Военный медик Ольга Шаповалова была одной из тех, кто прошел настоящий ад этой войны. Первый взрыв 24 февраля, бомбардировки Мариуполя, тысячи раненых, сотни ампутаций и лапаротомий в туннелях-бункерах завода имени Ильича. А потом шесть месяцев российского плена. Гематомы, допросы под электрическим током и единственный ответ на манипуляцию оккупанта «вы никому не нужны»: «Нужны. Я уверена, сейчас обменивают тех, кто нуждается в этом больше, — раненых. Мы можем подождать».
Ждать Ольге пришлось до 17 октября. Тогда между Украиной и РФ состоялся очередной масштабный обмен пленными. Он был эмоциональным и действительно особым — в Украину из плена вернулись 108 женщин.
Обо всем, что пришлось пережить — от первого взрыва в Мариуполе до первого шага по украинской земле после плена, Ольга Шаповалова рассказала в интервью ZN.UA.
Первые месяцы полномасштабной войны. Мариуполь
— По образованию я медик, — рассказывает Ольга. — Работала в Мариупольском военном госпитале №555. Занимала должность операционной сестры хирургического отделения. 21 февраля 2022 года нас срочно вызвали в госпиталь. Тогда Россия признала «ДНР» и «ЛНР» в границах целых областей. Мы понимали, что готовиться нужно к наихудшему. Тем более в новостях только об этом и говорили.
С 21 февраля мы находились в госпитале на казарменном положении и интенсивно готовили материалы на случай возможных боевых действий. 23 февраля нас, согласно рапорту, отпустили на два часа домой. Мы взяли необходимые вещи и еду и вернулись в госпиталь. Тогда мы и представить не могли, что буквально через несколько дней это место превратится в настоящий ад. А домой я уже не вернусь.
— Мариуполь быстро стал самой горячей точкой. Что происходило в городе в первые дни вторжения?
— 24 февраля мы, как и все украинцы, услышали громкий взрыв. Было понятно — началось. Мы быстро переоделись и начали работать.
Людей в госпитале становилось все больше, поэтому пришлось переоборудовать некоторые комнаты и сделать из них дополнительные операционные. Это позволило нам оперировать по пять-шесть человек одновременно. Сначала в госпиталь поступали военные, позже — гражданские, в частности дети. Люди обращались за помощью разной степени. Кто-то нуждался в операционном вмешательстве, кто-то просил дать медикаменты, сделать перевязку, измерить давление. В таком режиме нон-стоп мы работали до 16 марта. Работы было очень много, медики даже не думали о сне.
Наш госпиталь находится рядом с бассейном «Нептун», поэтому его территорию неоднократно обстреливали. 16 марта в реанимацию прилетела авиабомба. Я вместе со своими коллегами тогда была в операционной. Всех нас снесло взрывной волной. Мешки, которыми были заложены окна, слетели, нас мгновенно засыпало стеклом. В тот день госпиталь разбомбили полностью.
16 марта российские военные нанесли также авиаудар по Мариупольскому драматическому театру. Помню, как через 30 минут после удара к нам привезли женщину на сороковой неделе беременности. У нее был открытый перелом бедра. Мы оказали ей первую необходимую помощь прямо в коридоре разрушенного госпиталя. После чего приехал автомобиль и отвез пострадавшую в больницу.
На следующий день часть команды медиков из 555-го госпиталя отправили на «Азовсталь», наша команда поехала на комбинат имени Ильича. Мы тогда даже не понимали, какой день за окном, поскольку за календарем, конечно, никто не следил.
На заводе Ильича мы жили в туннелях-бункерах и параллельно оперировали пострадавших. Коридоры были в таком плохом состоянии, что с потолка постоянно капала вода. Для того чтобы она не попадала на раненых, нам приходилось прикрывать людей клеенкой.
Позже мы переехали в другой бункер — больше и прочнее. Там у нас было до 200 раненых. Мы их оперировали, делали перевязки. Работали в основном с тяжелыми пациентами — в ужасных бункерных условиях неоднократно делали лапаротомии, ампутации конечностей, операции на лице, на грудной клетке, перевязки под наркозом, первичные хирургические обработки. Также провели нейрохирургическую операцию на открытом мозге. Пациент выжил и сейчас проходит реабилитацию. Одним словом, мы делали все, что могли. Это был очень большой и ответственный объем работы. Так продолжалось до 12 апреля, пока нас не захватили в плен.
Шесть месяцев плена. Еленовка, Таганрог, Валуйки, Курск
— Как вы попали в плен? И что было потом?
— Мы были в бункере одной из бригад, когда нас захватили в плен российские военные. Наших людей было много, только женщин около 80.
Первые полтора суток мы находились в поселке городского типа Сартана Донецкой области. Там были раненые, поэтому мы оказывали им медпомощь.
Позже всех девушек собрали и перевезли в Еленовку. Там нас содержали в очень тесных камерах. Например, в двухместной, где была я, находилось 15 женщин. В чуть больших камерах могло находиться по 40 человек. Наша комната была такая маленькая, что ступить было негде. Лежали и спали мы сидя. На лавках, которых было всего две на 15 человек, спали по три девушки. То есть три — сверху, еще три — снизу. Все лежали вповалку. Кормили нас нормально, даже приносили хлеб, макароны. Нас это очень удивляло, потому что мы не ели хлеба с марта, а возможно, даже и с конца февраля.
19 апреля меня вместе с 50 другими девушками вывезли в российский Таганрог. При оформлении в СИЗО нам дали команду раздеться и приседать. Это происходило на глазах у мужчин, поэтому мы испытывали ужасное унижение. Потом нас завели купаться в холодную воду, после чего — сдавать отпечатки пальцев.
В Таганроге нас неоднократно водили на допросы, издевались, били и почти не кормили. Наши завтрак, обед и ужин сложно было назвать едой. Это были очень маленькие порции. На обед давали воду, и если в этой воде плавал хотя бы один кусочек картошки, это было большое счастье. В течение дня нам выдавали всего три кусочка хлеба.
В Таганроге мы пробыли 35 дней, а потом нас перевезли в Валуйки Белгородской области. Туда мы приехали худыми, побитыми и обессиленными. Наши руки и ноги были покрыты синяками и гематомами. Конвой и спецназ сопровождали нас везде, даже в туалет. Очень редко можно было попросить лекарства в случае проблем со здоровьем. Хотя это тоже зависело от смены. Помню, когда болела голова и мы просили таблетки, нам отвечали: «Это погода такая. У всех голова болит. Таблеток нет. Терпите».
В Валуйках мы подвергались как физическому, так и психологическому давлению. Если за шесть секунд человек не успевал добежать в свою комнату, его били электрическим током. Если доедал ужин после команды «стоп», его заставляли делать упражнение берпи. Так, однажды я допила чай в столовой после того, как сказали, что ужин закончен. Спецназ увидел это и заставил делать берпи 40 раз без перерыва. А потом с издевкой спросил: «Ну что, чай вышел?».
За «особую» вину пленных переводили в камеры СИЗО. Я, например, просидела там месяц, хотя до сих пор не понимаю, за что. Сидеть в СИЗО можно было только на табуретке, телевизор запрещался. Но это и к лучшему. Потому что по телевидению нам ежедневно показывали российские новости, в которых рассказывалось о «боевых достижениях» рашистов. Нам пытались навязать мнение, что Украины больше нет, а мы никому не нужны. На такие выпады мы отвечали: «Тогда верните нас, зачем мы вам нужны?». Также нас неоднократно спрашивали, не хотели бы мы жить в России, получить паспорт. Но мы не верили в то, что Украины нет, что о нас забыли и не хотят обменивать. Помню, я всегда говорила: «Значит, есть другие, которым больше нужно. Есть раненые. Мы можем подождать».
Также СИЗО предусматривал пятичасовые физические нагрузки — от завтрака до обеда без перерыва. Вместо перерыва во время нагрузок нам разрешали постоять.
— Удавалось ли вам общаться с другими пленными?
— Да, иногда мы могли шепотом общаться в камере или во время прогулки во дворе. Говорили о детях, об Украине. Обсуждали новости из телевизора и верили, что нас очень скоро отпустят.
— Что было после Валуек?
— Нас перевезли в Курск. Там мы прожили месяц. В этом месте были закрытые камеры, поэтому за все время мы ни разу не были на улице. Еду нам выдавали через окно. В этом месте было сильное физическое и психологическое давление на нас. Распорядок дня был таким плотным, что у нас не оставалось времени на общение между собой. Трижды в день мы делали зарядку, обязательно учили русские песни и стихи. Нас заставляли петь их, слушать лекции с критикой Степана Бандеры, Украинской повстанческой армии. А еще мы читали и пересказывали российскую пропагандистскую литературу.
Спустя какое-то время нас снова перевезли в Таганрог. Мы были шокированы, когда поняли, что вернулись в это ужасное место. Нас поселили в камеры, в которых уже жили другие девушки. Места не было, поэтому мы легли на полу. Нам выдали матрасы и постельное белье. Моя постель была такой грязной, что я не могла положить на нее голову. Общаясь в камере, мы поняли, что в Таганрог свезли людей из разных мест. Также мы заметили другое отношение к нам. В комнатах было очень холодно, поэтому нам даже разрешили укрыться. Раньше это запрещалось. Тогда и вспыхнул огонек надежды на то, что нас скоро освободят.
Возвращение домой
— В понедельник нас подняли очень рано — еще до шести утра. Сказали собирать вещи. Затем нас погрузили в автозак, но на этот раз некоторым даже не завязывали глаза. Было сильное ощущение, что мы наконец едем домой. Потом нас привезли самолетом в Крым, разрешили снять повязки тем, у кого они были. Ехали весь день, а затем я увидела знак — Васильевка, Запорожская область. Там нас и обменяли.
Выходя из машин, мы по привычке держали руки за спиной, но наши парни заметили это и сказали: «Девушки, вы не в плену, вы дома. Не прячьте руки за спину». «Дома», — выдохнула я.
— Какими были ваши первые впечатления, когда вы, наконец, поняли, что находитесь на подконтрольной Украине территории?
— Я увидела своих девушек из госпиталя. Мы очень долго обнимались и плакали. Наконец мы были свободны. Это была огромная радость.
Потом мы поняли, что освободили не всех наших. Мы скучали по ним и не понимали, почему так произошло. К сожалению, сейчас в плену в России все еще находятся очень многие наши ребята и девушки. Мы должны вернуть каждого, это важная задача для нашей страны.
[pics_lr left="https://zn.ua/img/forall/u/14/9/photo_2022-12-14 11.59.02.jpeg" ltitle="" right="https://zn.ua/img/forall/u/14/9/photo_2022-12-14 11.59.00.jpeg" rtitle="undefined"]
— Как ваша жизнь устроена сейчас?
— Мой муж переехал во Львов, снимает там квартиру. Еще во время моего плена он собрал документы для того, чтобы обратиться в Европейский суд по правам человека. Помогали ему в этом юристы Украинского Хельсинского союза по правам человека.
После возвращения домой я месяц была в Днепре, сейчас нахожусь на реабилитации в Трускавце. Позже поедем в Буковель. А потом вернемся на службу. Мы напишем рапорт, где хотим служить, и будем продолжать работать.
Я бы хотела, чтобы люди помнили, что в Украине продолжается война. Хочется, чтобы поскорее наступил мир и чтобы все наши ребята и девушки вернулись домой. Важно беречь мир, ценить свою жизнь, поступать по совести. И, конечно же, помнить о тех, кто остается в плену, делать все возможное для их возвращения, а потом помогать с реабилитацией. Все мы одна команда, и наша цель — победить в этой ужасной войне.
Материал подготовлен в рамках проекта «Справедливість 24», направленного на документирование военных преступлений РФ в Украине.
Больше статей Елизаветы Чижик читайте по ссылке.