всеобщего и полного процветания, развития и достатка) и не очень привлекательные физиономии. Надо с людьми общаться, надо обращаться к ним напрямую и еще надо, чтобы с ними общалась тетя Валя из соседнего подъезда. К ней-то уже точно доверия больше, чем ко всем агитаторам, вместе взятым.
И все бы хорошо… Но уж больно целлулоидная жизнь течет на экране в рекламных паузах. А если учесть, что все эти словоизлияния «случайных» прохожих идут друг за другом, в одном блоке, возникает ощущение не своего двора, а какого-то двора в параллельной реальности. Где все эти персонажи общаются не со зрителем, а друг с другом.
— Вот получила счет, а там 400 гривен. О Юле говорят разное, но когда она была, ни на копейку квартплату не поднимала, — говорит женщина с нервными глазами.
— Экономика под руководством оранжевых развалилась полностью, — отвечает ей женщина в очках.
— А я вот мясо пришла покупать, так оно по 40 гривен. А при Юле было по двадцать. Пусть они сварят эту стабильность и едят ее, — вмешивается проходящая мимо женщина с мясом в руках.
— А цены уже стабилизировались, — возражает ей дядя непонятной внешности, но с грозным голосом.
Проходивший мимо основательный мужик останавливается и спрашивает собравшихся:
— А кто может повысить зарплаты медицинским работникам? Литвин. Стране нужен Литвин.
И уходит.
И тут раздается крик с бензоколонки:
— Когда был кризис, заправлялся по 3,50. А сейчас почти за 5. Юлю нам верните! — обращается он к кому-то.
— А коррупция? — ехидно интересуется молодая темноволосая девушка. — Ющенко отправил Тимошенко в отставку, обвинив ее в коррупции…
— Юлю нам верните, — не унимается бензоколонка.
Внезапно образовывается кто-то, удивительно похожий на президента.
— Мы вместе с вами добьемся того, чтобы богатства принадлежали всем вам, а не нескольким десяткам олигархов, — говорит он собравшимся.
— Юлю нам….
— Закон один для всех, — уверенно говорит он.
— Нет, помаранчевые никогда не договорятся, — вздыхает женщина на лавочке.
Опять подходит основательный мужик, сообщает: «А стране нужен Литвин» и уходит.
Рядом раздается стук падающего тела. Это в машине ехал коррупционер, а машина внезапно пропала. Коррупционер-депутат с удивительно тупым выражением лица стоит истуканом и его нагружают кирпичами.
— Будете жить в таких квартирах, как все, — говорит ему кто-то в очках, удивительно похожий на Юрия Луценко, подкладывая кирпичи.
Рядом в детском садике дерутся дети. К ним подходит директор садика, разнимает, грозит указательным пальцем. «Не дадим расколоть страну», — говорит директор голосом Александра Михайловича Волкова. «Я злой и страшный серый волк, я в поросятах знаю толк. Р-ы-ы!» — это уже просто кажется, потому что так он похож на народного артиста Леонова. Или на Доцента?
— Да какой раскол! Когда Юля была премьером — и копейка была, и хозяйство развивалось, — говорит Волкову мужик с граблями. — Пора Юлю в правительство возвращать. Сделала тогда — сделает сейчас.
— Правительство Януковича стабилизировало ситуацию, — грозным голосом говорит дядя с непонятной внешностью.
— Юлю нам.., — это, ясное дело, с бензоколонки.
Двое работяг затягивают диван в подъезд соседнего дома.
— Государство квартиру в аренду сдало. Почти бесплатно. Будет им, где разгуляться, — объявляет один из них.
— А олигархам мало заводов. Им еще и землю подавай. Кто привлечет их к ответственности? Только Литвин, — отвечает работягам внезапно вернувшийся мужик.
Тут к собравшейся толпе подкатывает микроавтобус, из него выбегает съемочная группа, и молодой человек с прической испуганного ежика начинает приставать ко всем с вопросом: «А может ли «Тайд» быть лучше кипячения?»
— Вы же еще не в белом! Мы пришли к вам, — заявляет он собравшимся.
— Сделала тогда — сделает сейчас, — отвечает ему хором часть собравшихся.
— Закон один для всех, — напоминает вторая часть.
— Стабильность и добробут, — настаивает третья.
— А стране нужен Литвин, — упирается основательный мужик.
Проснулись.
Может, оно и правильно. Стирает народ «Тайдом» как подорванный. Но вот если, не дай бог, после стирки одежда пойдет пятнами, какой-либо порошок в супермаркете будешь обходить третьей дорогой, чтобы не подцепить заразу. Поэтому некачественный товар покупается один раз. Качественный, даже найденный под воздействием телеперсонажа, — потом долго и счастливо.
Этих политиков, уж извините за сравнение, мы употребляем много лет. Не потому, что качественные, а потому, что других нет. Мы их знаем как членов семей, поскольку ежедневно десятилетие они входили в наши дома.
Эти порошки мы впервые попробовали давно. Кому какой понравился, таким и стирает. А все эти предвыборные произведения как бы советуют нам: «Нет, ну еще раз присмотритесь. Нет, он уже немножко другой. Ну, с годами качество все выше и выше. Опыт опять же. Может, купите, а?»
Сидят отец-политик с сыном, едят какой-то сыр.
— Папа, а люди есть?
— Нет, сынок, это фантастика.