UA / RU
Поддержать ZN.ua

«НЕ ВСЁ ВРИ, ЧТО ЗНАЕШЬ»

О том, что Михаил Потебенько — прирожденный оратор и весьма искусный чтец-декламатор, были осведомлены все, кто хоть раз имел счастье внимать его публичному выступлению...

Автор: Сергей Рахманин

О том, что Михаил Потебенько - прирожденный оратор и весьма искусный чтец-декламатор, были осведомлены все, кто хоть раз имел счастье внимать его публичному выступлению. Но 10 января генпрокурор превзошел самое себя. Наверное, это было бы даже смешно, когда бы не было так страшно. Порою казалось, что присутствуешь на чудовищном эксперименте, цель которого - определить степень идиотизма депутатского и журналистского корпусов.

Думается, нет особой необходимости детально разбирать пространный и путаный спич первого лица украинской прокуратуры в высшем законодательном органе - в последние дни отечественные СМИ показывали и цитировали Потебенько чаще, чем Кучму, а некоторые фразы Михаила Алексеевича по частоте упоминания и по афористичности вполне могли соперничать с «перлами» Николая Фоменко.

Но все же парочка фрагментов речи генпрокурора заслуживает быть отмеченной. Взять хотя бы не требующую комментариев, замечательную по глубине и обоснованности фразу - «Як стверджують працівники охорони Президента, Мельниченко ніколи нічого не залишав у кабінеті Президента…» Немало изумили и другие «откровения» Потебенько. С его точки зрения, «не до кінця досліджена поведінка Притули, котра не сприяє забезпеченню повноти і об’єктивності слідства», «негативно своїми діями впливає на інших свідків». Господин прокурор с гордостью сообщил, что «слідством установлено» - граждане Мусиенко и Сильченко, с которыми контактировала редактор «Украинской правды» во время своего пребывания в Тараще, «тривалий час знаходяться в добрих стосунках з депутатом Олександром Морозом». Для того, чтобы узнать о контактах Притулы и Мороза, достаточно было почитать нашу газету, в которой коллега Георгия Гонгадзе сама сообщила о том, что обратилась к Александру Морозу за помощью, так как Таращанский район - его избирательный округ.

Можно, разумеется, предположить, что г-н Потебенько не читает газет вообще, и нашу, в частности. Но в своей речи он опроверг эту гипотезу, поскольку в конце своего выступления процитировал фрагмент публикации «ЗН», правда, не сославшись на источник.

Выводы, сделанные генеральным прокурором, без преувеличения потрясли. Михаил Потебенько признал: проведенная экспертиза ДНК позволяет с вероятностью 99,6% утверждать, что тело, найденное в Таращанском районе, принадлежит нашему пропавшему коллеге. И тут же заявил, что «є ряд категоричних свідчень, виходячи з яких можна робити висновок про те, що Гонгадзе живий». Под «категоричними свідченнями» докладчик подразумевал утверждения двух свидетелей, якобы видевших Гонгадзе во Львове уже после его исчезновения…

Даже человек, бесконечно далекий от таинств следственных мероприятий, проанализировав выступление генерального прокурора, вправе заподозрить следственные органы в вопиющей некомпетентности. Либо в чудовищном цинизме. Разве не давали ответственные лица совсем недавно голову на отсечение, что найденное в Таращанском районе тело не принадлежит Гонгадзе? Разве нас вчера не заверяли, что труп «перезимовал», в то время как сегодня экспертиза показала, что «давность развития процессов разложения тела составляет приблизительно 2-3 месяца»? Разве нас не убеждали, что погибший существенно старше и значительно ниже Гонгадзе, между тем как по заявлению Потебенько труп принадлежит мужчине, возраст которого 30-39 лет, а рост 177-184 см? Как именно квалифицировать - как цинизм или как некомпетентность - то, что должностные лица позволяли себе безапелляционные утверждения до окончания экспертизы?

По сути, мы не услышали от Потебенько ответов ни на один из вопросов, которые неоднократно задавали следствию родные и близкие Гонгадзе, пресса и члены временной следственной комиссии Лавриновича. Отчего тело пролежало в Тараще 10 дней в неприспособленном для этого помещении и отчего сразу же после того, как там побывали журналисты, оно было срочно вывезено в Киев? Кто отдавал распоряжение о вывозе тела? Какова причина смерти? Есть ли на теле следы пыток? Обрабатывалась ли кожа на теле химическими препаратами, ускоряющими его разложение? По какой причине следствие так долго не предоставляло родным Георгия Гонгадзе возможности опознать тело и украшения? Действительно ли осколки, извлеченные из трупа, являются осколками боеприпаса? Почему представители Генпрокуратуры не подтвердили и не опровергли заявления мамы Георгия о том, что ее вынуждали подписать сфальсифицированный протокол допроса (в котором содержались утверждения о том, что у Гонгадзе якобы были серьезные долги), а также о том, что у тела, на опознание которого ее приглашали, отсутствуют конечности? Знает ли г-н Потебенько, заявляющий, что 99,6 - еще не 100, что стопроцентной гарантии экспертиза ДНК (как утверждают специалисты) не дает никогда? И что он вообще знает, если живого Гонгадзе не нашел, а мертвым его не признает? И что вообще делали украинские дознаватели кроме установления контактов между гражданином Морозом и гражданами Мусиенко и Сильченко, если единственную конкретную работу - проведение экспертизы - по существу, выполнили, российские специалисты? Что они могут? Установить, что скорость записи «кассет Мельниченко» составляет 4,76 сантиметра в секунду?

Вместо ответов мы услышали страшную рождественскую историю о привидении с бородой. Рассказ о неправомерных действиях эксперта Воротынцева, кознях Притулы, неэтичном поведении Шишкина и Головатого, Жира и Мороза. Рассуждения, что «як журналіст Гонгадзе не міг представляти кому б то не було загрози іміджу». Гневные заявления об «одностороннем подходе», «незаинтересованности в объективном расследовании», «грязной игре», «конъюнктурных политических интересах», «спекуляциях на деле Гонгадзе», «отвлечении внимания общественности» и «деморализации усилий прокуратуры».

То, что генеральный прокурор, которому (если верить повестке дня парламентской сессии) надлежало выступить с информацией о ходе расследования «дела Гонгадзе», увлекся раздачей политических оценок и развешиванием политических ярлыков (что явно выходило за рамки его полномочий), возводило цинизм в степень, близкую к абсолютной.

Тем более что заявления его порождали новые вопросы. «З матеріалів, що є у справі, досить чітко проглядаються організатори і співучасники даної акції…». Кто именно? «На які кошти проходить утримання Мельниченко, з аналізу добутих доказів сьогодні достатньо видно...» Что видно? На чьи средства? «Гонгадзе міг стати жертвою кримінального злочину, у тому числі за наявністю у нього боргів, на що є покази…» Чьи «покази»?

Вопросы, которые остались (и накопились) к Михаилу Потебенько, можно перечислять до бесконечности. Вопрос, что же все-таки случилось с Георгием, судя по всему, не к нему. Но на один вопрос - что же все-таки будет дальше с «таращанским» телом? - он обязан был ответить. Даже не как генеральный прокурор. Как человек.

К тому, что в парламенте Потебенько будет не столько рассказывать об успехах в расследовании «дела Гонгадзе», сколько защищать власть, все были готовы. Но, кажется, никто не был готов к тому, что результаты экспертизы ДНК главный прокурор страны откажется воспринимать как руководство к действию. Народные избранники, насколько можно было судить, были готовы к развитию событий по одному из двух сценариев. Либо генпрокурор на основании результатов экспертизы ДНК заявит, что тело, найденное в Таращанском районе, принадлежит Гонгадзе, либо объявит, что экспертиза этого не подтвердила. И тогда придется ждать результатов независимой экспертизы ДНК, которая проводится в Германии и результаты которой должны быть обнародованы со дня на день. Юридическая сила этих данных - нулевая, общественно-политическая - огромная. Но Потебенько удивил всех. Было абсолютно ясно, что он заинтересован в том, чтобы затянуть время. Для чего?

В депутатских кругах было несколько версий. Первая - отказавшись признать в погибшем Георгия Гонгадзе, власть оставила за собой право единолично определять место и время захоронения тела. Если труп неопознан, то соответствующие органы могут предать его земле где угодно, когда угодно и формально имеют право не ставить об этом в известность общественность. Не секрет, что власть панически боялась похорон, которые могли вылиться в беспорядки с непредсказуемыми последствиями. А значит, все та же власть теоретически могла быть заинтересована в том, чтобы захоронить тело без лишнего шума. Или, как минимум, в том, чтобы тайно и тихо переправить труп к месту предполагаемого захоронения (предположительно, во Львов, где, как утверждают, уже подготовлен участок на кладбище) с тем, чтобы избежать прощания с телом в Киеве, а также иметь время и возможность взять под абсолютный контроль ситуацию во Львове.

Вторая версия сводилась к надежде прокуратуры на то, что независимая экспертиза даст меньшую вероятность того, что «таращанское» тело принадлежит Гонгадзе, а значит, есть шанс лишить оппозицию козыря, а заодно надолго «заволокитить» дело, «усиленно» отрабатывая «львовскую» и «уголовную» версии.

Сторонники третьей версии полагают, что прокуратура не торопится с окончательными выводами до окончания возможных слушаний «украинского дела» в Совете Европы, то есть до конца января. Украинским властям выгодно, чтобы до этого времени Гонгадзе формально считался пропавшим без вести, а не погибшим.

Есть и еще версия. Ее косвенно подтверждают данные, распространенные средствами массовой информации уже после выступления Потебенько в ВР. Речь идет о готовности прокуратуры выдать тело родным Гонгадзе в том случае, если они письменно признают в погибшем Георгия. То есть прокуратура фактически решила умыть руки, оставив за собой право долго и безнаказанно утверждать, что Георгий жив и продолжать «искать» его столько, сколько нужно.

Не зря ведь Михаил Алексеевич в своей судьбоносной речи намекал на то, что «при більш незалежній поведінці родичів Гонгадзе від політичних тисків окремих осіб, у тому числі окремих депутатів та активному сприянні з їх боку слідству, можливо було до цього часу здобути інші докази, котрі сприяли б слідству у розв’язуванні істини». То есть прокуратура выразила готовность снять с себя всю ответственность и возложить ее на родных и «окремих депутатів».

Непраздный вопрос - а чем рискует Михаил Алексеевич? Недвусмысленный ответ - а ничем. В декабре сессия не сподобилась принять решение об отчете генпрокурора. 10 января не смогла проголосовать за безобидное решение - открыть обсуждение прокурорской речи. 11 января оказалась не в силах принять ни одно из семи постановлений, в которых содержалась оценка попыток прокуратуры расследовать «дело Гонгадзе». В декабре карты спутали коммунисты, в январе не хватило голосов «Солидарности» и «Яблока». И так ли уж важно, кто чем руководствовался - давней дружбой с Михаилом Потебенько или личной симпатией к нему, боязнью получить представление о привлечении к уголовной ответственности или указкой Банковой, нежеланием подыгрывать Морозу или стремлением выслужиться перед Кучмой. Какая разница, кто чем торговался - делом о захвате ЦК КПУ или делом об обманутых вкладчиках. Суть в одном - оппозиция оказалась бессильной ответить ударом на удар. Антипрезидентское большинство так и не состоялась. Пропрезидентское - уже развалилось. 184 голоса, поданных за внесение в повестку «имплементарного» проекта закона о парламентском большинстве и парламентской оппозиции, - красноречивое тому свидетельство.

Именно неспособность ВР принимать политические решения, а отнюдь не толпы возмущенных граждан и выполненные в лучших традициях агитпропа гневные телеграммы Президенту от передовых доярок и заслуженных механизаторов с требованиями навести порядок в стране, подсказывает, что эта Верховная Рада, кажется, обречена.

Спасти ее может лишь 300 голосов, отданных за претворение в жизнь решений всеукраинского референдума. Но вероятность того, что это не случится, весьма велика. Как по мне, - не ниже 99,6%.

Вот почему представители фракций, которые, по идее, должны с ног сбиваться, изыскивая голоса, недостающие для благополучной имплементации всенародного волеизъявления, отчего-то проводят долгие часы в спорах о методах проведения будущей кампании. О том, имеет ли смысл быстренько проголосовать за пропорциональную систему и стоит ли соглашаться на предложение Банковой - объединить СДПУ(о), «Демсоюз», «Трудовую Украину» и НДП в один блок, дабы не распылять админресурс…

Как именно будут развиваться события в «деле Гонгадзе» и «деле о кассетах», события в парламенте и в стране - сегодня никто не может гарантировать более чем на 0,4%.

Слишком много должно произойти событий, прямо ли, косвенно способных повлиять на происходящее в стране. Немецкая экспертиза ДНК, австрийская экспертиза аудиопленок майора Мельниченко, слушания в ПАСЕ «украинского дела», судьба «таращанского» тела, разрешение вопроса о времени, месте и форме проведения похорон, окончательный вердикт в «деле Иванченко», возможное возобновление акции «Украина без Кучмы», вероятный отчет генпрокурора перед Верховной Радой - это только то, что лежит на поверхности.

Но есть и другие вопросы. Достаточно ли у прокуратуры оснований, чтобы попытаться «закрыть» Тимошенко? Достаточно ли у Тимошенко решимости, чтобы бороться за себя до конца? Достаточно ли у Ющенко сил и далее бороться за Тимошенко? И достаточно ли у него смелости бороться за себя, если Леонид Данилович под давлением Владимира Владимировича (а, возможно, и в обмен на поддержку) все-таки снимет Виктора Андреевича с поста премьера? Какое зло Президент посчитает меньшим для себя - оставить этот, худо-бедно контролируемый парламент, или попробовать «избрать» новый, более ручной? Судя по всему, досрочные выборы (особенно в том случае, если имплементация, как и ожидается, сорвется с президентского «крючка») - вещь вполне реальная. Но слишком уж рискованно для Президента выпустить на улицы как минимум четыре-пять десятков непримиримых ораторов, которым есть что терять и есть против кого бороться. Появится ли ближе к началу февраля парочка новых кассет от майора Мельниченко, гораздо более жестких, чем предыдущие? И что будет, если Тарас Черновол, действительно получит затребованную им кассету и подтвердит, что майор Мельниченко располагает реальной записью реальной беседы депутата с Президентом?

Пока же можно констатировать лишь то, что в шахматной партии «власть - оппозиция» наметилось тактическое преимущество «белых». Власть не слишком умело наступала, но оппозиция бездарно защищалась. А потому проглотила «информацию» генпрокурора и отпустила его с миром (не дав надлежащей оценки услышанному), восприняла как должное неподписание Президентом в очередной раз принятого закона о временных следственных и специальных комиссиях, а также полное игнорирование рекомендации об увольнении Соловкова, Деркача и Кравченко, не смогла адекватно ответить на акции «громадянської покори».

Перепуг во властных коридорах постепенно сменяется нервической жаждой деятельности. У оппозиции же, напротив, изначальный порыв уступает место растерянности и расхлябанности. Общество демонстрирует замечательные образчики равнодушия…

Со стопроцентной гарантией можно утверждать лишь одно - в «деле Гонгадзе» еще далеко до точки. Нам остается верить, что мы доживем до того момента, когда в этой истории будет поставлен соответствующий знак препинания. Остается ждать, что прокуратура, не сумевшая найти журналиста, найдет в себе смелость назвать вещи своими именами. И остается верить, что тело будет предано земле, виновные - каре.

P.S. Фраза, вынесенная в заголовок, принадлежит перу знаменитого российского писателя Дениса Фонвизина.

P.P.S. Высказывания Михаила Потебенько цитируются по тексту стенограммы заседания Верховной Рады.